Я не понимал только, зачем мне седьмой стакан.
Когда я спустился вниз, поезда на месте не оказалось. Мальчики превратились в серебряные вилки и лежали рядком на земле.
Только пан Клякса по-прежнему сидел верхом на чайнике, пытаясь заткнуть его носик.
Я поставил поднос на землю и накрыл платком, как делают фокусники в цирке.
– Что ты наделал! – закричал пан Клякса. – Ты похитил тучу. Теперь никогда не будет ни дождя, ни снега, ни даже ветра. Мы погибнем от зноя.
Я взглянул на небо. На нем не было ни облачка. И вдруг я понял, что это не небо, а голубой эмалированный чайник, точно такой же, на каком сидит пан Клякса, только гораздо больше. Из чайника на землю струились лучи солнца, вернее золотой кипяток. Жара становилась невыносимой.
Пан Клякса не выдержал и стал быстро раздеваться, но на нем было столько сюртуков, что раздеванию, казалось, не будет конца. Вдруг я заметил, что из волос пана Кляксы повалил дым. Я испугался, что пан Клякса сгорит, и, схватив с подноса стакан с дождем, вылил пану Кляксе на голову. Хлынул проливной дождь. Он шел снизу вверх, как бьющий из земли фонтан.
– Снега! – кричал пан Клякса. – Снега, а то сгорю!
Я схватил второй стакан, зачерпнул ложкой снег и стал обкладывать голову пана Кляксы.
Неожиданно снег стал разлетаться по парку. Из-под снега выскочили серебряные вилки и, бегая как сумасшедшие, стали играть в снежки. Я узнавал в них поочередно то Артура, то Альфреда, то Анастази, то еще кого-нибудь из ребят.
Вилки подняли такую метель, что ничего не было видно. Тогда я решил сдуть снег ветром. Я взял третий стакан и выплеснул оттуда ветер.
Трудно передать, что это был за ветер. Он дул одновременно со всех сторон и сметал все, что попадалось на пути. Он развеял снег и поднял вилки так высоко, что они повисли в небе, как звезды. Стало очень холодно. Я взглянул на пана Кляксу и в первую секунду даже не узнал его. Он превратился в снежную бабу и весело распевал:

Едет, едет Дед Мороз.
Тянет снега целый воз.

Я решил, что пан Клякса отморозил себе ум, и дал ему подержать чайник, как грелку.
Снег растаял, стало тепло, и пан Клякса расцвел. Сначала у него появились почки, потом листья, а потом он весь с головы до ног покрылся цветами. Он срывал их с себя, громко чавкая, ел и во все горло распевал:

Вот когда я съем все это,
Превратится осень в лето.

Но хорошего настроения хватило ненадолго. Пчелы, привлеченные цветами, окружили пана Кляксу со всех сторон, а одна даже ужалила его. Пан Клякса ахал и охал, а из глаз у него текли густые капли меда.
Недолго думая я схватил четвертый стакан, с градом. Град был похож на крупную дробь.
Я высыпал град на ладонь и стал натирать им лицо пана Кляксы. Ему сразу полегчало.
В это время эмалированный чайник в небе повернулся закопченным дном книзу. Наступила темнота. Только серебряные вилки ярко мерцали.
Тогда я вынул из пятого стакана молнию, выпрямил ее, как свечку, и воткнул в землю.
Молния давала столько света, что было видно, как днем.
– Я хочу есть! – вдруг капризно произнес пан Клякса.
У меня ничего не было, кроме стакана с громом.
– Отлично! – воскликнул пан Клякса. – Нет ничего вкуснее грома! Подай-ка сюда!
Я достал гром и подал пану Кляксе. Это был большой красный шар, похожий на гранат.
Пан Клякса достал из кармана перочинный ножик, снял с грома кожуру, разделил на дольки и, причмокивая языком, съел.
Вдруг раздался страшный грохот. Пан Клякса взорвался и разлетелся на мелкие кусочки. Каждый из них превратился в самостоятельного пана Кляксу. Они очень весело приплясывали на траве и смеялись тоненькими голосами.
Я взял одного из них, положил в седьмой стакан и отнес в академию.
Вдруг, откуда ни возьмись, с громкими воплями в форточку влетели серебряные вилки и стали отнимать у меня пана Кляксу.
Я изловчился, поставил стакан в буфет и захлопнул дверцу.
Тут я и проснулся.
Перед собой я увидел настоящего, живого пана Кляксу.
Он рассматривал мое сонное зеркальце и, теребя бровь, приговаривал:
– Сон про семь стаканов… любопытно… сон про семь стаканов… ну и ну!…

Анатоль и Алойзи

Весь сентябрь шли проливные дожди. Кончились игры на площадке в парке, мы не выходили из дому. Пан Клякса был угрюм и неразговорчив. Одним словом, в академии стало очень скучно.
Однажды вечером пан Клякса заявил, что не может жить без бабочек и цветов и поэтому будет раньше ложиться спать. Мы с ним попрощались и тоже отправились в спальню.
– Мне скучно, – вздохнул один из Александров.
– Мне кажется, – сказал вдруг Артур, – что у пана Кляксы случилось несчастье. Вы заметили, что он стал ниже ростом?
– Да, да! – подтвердил один из Антониев. – Пан Клякса уменьшился.
– А может, у него испортился увеличительный насос? – высказал предположение Анастази.
Я не принимал участия в разговоре. Мне очень хотелось спать. Я лег в постель и тут же уснул.
Мне приснилось, что я молоток и пан Клякса разбивает мною пуговицы. Стук молотка раздавался по всей академии. Я проснулся, но удары молотка по-прежнему отдавались у меня в ушах. Я прислушался и понял, что стучат в ворота.
Тогда я разбудил Анастази, и мы, накинув плащи, выбежали во двор. За воротами мы увидели парикмахера Филиппа с двумя незнакомыми мальчиками. Все трое до нитки промокли. Анастази открыл ворота и впустил ночных посетителей.
– Знакомьтесь! Новые ученики пана Кляксы! – сказал Филипп и расхохотался. – Будущая гордость знаменитой академии, ха-ха! Одного зовут Анатоль, другого Алойзи. Оба на «А», ха-ха! Анатоль, поздоровайся, покажи, что ты воспитанный мальчик!
Один из мальчиков кивнул нам головой и сказал:
– Я Анатоль Кукареку. А это мой младший брат Алойзи. – Он указал на другого мальчика, которого они с Филиппом вели под руки.
– Мы очень рады познакомиться, – вежливо сказал Анастази. – Но зачем стоять под дождем? Входите, пожалуйста.
Мы оставили мокрые плащи в прихожей и отвели гостей в столовую. Видно, они очень устали, потому что Алойзи сразу уснул, качаясь на стуле, как китайский болванчик.
Филипп сказал, что хотел привести ребят вечером, но долго плутал и только в полночь разыскал Шоколадную улицу.
– Вы, наверно, проголодались? – сказал я. – Я пойду разбужу пана Кляксу и скажу о вашем прибытии.
– Да, да, обязательно разбуди пана Кляксу! – воскликнул Филипп и снова расхохотался. – У меня припасены для него свеженькие веснушки, ха-ха! Вы ведь хотите увидеть пана Кляксу, ха-ха! А, Анатоль?
– Это для нас большая честь, – вежливо ответил мальчик.
Я поднялся наверх и постучал в спальню пана Кляксы. Никто не отозвался. Я постучал сильнее. Снова молчание. Тогда я постучал в третий раз. Пан Клякса продолжал спать или просто не хотел отзываться. Я подергал дверь. Она была заперта. Я постучал что есть силы в надежде, что разбужу Матеуша. Но мне никто не отвечал.
Тогда я решил пойти на кухню и сам приготовить гостям ужин. Я достал из кладовки крынку молока, хлеб, масло, кусок сыра и жареную курицу, поставил все на поднос и открыл буфет, чтобы достать приборы.
Вдруг я заметил в одном стакане что-то серое. Я подумал, что это мышь, и, накрыв стакан ладонью, поднес к свету. То, что я увидел, привело меня в неописуемый ужас. В стакане сидел пан Клякса, крохотный пан Клякса. Я ясно увидел его лицо, его странный костюм, даже веснушки на носу. Он сидел в стакане как ни в чем не бывало и спал.

Осторожно двумя пальцами я вынул его оттуда и положил на тарелку. Прикосновение к холодному фарфору разбудило его. Он вскочил на ноги, огляделся по сторонам, достал насос, приставил к уху и тут же стал увеличиваться. Потом спрыгнул с тарелки на стул, со стула на пол и превратился в пана Кляксу нормальных размеров.
Я стоял ошеломленный, не зная, что делать.
Пан Клякса посмотрел на меня с досадой и сердито проговорил:
– Это сон! Понимаешь? Дурацкий сон! Совершенный бред! Я запрещаю тебе об этом рассказывать! Пан Клякса тебе запрещает! Понятно? И чтоб больше такие сны не повторялись!
Я попросил прощения у пана Кляксы – что мне оставалось делать? – потом рассказал ему о прибытии Филиппа с мальчиками.
– Управитесь и без меня, – сказал пан Клякса. – Накорми их и уложи спать, а утром я с ними поговорю. Филиппу можешь постелить в моем кабинете, на диване. Спокойной ночи! – И он вышел, хлопнув дверью.
Я выбежал следом и видел, как он въезжал по перилам наверх.
«Ну и дела творятся в академии!» – подумал я, возвращаясь на кухню. Я взял поднос с едой и отнес в столовую.
Алойзи продолжал спать. Филипп и Анатоль принялись есть, не обращая на него никакого внимания.
– Не разбудить ли вашего брата? – спросил Анастази Анатоля. – Он ведь тоже, наверно, голоден.
– Нет, нет, не надо, – ответил Анатоль. – Сон вполне заменит ему еду. Алойзи терпеть не может, когда его будят.
– Вот увидите, ребята, этот спящий царевич станет гордостью вашей академии! – хихикнул Филипп, уплетая курицу.
После ужина Анастази проводил Филиппа в кабинет, а я отправился в спальню приготовить постель мальчикам.
Только я кончил стелить, как в дверях показались Анастази и Анатоль. Анатоль нес на руках спящего братишку.
– Он не любит, чтобы его будили, – снова сказал Анатоль. – Не надо его раздевать, пусть спит одетый.
Мы осторожно уложили Алойзи в кровать, потом сами разделись и крепко уснули.
Проснулся я довольно рано, толкнул спящего рядом Альфреда и рассказал о прибытии новых учеников. Альфред разбудил Артура, Артур – Александра, и через несколько минут спальня гудела, словно пчелиный улей.
Когда Матеуш пришел нас будить, мы все уже были на ногах.
Ребята с любопытством разглядывали новеньких. Анатоль проснулся от нашего шума, а его братишка Алойзи продолжал спать.
Вдруг дверь отворилась, и вошел пан Клякса.
– Доброе утро, мальчики! – сказал он весело. – Ну-ка, где тут новенькие?
– Я здесь, пан профессор. Меня зовут Анатоль Кукареку, а это мой младший брат.
Пан Клякса молча взглянул на Анатоля и подошел к Алойзи.
Он немного постоял над ним, о чем-то размышляя, потом наклонился и крикнул Алойзи на ухо:
– Тебя зовут Алойзи, да?
Алойзи даже не дрогнул.
– Ты слышишь меня, Алойзи? – повторил пан Клякса.
Алойзи лежал, не шевелясь.
Пан Клякса приподнял ему веки, посмотрел в глаза, стал тереть ему щеки, лоб, хлопать по рукам.
Алойзи не просыпался.
– Так, так! – пробормотал про себя пан Клякса. – Оказывается, Алойзи не человек, а кукла. Я всегда был против приема кукол в мою академию. Но теперь уже поздно. Алойзи был приведен ночью, обманным путем. Да, с ним придется повозиться. Его придется научить думать, чувствовать, говорить. Что ж, попробуем. Адась, возьми в помощь Альфреда, двух Антониев и перенесите Алойзи в лечебницу больных вещей. Сегодня уроков не будет. Я занят. Если нет дождя, пойдите с Матеушем в парк.
Он повернулся и вышел из комнаты.
Мы решили тут же перенести Алойзи. Ничья помощь мне не понадобилась: Алойзи был легче пушинки. Когда я взял его на руки, меня окружили ребята и стали его разглядывать. Если бы не эта легкость и неподвижность, Алойзи ничем не отличался бы от живых людей. Голова, волосы, лицо, губы, глаза, лоб, нос, подбородок, руки и даже ногти на пальцах – все было как настоящее. С первого взгляда невозможно было догадаться, что Алойзи кукла.
Его лицо и руки были сделаны из теплой эластичной массы, похожей на человеческое тело.
Изобретатель этой необыкновенной человекоподобной куклы был достоин всяческого восхищения.
Мы были в восторге. Нам было интересно, сумеет ли пан Клякса оживить Алойзи и подружимся ли мы с куклой, когда она оживет.
Молчавший до этого Анатоль включился в разговор и очень толково стал объяснять устройство куклы, которую он любил, как брата. Воспользовавшись этим, я потихоньку отнес Алойзи наверх, в лечебницу больных вещей. Пан Клякса давно с нетерпением меня ждал.
– Положи его на стол, – сказал он, когда я вошел. – Надо немедленно взяться за работу.
– А можно мне остаться? – спросил я робко.
– Даже нужно! – ответил пан Клякса. – Мне понадобится твоя помощь.
Так как мы не завтракали, пан Клякса сначала угостил меня таблетками для ращения волос, после чего велел мне раздеть Алойзи.
Оказалось, что все тело куклы покрыто тонким слоем розоватого металла.
Пан Клякса достал из кармана банку с мазью и сказал:
– Натирай Алойзи до тех пор, пока под металлической кожей не проступят кровеносные сосуды. Вооружись терпением, работать придется долго. Начни с ног, а я пока займусь легкими и сердцем.
Мы работали несколько часов подряд. Пан Клякса снял пластинку, прикрывавшую грудную клетку, и долго копался в механизме.
У меня от натирания совсем онемели руки, но я добился своего. Под металлической кожей мало-помалу выступили жилки и кровеносные сосуды.
– Довольно, – сказал пан Клякса, не глядя в мою сторону. – Теперь займись руками.
Я стал натирать мазью плечи и руки Алойзи. Кончил я работу одновременно со звонком на обед.
Пан Клякса, раскрасневшийся от удовольствия, распрямил плечи, привинтил обратно пластинку и сказал восторженно:
– Красота! Блеск! Иди обедать, а я ему, голубчику, пока мозги вправлю.
Я нехотя покинул лечебницу и отправился в столовую. Первым подбежал ко мне Анатоль, за ним все остальные ребята. Они забросали меня вопросами:
– Алойзи уже ходит?
– Он говорит?
– Что делает пан Клякса?
– Когда он спустится вниз?
– А что у Алойзи в голове?
– Он научился думать?
Я рассказал по порядку все, что видел, и принялся за еду, чтобы поскорее вернуться назад в лечебницу.
Когда я доедал третье, в коридоре послышались шаги. Двадцать пар глаз устремились на дверь.
Она тихо отворилась, и перед нами предстал Алойзи, поддерживаемый паном Кляксой.
Робко и неумело перебирая ногами, он шел прямо к нам, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону и неестественно размахивая левой рукой.
– Вот он! – воскликнул торжествующе пан Клякса. – Познакомьтесь с новым товарищем.
– Добрый день, Алойзи, – произнес Анатоль, с восхищением глядя на куклу.
– Здравствуй, – ответил Алойзи, отчеканивая каждый слог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11