Причем, заметь, медицина для них бесплатная. И все получают пособие. А за ночь такая птичка пропускает по десять — двенадцать клиентов, работает обычно в их машинах. До двадцати баксов за сеанс — так что пара сотен долларов за ночь набегает. И это, заметь, по семь раз в неделю, без выходных. Чистые, безналоговые денежки. Прибавьте еще пособие, бесплатное лечение, а те, у кого есть детишки, получают еще пособие и на них.Пока они с Деркином обсуждали эту тему, техническая команда работала на всю катушку. Ребята что-то измеряли, снимали со вспышкой, обрабатывали специальным порошком места, где могли остаться отпечатки пальцев. Чтобы не мешать им, мы пошли втроем к автостоянке возле мотеля.Деркин заметил:— Хотите знать, кого мы ищем? Маньяка. Джека-Потрошителя в чистом виде!— Само собой, — согласился Гарфейн. — Ты с другими клиентами говорил? Она ведь, должно быть, шумела.— Шутишь, что ли? Чтобы кто-то из них донес? «Ничего не видел, ничего не слышал, и вообще мне пора!» Даже если она и орала, как резаная, все равно никто не придал бы значения. Подумали бы: еще один новый способ получить удовольствие. К тому же разве им было до нее? Они и сами в тот момент ловили кайф.— Сперва он заказывает номер в приличном отеле и вызывает красотку проститутку. Потом подбирает какую-то уличную тварь и затаскивает ее в этот клоповник. Как думаешь, он сильно удивился, обнаружив у этой шлюшки... яйца?Гарфейн пожал плечами.— Возможно. Как тебе известно, половина уличных проституток — это накачанные наркотиками мужики. А в некоторых районах их даже больше.— В доках на Вест-Сайде их точно больше половины.— Да, слышал, — кивнул Гарфейн. — Стоит только переговорить с сутенером, и он тебе кого хочешь добудет. Некоторые предпочитают мальчиков. Говорят, что для каких-то там штук мальчики лучше. И прищучить этих сутенеров почти невозможно. Знай себе бабки заколачивают, и все тут.— Да, поди теперь найди этого сутенера, — заметил Деркин.— Он мог ее и сам подцепить. Высмотрел, завез сюда и сделал свое черное дело.— Думаешь, он с ней трахался?— Трудно сказать. Разве что на простынях обнаружат следы. И потом, это ведь мог быть не первый ее мужчина за ночь.— Он принимал душ?Гарфейн пожал плечами и развел руками.— Поди теперь узнай... — сказал он. — Управляющий говорит, что полотенца пропали. Убирая комнату после клиента, они вешают два банных полотенца и два ручных. Оба банных пропали.— Он и из «Гэлакси» унес полотенца.— Тогда, наверное, и отсюда унес, но кто его знает, в таком-то болоте... Я хочу сказать, что они вряд ли каждый раз выдают свежие полотенца. То же и с душем. Не думаю, чтобы они мыли там после каждого постояльца.— Может быть, там остались следы?— Может быть.— Например, отпечатки пальцев. Ты у нее под ногтями смотрел? Частичек кожи нет?— Не заметил. Но это еще ни о чем не говорит. Может, специалисты из лаборатории найдут, — на виске у него забилась жилка. — А меня — увольте. Слава тебе, Господи, что я не медэксперт и не работник их технической службы. С меня хватает того, что я коп.— Аминь! — произнес Деркин. Я сказал:— Если он подцепил ее на улице, кто-то мог видеть, как он усаживал ее в машину.— Наши ребята уже работают там, опрашивают людей. Может, что и прояснится. Если кто-нибудь что-нибудь видел, слышал, помнит. И если вообще пожелает говорить.— Уж вольно много этих «если»! — заметил Деркин.— Но управляющий ведь должен был их видеть, — сказал я. — Он что-нибудь помнит?— Не так много. Пошли, еще раз с ним потолкуем. * * * У этого управляющего был нездоровый цвет лица, обычно отличающий человека, работающего по ночам, и покрасневшие глаза. От него попахивало спиртным, но на пьяницу он не походил, и я догадался, что он просто пытался восстановить бодрость духа с помощью стаканчика виски. Однако выпитое произвело на него прямо противоположное действие — он стал вялым и расслабленным.— Это — приличное место, — повторил он, и утверждение это было настолько абсурдным, что даже спорить с ним было лень. Полагаю, он хотел сказать, что убийства тут случаются не каждый день.Он вообще не видел Куки. Мужчина, по нашим предположениям, убивший ее, пришел один, заполнил карточку, заплатил наличными. Ничего удивительного или необычного в этом не было. Клиенты частенько поступали именно так: заходили и регистрировались, а женщина тем временем ждала в машине. Машина остановилась не у самого входа, а в стороне, так что он ее не видел, пока занимался с этим клиентом. Честно говоря, он вообще не видел его машины.— Но вы же заметили, что она пропала! — напомнил ему Гарфейн. — И только после этого догадались, что комната пуста.— Но пустой она не была. Я открыл дверь и...— Вы подумали, что она освободилась, потому что машина уехала. Как же вы поняли, что именно эта машина уехала, раз никогда ее не видели?— Стоянка освободилась. Там у нас асфальт расчерчен на такие, знаете, прямоугольники, и они пронумерованы. И цифры соответствуют номеру комнаты, в которой остановился клиент. Я выглянул — вижу, на стоянке никого, стало быть, машина уехала.— А они всегда паркуются именно там?— Ну, во всяком случае, так у нас полагается.— Мало ли что где полагается! Люди должны платить налоги, не плевать на тротуар, переходить улицу только в установленных местах. Парень, которому приспичило трахнуть девку, вряд ли станет обращать внимание на то, в каком прямоугольнике ему следует парковаться и под каким номером. Вы же видели эту машину.— Я...— Взглянули раз, может, два — машина стоит на месте. Потом еще, чуть позже, взглянули, а ее нет. Вот вы и решили, что он уехал. Ведь так?— Ну, наверное.— Опишите эту машину.— Но я толком ее не разглядел. Просто взглянул, там она или нет, вот и все.— Какого цвета?— Темная.— Замечательно! Двухдверная? Четырех?— Не заметил.— Новая? Старая? Какой марки?— Машина последней марки, одной из последних, — уточнил он. — Американская, не иностранная, это точно. А вот что касается марки... Когда был мальчишкой, то разбирался. Тогда они различались. А теперь все на один лад.— Это верно, — заметил Деркин. — За исключением «Америкен моторс», пожалуй, — сказал он, — «гремлин», «пейсер» — их еще можно различить. Все остальные выглядят одинаково.— Но это был не «гремлин» и не «пейсер», ведь так?— Так.— Седан? С откидным верхом?— Я вам правду говорю, — сказал он. — Я заметил только, что машина там была. А потом ее не стало. А какой марки машина — указано в карточке. Модель, производство, номер — все.— Вы имеете в виду — в регистрационной карточке?— Ну да. Все это положено записывать.Карточка лежала на столе; она была вложена в пластиковый конвертик — чтобы не исчезли отпечатки пальцев. С ними еще предстояло поработать ребятам из лаборатории.«Имя: Мартин Альберт Рикон. Адрес: 211 Джилфорд-вей. Город: Форт-Смит, Арканзас. Модель авто: „шевроле“. Год выпуска: 1980. Седан. Цвет: черный. Лицензионный номер: IK-904. Подпись: М. А. Рикон».— Почерк, похоже, тот же, — сказал я Деркину. — Те ли это печатные буковки?— Эксперты проверят. Они могут определить: одна и та же рука нанесла раны в «Гэлакси» и здесь или нет. А ты обратил внимание, как этот тип любит форты? Форт-Уэйн, штат Индиана, потом Форт-Смит, Арканзас.— Да, вроде бы начала просматриваться какая-то схема, — заметил Гарфейн.— Рикон... — протянул Деркин. — Что-то итальянское.— М. А. Рикон. Похоже на фамилию парня, который изобрел радио.— То был Маркони, — сказал Деркин.— Ну, все равно похоже. Так, значит, этот тип — макаронник. Воткните ему перо в шляпу — и можете смело называть макаронником.— Ты лучше в задницу ему перо воткни! — проворчал Деркин.— Может, он воткнул его в задницу Куки, а может, никакого пера и не было. А Мартин Альберт Рикон — это вымышленное имя. Как он назвался тогда в «Гэлакси»?— Чарлз Оуэн Джоунс, — ответил я.— Смотри-ка, любит вторые имена! Хитрый, скотина, верно?— Очень хитрый, — согласился Деркин.— Но по-настоящему хитрые, очень хитрые, обычно знают, что каждое слово что-нибудь, да означает. Ну, взять, к примеру, Джоунс. На сленге это — «привычка». Ну, допустим, «героин Джоунс». То есть парень, привыкший к героину, наркоман. Есть еще такое выражение: «стодолларовый Джоунс». Это значит, что привычка обходится наркоману в сотню ежедневно.— Знаешь, ты мне просто глаза открыл, — заметил Деркин.— Рад стараться!— Потому как я всего каких-нибудь четырнадцать лет в полиции. И сроду не видывал ни одного наркомана!..— Так что этот сукин сын у нас грамотный, — заметил Гарфейн.— Может, номер машины куда-нибудь приведет?— Туда же, куда и имя, и адрес. Я звонил в автоинспекцию штата Арканзас, но это лишь напрасная трата времени. Заезжая в местечко, подобное этому, даже нормальный человек никогда не будет называть настоящего номера своей машины. И, регистрируясь, не станет парковаться под окном, чтобы портье мог проверить. И вы, разумеется, не проверили, правду он сообщает или нет. Ведь так?— Нет такого закона, который обязывал бы меня проверять, — сказал управляющий.— И вымышленные имена тоже часто используют. Вы обратили внимание, ведь наш красавчик записался в «Гэлакси» как Джоунс, а здесь — Рикон. Да тут, должно быть, полным-полно этих Джоунсов, Смитов и Браунов. Сколько у вас Смитов, а?— Нет такого закона, который обязывал бы меня проверять у них удостоверения личности, — ворчливо повторил управляющий.— Или обручальные кольца, да?— Или обручальные кольца, свидетельства о браке и все остальное. Все они люди взрослые, и это, черт побери, меня не касается!— Может, и слово «Рикон» что-нибудь означает по-итальянски? — предположил Гарфейн.— Умница, молодец! — похвалил его Деркин. И спросил управляющего, нет ли у него в мотеле словаря итальянского языка. Управляющий уставился на него, точно громом пораженный. — И это называется мотель! — презрительно заметил Деркин, покачивая головой. — Тут, наверное, даже Библии нету.— Почти в каждом номере есть.— Господи ты Боже мой, неужели? Библия, надо же! Рядом с кассетником, по которому крутят порнуху! Лежит себе на тумбочке рядом с водяным матрацем.— У нас только в двух номерах водяные матрацы, — заметил несчастный. — И мы взымаем за них дополнительную плату.— Хорошо, что наш мистер Рикон, судя по всему, бедноват, — сказал Гарфейн. — Иначе бы ему пришлось топить Куки, а это — дело хлопотное.— Расскажите мне об этом человеке, — попросил Деркин. — Опишите его еще раз.— Но я ведь уже сказал...— Ты будешь говорить это снова и снова, ровно столько, сколько потребуется, понял? Высокий?— Высокий.— Моего роста? Выше? Ниже?— Во что был одет? Была ли на нем шляпа? Галстук?— Что-то не припомню.— Вот он входит в дверь, направляется к вам. И просит комнату. Потом заполняет карточку. Платит наличными. Кстати, сколько стоит у вас такой номер?— Двадцать восемь долларов.— Не так уж и дешево. А порнуха идет за дополнительную плату?— Надо опустить монетку...— Удобно, очень удобно! Так, значит, двадцать восемь баксов... Хороший бизнес, особенно если учесть, что один номер можно прокрутить несколько раз за ночь. Как он платил?— Я же сказал — наличными.— Нет, какими купюрами? Что он вам дал? Пару бумажек по пятнадцать?— Пару... э-э?..— Он дал вам двадцатку и десятку, да?— Нет. Кажется, две двадцатки.— И вы дали ему сдачу двенадцать баксов? Погодите-ка, ведь еще налог надо учесть.— С налогом выходит двадцать девять сорок.— Итак, он дал вам сорок баксов. А вы дали ему сдачу, да?Что-то в голове его, видимо, прояснилось.— Он дал мне две двадцатки и сорок центов, — сказал управляющий. — А я дал ему сдачу десятку и еще один доллар.— Ну, вот видите? Вы все прекрасно помните, особенно когда речь заходит о деньгах.— Да. Вроде бы.— А теперь расскажите, как он выглядел. Он белый?— Да, конечно. Конечно, белый.— Плотный? Худой?— Худой, но не слишком. Я бы сказал, поджарый.— Борода была?— Нет.— Усы?— Может быть. Не помню.— Ну, хоть что-то вы о нем помните? Что-то должно остаться в памяти.— Что?— Именно это мы и пытаемся выяснить, Джон. Вас ведь зовут Джон, верно?— Вообще-то Джек.— О'кей, Джек. Все у нас идет просто прекрасно. Так как насчет волос?— Я не обратил внимания на волосы.— Ну, как это — не обратили! Конечно же, обратили! Он наклонился, чтобы поставить свою подпись, и вы увидели его макушку. Помните?— Я не...— Густые волосы? Лысина?— Я не... * * * — Усадят его с одним из наших художников, — сказал Деркин, — и что-нибудь они изобразят. И в один прекрасный день это чудовище все-таки поймают. Его застукают: или с поличным, или когда он будет уходить из очередного номера. И увидят, что он похож на фоторобот, сделанный в полиции, так же, как я — на эту самую Сару Блауштейн! — Он засмеялся. — Она ведь была похожа на женщину, верно?— Больше всего она походила на мертвеца.— Да, верно... На тушу в витрине мясной лавки. — Мы ехали по тряской брусчатке моста Куинсборо. Небо уже начало светлеть. Устал я так, что просто описать невозможно; нервы были напряжены до предела, все эмоции готовы выплеснуться наружу. Я был настолько взвинчен, что малейший жест, слово или незначительное событие могло заставить меня разрыдаться или же, напротив, истерически расхохотаться.— Интересно, как это все происходит, — протянул он.— Что именно?— Ну, где обычно подбирают такую птичку? На улице или где-нибудь в баре? Потом привозят куда-то, она снимает одежду — и тут такой сюрприз, представляете? Как бы ты среагировал?— Не знаю.— Ну, конечно, если она уже прошла через все эти операции, тогда другое дело. Можно вытворять с ней все что угодно, и не заметишь. И потом, у этой не такие уж и большие руки. Есть женщины с крупными руками и мужчины с маленькими, к вашему сведению.— Да-да.— У нее было даже два кольца. Ты заметил?— Заметил.— По одному на каждой руке.— И что?— Да то, что он их не снял.— А к чему ему было их снимать?— Но ведь ты говорил, что это он снял кольцо у Даккинен.Я не ответил. После паузы он тихо и осторожно продолжил:— Ну, не думаешь же ты до сих пор, Мэтт, что Даккинен убили по какой-то определенной и никому не понятной причине?Я почувствовал, как внутри нарастает волна гнева, как все сосуды и вены набухают, готовые лопнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41