очередь в баню отличается от очереди за талонами, а та, в свою очередь, извините за тавтологию, отличается от очереди в театр. Очередь — это сообщество, справедливость, ритуал. «Кто крайний?» — «Я за вами». Какие прекрасные слова! Очередь, как двигатель прогресса. Очередь, как исполнение желаний. Очередь, как модель разумного существа, как коллективный разум. Даже тот, кто нарушает очередь, кто лезет без очереди, является неотторжимым членом очереди, без которого очередь потеряла бы смысл. Очередь, как организующее начало против хаоса и мировой энтропии. Надо помнить, за кем ты и кто за тобой, чтобы не разомкнулась цепь. А медленное движение очереди? А разговоры в очереди? А тот, кому надоедает эта тягомотная очередь, кто плюет и уходит? Пусть идет, нам больше будет!Бел Амор немного прибалдел от запаха кофейка с коньячком и от этого словоблудия.— Давайте лучше поговорим о вашем лотерейном билете. Мы с утра поджидаем вас. Прошу, кофеек с коньячком…Ладно, просят… Бел Амору налили кофеек с коньячком.— Видите ли, ваше столь опасное путешествие к Центру Ядра было результатом нашего дружеского спора и одновременно социальным экспериментом на выживание. Мы с товарищем редкостные спорщики. Я утверждал, что любой бес, даже самый талантливый бесталанный, даже если очень захочет, — а очень захотеть ему поможет подброшенный фальшивый лотерейный билет — все равно не сумеет проделать такой путь за столь короткое время. Как видите, я проиграл. С чем вас и поздравляю. Для вас уже заготовлены значок и удостоверение старшего интенданта Центральных Правительственных Складов. Ваши усилия счастливо завершились.— Плевал я на твои Правительственные Склады, — потряс свертком Бел Амор. — Талант поэта, или вы отсюда никогда не выйдете.— Неуживчивый тип, — поморщился министр бесталанных. — Где ты такого нашел?— Поэтический талант на стол — или грохоту будет на весь Устричный Архипелаг! — продолжал Бел Амор.— Он, как видно, не понимает, — обратился министр к товарищу. — Мне и в голову не приходит записывать мысли в столбик, а слова расставлять так, чтобы в конце строки стояли с одинаковыми окончаниями. Так затруднять себе жизнь!— Вы, как видно, не понимаете, — начал уговаривать товарищ министра. — Зачем вам поэтический талант? О чем вы толкуете?.. Поэзия… Ведь это фу-фу… Облака, ветерок, пустой звук… Подумайте сами: это не ве-щест-вен-но! Если вам так нравятся таланты на букву «П», то… вот список, выбирайте! Таланты переплетчика, повара, парикмахера, пиротехника, пожарника, продавца, паромщика… чем плохо на пароме, а?.. парашютиста, писаря, почтальона и так далее! Хотите сразу несколько талантов — пожалуйста! Застрахуетесь, заживете… Миллионы бесов мечтают о небольших способностях, а вам все сразу! Вы думаете, стоит там сделать какой-то укол, и бесталанный станет талантливым? Ерунда! Мифология бескварталов. Талант — это Бог знает что, никто не знает. Конечно, я могу выдать вам значок поэта, но очень многим рискуете. Вас ожидают большие разочарования.Товарищ министра в припадке откровенности сболтнул лишнее, министр строго на него посмотрел. Мифология бесталанных кварталов была совсем уже ни к чему. Перед Бел Амором будто сдернули покрывало с памятника, а памятника не оказалось — кто-то ночью спер.— Если без укола — еще лучше! — отвечал Бел Амор. — Меня устроит значок и удостоверение. И побыстрей! Если не хотите познакомиться с моим телохранителем…А Глухой Черт уже рвался в кабинет, таща за собой полдюжины вцепившихся в него ишаков.Бел Амор поднял сверток на вытянутой руке и натянул проволочку.— Не двигаться! — заорал на ишаков товарищ министра.Последовала процедура открывания сейфа и доставания из него голубой атласной коробочки. На свет наконец появился золотой значок — стило и загнутый лист бумаги были изображены на нем.— Удостоверение! — потребовал Бел Амор. — И заодно значок и удостоверение старшего интенданта Правительственных Складов!— Для друга? — уточнил товарищ министра.Глухой Черт отбивался от ишаков из последних сил.— Нет, для себя, — ответил Бел Амор.Он бросил значок и удостоверение интенданта себе за подкладку, подошел к Глухому Черту и навесил ему на пиджак значок поэта.Глухой Черт окончательно онемел.— Вот он-то и есть настоящий поэт из всех присутствующих, — с пафосом объявил Бел Амор. — Он точно знает, что должен делать поэт в загаженном, как подворотня, обществе! Вы его еще услышите!— Браво! — сказал министр бесталанных.Ишаки топтались в дверях и не знали, что предпринять.— Чего вам? — спросил товарищ министра.— Этих бесов обвиняют в подделке лотерейного билета, а также в подстрекательстве к бунту сегодня утром.— Можете возвращаться, сержант. Передайте по линии, что операция прекращена. Бесталанные граждане были настигнуты уже в качестве талантливых, о чем подтверждают значки и удостоверения. Лотерейный билет погашен, выигрыш выдан, талант оприходован.— Но… Нельзя ли забрать?— Это как?— Ну… Конфисковать.— Я вас не понимаю, сержант! Как вам должно быть известно, талант является личным достоянием и внутренним качеством индивидуума. Любой талант — врожденный или благоприобретенный — охраняется законом и конфискации не подлежит.Бел Амор с Глухим Чертом, преглупо блиставшим золотым значком, отправились на крышу Лотерейного Центра, а оттуда «Вечерним экспрессом» в свое бесталанное Свернутое Подпространство, которое следовало развалить и собрать заново.Бел Амору опять не повезло — Матильда, благосклонно глянув на него, бросилась на пиджак Глухого Черта. Это был пиджак поэта. К такому пиджаку хотелось прильнуть. Таким пиджаком можно было размахивать, как флагом. Носить его впереди толпы, чтобы значок сверкал на солнце. Женщины всех цивилизаций на такие дела падки.А что было дальше — все знают: повторение цикла — резня, переворот, опять резня, опять переворот — до тех пор, пока ремонтно-спасательная команда из Службы Охраны Среды (СОС) не отогнула створки Устричного Архипелага, чтобы вызволить Бел Амора (и всех бесов заодно); и тогда, наконец, наступило Очередное Счастливое Будущее, в котором мы с вами живем. ПРИЛОЖЕНИЕ
Ненаписанные, а также возрожденные из пепла стихи Бел Амора(Авторский перевод с карданвальского Игоря Кручина)
Я не поэт. Но нет, не потому,Что не верчу богемой и толпой,Что чувства подначальственны уму,Что не владею словом и собой.Какой бы ни случился мне билет -Я просто слабый рифмователь. ВедьЗа звание дебильное — «Поэт»Страдать не соглашусь. И — умереть.Соната, средство от прыща,Бог, лотерея, телевизор!Что же такое душа?Слышим об оной мы сплошь.Может, она — анаша,Дурь, от которой балдеж???Ну-ка, в словарь посмотреть!»Хлеб… — возглашает словарь, -С четким стремленьем черстветь,Окаменяясь в сухарь».Мне говорил шмонающий ишак:»Живи! Но усеки и не отчайся:Вселенная похожа на пиджак,И пламенный утюг — ее начальство.Ну, а подкладка малость расползлась,И там, в Заподлицовье, в масть порядку,Рукав по локоть засучивши, властьНевидимая — штопает подкладку.Как в нуль-пространстве протыкают путь(Сквозь лацкан — до подкладки) звездолеты,Так нужно шилом вовремя проткнутьПиджак для бляхи, явствующей, кто ты».Цистерну надобно ума,Дабы постичь цитаты эти:»Познай, где свет, — поймешь, где тьма»,»Прохавал жизнь — просек бессмертье».Одну под вечер бытияУченый выдал (Шэкон?.. Бартли?);Другую, скажем прямо, — я!И совершил открытье вряд ли.Ведь нечто новое ища,Ты не отыщешь даже мизер.Давно все есть: роддом, праща,Виноват Гдемокрит,Фрезерфорд ли виновенВ том, что мир состоитИз мельчайших хреновин?Я загнусь, как любой…Но ведь может случиться:Прах развеянный мойСоберут по крупице.Опосля монтажаВстану — ярый, как водка.Где ж возьмется душа?В каждом атоме. Вот как.Я тебя люблюПять, наверно, лет.Будешь ты в раю.Я, наверно, нет.Пью и предаю.В ад мне взят билет!Будешь ты в раю -Вспоминай. Привет.

1 2 3 4