По взлетному полю ездят машинки с мигалками, суетятся служащие и техники в разноцветных комбинезонах, но тебе некогда разглядывать всю эту массу интересных вещей… Лифты и ленты транспортеров везут тебя и твой багаж сквозь многочисленные закоулки громадного здания аэропорта к твоему гейту, к этой точке выхода в подпространство, соединяющее судьбы и континенты. Звучит негромкая разноязычная речь. Безукоризненные костюмы бизнесменов, живописные тряпки молодежи… Разноцветные волосы, разноцветные татуировки… Богато одетые старухи блистают золотом украшений и новенькими подтяжками на искусственно юных лицах, жемчужные колье и высокие воротнички стыдливо-кокетливо прячут их морщинистые шеи, которые – увы – уже не подтянешь… Яркая, пестрая восточная одежда, индусские чалмы, длинные пейсы правоверных иудеев, тонзура католического священннка… Очки всех видов и мастей… Яркие жужжащие плейеры в ушах подростков… Два служащих аэропорта везут коляску с огромным, толстым инвалидом, читающим журнал с полуголой красоткой на обложке и усердно поглощающим чипсы из пакетика. В углублении-стойке на ручке коляски стоит пластиковый стакан с колой, которую он прихлебывает вместе с чипсами и чтивом. Один служащий идет впереди, вежливо освобождая дорогу, а второй катит коляску. Рядом с коляской идет женщина, она иногда прикасается рукой к спинке кресла и улыбается мужу… а может, брату… Они, вероятно, часто путешествуют таким образом, это видно по выражению их лиц. Элегантные бесчисленные поклоны двух групп японцев: откланявшись, они еще долго пятятся задом, чтобы ни в коем случае не показать спины.
Ремень, кошелек и прочая мелочь летят в пластиковую коробку. Прохожу кольцо и почти сразу оказываюсь в duty free магазинчике. Мягкий, уютный свет витринки. Прелестные безделушки. Персонажи сказок Андерсена, выполненные в одну десятую натуральной величины, магнитные наклейки на холодильник с видами Копенгагена и стилизованными под старину рисунками, декоративная пузатая винная бутылка с пробкой-затычкой… А кстати, как там поживает моя «затычка»? Я вынул авторучку Паркер и стал щелкать туда-сюда, наблюдая маленькую красную точку, которая то появлялась, то исчезала… Вот чертовы аферисты! Столько времени с ними потерял…
За окном самолеты с яркими названиями авиакомпаний на борту стремительно взлетали в волнующийся воздух и исчезали вдали. Я приехал в аэропорт за полтора часа до регистрации. Надо как-то убить время… Два часа убить. Как жалко-то, ай-яй-яй! Щелк – щелк! Красная точка появилась и исчезла. Забавно! Ладно, простим ребят, уж очень они талантливые мистификаторы. Машина времени, затыкание причинных каналов во Вселенной… Бред! Интересно, на что они надеются? Щелк! Вот бы мне приехать как раз к регистрации… или лучше прямо к посадке. Терпеть не могу слоняться и ничего не делать. Щелк! Красная точка исчезла. Щелк! Появилась…. Обман? Мистификация? А может… Чем черт не шутит!.. Обидно будет, если все это – простое надувательство. Зря время потерял… Правда, Копенгаген краем глаза увидел. И почему эти самолеты компании KLM всегда взлетают как ракеты? Поставит самолет хвостом к земле и жмет на газ, аж кости трещат… неужели нельзя взлететь потихоньку, полого? Щелк! Нет красной точки. Забавная игрушка… Еще полтора часа мне тут сидеть и щелкать неизвестно чем. Я небрежно спрятал надувательскую авторучку в карман, прошел в бар, купил пластиковый стаканчик с ароматным кофе и большое песочное кольцо с орешками и обсыпушками. Глоточек, укус… Мм-м-м… Вкусно, ничего не скажешь! Одно слово – буржуи.
Неожиданно диктор сказала что-то по датски, а затем поведала по-английски о том, что закончилась посадка на рейс компании KLM 2308 Копенгаген – Москва. Какая посадка? Как это, черт возьми, закончилась? Я ошалел. Через час только должна начаться регистрация! Наверное, я номер рейса перепутал… Я вытащил билет и воззрился на него. Нет, все правильно. Тогда в чем же дело? Размышлять было некогда: кофе и коржик полетели в урну, я подхватил чемодан и вихрем понесся к своему гейту. Гейт был пуст. Все пассажиры уже прошли в самолет. Миловидная девушка в белой форменной блузке с синими нашивками быстро проверила мой билет, выдала мне посадочный талон и в темпе препроводила в рукав, ведущий к самолету. Я ворвался в рукав и помчался к самолету как вепрь, которому смазали скипидаром не буду уточнять какое место. Техники-служащие немедленно закрыли за мной вход в рукав, и я ворвался в тесный салон самолета под неодобрительные взгляды двух стюардесс и мужчины в летной форме. Никто не любит опоздавших.
Впрочем, я думал вовсе не о том, кто что любит или не любит, а о том, как могло так получиться, что мои часы отстали почти на два часа: как я ни бежал, я все же успел сличить время, которое показывал мой распрекрасный Сейко с тем, что показывали настенные часы в аэропорту. Ерунда! Мистика! Я специально выставлял часы на местное время, секунда в секунду, у меня так заведено. Остановиться часы такого класса как те, что у меня на руке, могут только если их привязать к противотанковой гранате и эту гранату подорвать. Ладно, разберусь чуть позже. Надо остыть.
Что такое самолет? Это огромный, тяжелый железный огурец, летающий как гнутая фанера братьев Райт над Парижем, потому что есть это омерзительное уравнение Бернулли… Я убежденный поклонник Архимеда и братьев Монгольфье, а братьев Райт и Бернулли ненавижу до дрожи в коленках. Не было бы этого Бернулли, не было бы и братьев Райт, не было бы и железных огурцов с крыльями – наверняка придумали бы что-нибудь поизящнее…
Летающий огурец, битком набитый семечками-пассажирами, и у одного из них в кармане – затычка Ризенбаума.
Самолет взлетал на редкость необычно – он очень вяло набирал высоту, а затем неожиданно сделал круг и только тогда пошел вверх несколько круче. Пассажиры беспокойно ерзали и переглядывались. Минут через пять командир корабля по внутренней связи извинился перед пассажирами за волнения при взлете и объяснил, что диспетчер попросил его срочно освободить воздушный коридор для аварийной посадки самолета французской авиакомпании, у которого неожиданно возникли проблемы с двигателем.
И тут меня пронизала догадка: наверняка тут не обошлось без затычки Ризенбаума! Черт побери! Она работает! Ну конечно: я машинально щелкал авторучкой туда-сюда, а сам думал о том, чтобы куда-то девать лишних пару часов, а потом – я точно это помнил – я подумал о пологом взлете… И вот – на тебе! Слава богу, я не скомандовал затычке что-нибуль такое, отчего… Меня слегка передернуло. Надо быть поосторожнее с этой затычкой – опасная игрушка и непростая. Уж лучше бы это была мистификация – неожиданно подумалось мне.
Я сидел, поглядывая в иллюминатор, и размышлял над ситуацией, которая неожиданно и кардинально изменилась. Во-первых, прибор должен быть постоянно со мной. Нельзя оставлять его ни на минуту. А вдруг я его потеряю, а кто-нибудь нажмет на кнопу авторучки, а я подумаю в этот момент что-нибудь такое… нет, лучше об этом не думать. Вдруг кнопка на авторучке нечаянно нажалась, когда я засовывал чемодан на полку для багажа? Меня прошиб липкий холодный пот. Стараясь ни о чем не думать, изо всех сил пытаясь задержать течение мыслей, я осторожно, как гремучую змею, вытащил затычку из кармана. Слава богу – красной точки нет. Я вздохнул с облегчением, но почти сразу же меня облил ледяной страх: а что если бы затычка была включена, а я в это время командовал себе остановить свои мысли? Услужливая затычка немедленно остановила бы их раз и навсегда. Я теперь бы летел в этом самолете как безмозглый овощ-инвалид, пуская слюну, и мою коляску сопровождала бы пара сиделок.
Придя в себя и кое-как приглушив в себе страх, я взял затычку в руки и стал думать о том, какой можно найти выход из ситуации. В иллюминаторе под неплотной завесой рваных облаков, не спеша, поворачивалась земля, похожая на школьную карту, заляпанную манной кашей. Что делать? Извечный русский вопрос приобрел особую актуальность из-за наличия в руках страшной затычки, которую срочно было необходимо обезопасить.
Итак, надо прежде всего каким-то образом отказаться от этой дурацкой кнопки и красной точки. Ризенбаум предупреждал, что в конструкции прибора лучше ничего не менять… Плевать! Я лучше знаю, что мне делать. Надо перепрограммировать затычку так, чтобы мои мысли не воспринимались как команды, если я этого не хочу. А как мне это сделать? А очень просто. Я могу сделать так, чтобы мысли воспринимались как команды только в том случае, если я сперва мысленно воспроизведу команду, а затем специально подумаю о затычке, которая должна эту команду исполнить. Просто и гениально! Я уже хотел было включить затычку и ввести команду, которая должна была это исполнить, но неожиданно я понял, что ровным счетом ничего этим не добьюсь.
Ведь я и так теперь все время буду думать об этой проклятой затычке.
Всем давно известна древняя история о том как некий алхимик, открывший секрет философского камня, передал его своему ученику, но предупредил, что во время манипуляций со снадобьями, он никак не смел думать об обезьяне – старой плешивой обезьяне с голым красным задом. Много раз пытался ученик приступить к изготовлению камня, и каждый раз его первой мыслью была мысль об обезьяне.
Вот так и я теперь не смогу не думать о затычке. Я буду все время бояться, как бы затычка не натворила бед, буду думать о ней постоянно… Вряд ли затычка сможет разобраться, думаю ли я о ней, потому что хочу, чтобы она исполнила мою команду, или я о ней просто думаю, как ученик алхимика об обезьяне. Значит, и в этом случае она исполнит любую команду, даже если я думал просто так, и ничего от затычки не хотел. Черт возьми!
Нет, надо что-то делать! Что же делать?.. что делать… Самолет внушительно тряхнуло. Мое тело тоже основательно тряхнуло вместе с самолетом, и от толчка рука непроизвольно нажала на кнопку затычки-авторучки. Самолет продолжал вздрагивать и вибрировать. Только турбулентностей мне и не хватало для полного счастья – подумал я, и в тот же момент самолет и все в нем находящееся, в том числе и мое слегка припотевшее от страха тело, неистово затрясло. Казалось, все черти с Вельзевулом во главе разом выскочили из преисподней и стали трясти и раскачивать наш железный огурец. Послышались испуганные возгласы пассажиров. Моя рука судорожно вцепилась в затычку, на которой зловеще светилась красная точка. Одной проблемы было мало: теперь еще и тряска доконает, – пронеслось в голове, – Хоть бы кончилось поскорее это родео!.. И в тот самый миг как я это подумал, тряска пропала так же внезапно, как она и началась. Я тупо уставился на затычку, а затем быстро щелкнул кнопкой. Красная точка исчезла.
Я повернул рычажок у себя над головой и направил струю воздуха прямо себе в лицо. Воздух приятно холодил, и через некоторое время я отдышался и осторожно отправил авторучку Паркер в карман пиджака. Затем я слегка размял уставшие от стискивания авторучки пальцы, помассировал себе веки и ушные раковины, чтобы успокоиться и снять напряжение, и повернул голову к иллюминатору. Вверху раскинулось необъятное, почти космическое небо, его ослепительное черно-голубое сияние завораживало, напоминало о галактических просторах, а внизу, на необозримой глубине громоздились призрачные торосы и снежные поля облаков.
Стоп, приятель! – неожиданно в моем мозгу сработал сигнал тревоги. Ни о каких галактических просторах сейчас лучше не думать, а то затычка тебя отправит туда раньше чем ты успеешь сообразить, что произошло. Рано расслабляться, рано! Надо думать о том, как обезвредить затычку Ризенбаума.
Я вытащил авторучку из кармана и снова зажал ее в руках. Почему-то так мне было спокойнее. Ведь иногда авторучки открываются в кармане и пачкают подкладку. Бог весть что может случиться, если нечаянно откроется эта авторучка. С другой стороны, не держать же мне ее теперь всю жизнь в руках! Приехать домой и запереть затычку в сейф? А вдруг сейф украдут вместе с затычкой! А что если пойти на завод и положить эту мерзость под пресс? Или бросить в концентрированную серную кислоту? Нет, не выйдет. Одному черту известно, что может случиться со мной и со всем миром, если я попытаюсь сломать или уничтожить затычку. Нет, надо искать другой выход, надо придумать способ, как ей безопасно управлять.
Та-а-а-а-к… Безопасно управлять… Предположим, что я смогу заставить затычку различать, когда я думаю о ней просто так, а когда я хочу подтвердить команду, чтобы затычка эту команду выполнила. А вдруг я заболею или сильно устану или даже на кого-то страшно разозлюсь и специально дам затычке такую команду, что нигде потом камня на камне не останется? И тогда даже подтверждение команды не поможет. Когда обозлен до чертиков, можно такого понаделать! Где же, где он, выход из тупика?!
Я сидел, не выпуская из рук авторучку Паркер. Самолет опять стало слегка потряхивать, солнечные блики пропали. В иллюминатор было видно, как слегка подрагивает серебристое крыло нашего железного огурца, с силой разрезая белесую муть неба.
Неожиданно словно заноза в палец, в мое сознание вонзилось сомнение. Я зря обрадовался, подумав, что нашел хоть частичное решение. Ерунда! Решения по-прежнему никакого нет. Как же я сразу этого не понял: ведь если я сперва подумаю команду, а потом, после команды, подумаю о том, чтобы затычка ее исполнила – будет уже поздно, да и ни к чему об этом думать, потому что затычка выполнит команду немедленно. Для нее окончание ввода мысленной команды и есть подтверждение ее немедленного исполнения. Вряд ли мне удастся перепрограмировать затычку так чтобы она поняла, что команду надо подтвердить, прежде чем ее выполнять. Ведь я должен дать знать затычке, что я подтверждаю какие-то определенные мысли, а это значит, что я должен подумать подтверждаемые мысли еще раз, чтобы затычка поняла, что именно их я подтверждаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11