И наверное, не без оснований. Во всяком случае, едва Андрей чудом проскочил между двумя джипами с хромированными скулами, откуда-то справа, со стороны Миклухо-Маклая, из диких компьютерных недр старой и новой электроник, завыла милицейская сирена. То гнал свою шестерку Воропаев. Синим мигающим пламенем и эллинским воем он распугивал движение, спасая нарушителя от гибели. Впрочем, именно Воропаев теперь представлял наибольшую опасность для Андрея, ибо в этот момент снова ожил зеленый человечек. В последний миг Воропаев заметил жертву, стал тормозить и подворачивать, но было уж поздно: правым крылом он задел пешехода, и тот покорно, переняв инерцию машины, полетел на обочину.
- Ну блин, денек, - выругался Воропаев, гася остатки скорости.
Слово "блин" он подхватил у своей семилетней дочки и теперь его часто употреблял.
Когда Андрей взлетел над Ленинским проспектом, словно зазевавшийся голубь из-под колеса автомобиля, ему стало легко и приятно. Городское пространство пропало напрочь, а вместо него не появилось ровным счетом ничего. Однако у этого ничто была внутренность и наружность, и было, кажется, еще что-то, что-то страшно знакомое, далекое и ускользающее. Последнее сладко сжимало внутри, и ему казалось, еще мгновение и он вспомнит, что оно есть такое, но тут снаружи послышался материнский голос:
- Уууу-м-кааааа.
- Мама, - вскрикнул Андрей и открыл глаза.
Сверху над ним нависло огромное воропаевское тело.
- Ты жив, парень?
Андрей встряхнул головой и резво встал на ноги.
- Эй, ты что это, ну-ка ляг обратно, дурак, у тебя же шок.
Но Андрей, не слушая команды, принялся ходить кругами, пристально рассматривая землю.
- Что-то потерял? - все-таки радуясь живости своей жертвы, спросил Воропаев.
Он уже видел, что кроме ушибов у потерпевшего все в порядке.
- Очки.
Воропаев оглянулся и под обгоревшей от выхлопных газов липой увидел искомый предмет. Повертев в руках бывшее оптическое приспособление с оторванной дужкой, Воропаев в недоумении спросил:
- Твое, что ли?
- Мое, - обрадовался Андрей и снова услышал далекий свист, впервые обнаруженный в полете. Потом растопырил пальцы и убедившись, что они практически не дрожат, улыбнулся. Воропаев не торопился. Его жертва не просто была в шоке, а судя по счастливому выражению лица, в необычайно сильном шоке.
- Зачем же ты их заклеил?
- Что бы видеть! - почти восторженно ответил Андрей.
Стало быть, все-таки шок, - подумал Воропаев и поднял с земли студенческий билет.
- Андрей Алексеевич Умов, студент пятого курса Вэ Эм Кэ, - задумчиво прочел Воропаев, и опять уставился на очки.
- И ты через них смотрел?
- Смотреть нельзя, а можно только видеть.
- Это как же? - простодушно удивился Воропаев.
- Вы не поймете.
Андрей наконец выхватил очки и, сделав два шага, припал на левую ногу.
- Ну-ка, господин студент, полезай в машину, нам определенно по пути.
5
Вечером в палатах первой градской Воропаев провел предварительный опрос оставшихся в живых. Их было трое: девушка, манекенщица от Юдашкина, по паспорту Катерина Юрьевна Смирягина, двадцати лет отроду, сбежавшая еще ночью с дачной вечеринки на станцию, отец Серафим из храма Димитрия Солунского, что в Клинского районе, ехавший
к ранней обедне на престол в один из Московских храмов, и здоровый пьяный битюг с документами продавца одной частной фирмы. От битюга толку не было, - он, видно, так и проспал все сто километров Северной железной дороги. Впрочем, от остальных толку было не более.
Прежде он приступил к отцу Серафиму, оставив головокружительные плечики юдашкинской красавицы на потом.
Поп лежал, выпустив поверх простыни рыжую курчавую бороду. Казенное покрывало вкупе с подушкой напоминало загрунтованный свинцовыми белилами холст, на котором отчетливо вырисовывалась голова Иоанна Крестителя. Во всяком случае, это было лицо человека страждущего, больного, но непреклонного в своей вере.
Воропаев слегка замешкался, не зная как обратиться. На память пришло недавнее телеинтервью с патриархом. Разговор шел о засилии иноземных миссионеров, лжепророков и гуру, хлынувших на опустошенную диалектическим материализмом шестую часть суши. Моложавый собкор всячески напускал на себя благочестивый вид и называл служителя церкви владыкой.
- Владыка, позвольте вас так называть, - собкоровским голосом приступил Воропаев, - я старший следователь ФСБ Вениамин Семенович Воропаев. Расскажите все по порядку.
Тихо зашуршал миниатюрный диктофон. Наверное так шуршит тростник на земле крестьянина Иссы. Отец Серафим даже не взглянул на Воропаева.
- Батюшка, - позвал следователь.
Пострадавший повернулся и изрек:
- Гряде новый человек.
Теперь стало очевидно, что отец еще далеко не стар, и что они с Воропаевым вполне могли быть однокашниками.
- И дано ему было вложить дух в образ зверя, - продолжил отец, чтобы образ зверя и говорил, и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя. - Отец Серафим помолчал немного и разъяснил: - Показания, которых ты ждешь от меня, давно записаны Иоанном Богословом. Прочти их.
- Батюшка имеет в виду Апокалипсис? - Воропаев стал выходить из себя.
Батюшка перекрестился, и тут Воропаева осенило:
- Отец Серафим! Да не тот ли вы Серафим, который...
Воропаев осекся. Лицо батюшки побледнело, и голова свалилась на бок.
- Врача, - мелькнула мысль.
Воропаев соскочил со стула и выбежал в коридор.
Когда они с доктором вернулись, отец Серафим уже пришел в себя и неслышно шевелил губами.
- Что он говорит? - в пустоту спросил Воропаев.
Доктор нагнулся поближе.
- Прелесть, что ли, господин майор.
Тогда Вениамин Семенович сам подставил ухо поближе.
- Прелесть... - донеслось до его сознания.
Воропаев вопросительно посмотрел на доктора.
- Бредит?
- Я не психиатр. Общее состояние вполне удовлетворительное, температура, давление... - доктор пристально взглянул на Воропаева,
- Вот у вас определенно нездоровый вид, да и нервишки разболтаны. Вы давно отдыхали? Отпуск где провели?
- В Грозном... - не выдержал Воропаев, но доктор не смутился.
- Сволочи, сдали Кавказ.
Воропаев неласково посмотрел на доктора.
- Знаю, знаю, Кавказ не Москва, а Москва не Россия. Отсидимся в Филях, а там и в Париж, только будет ли этот париж во второй раз? Да и что оно такое, этот будущий, грядущий париж? Как вы думаете, полковник?
- Я майор, - поправил Воропаев и вдруг заметил, что доктор смахивает на фотографию Антона Павловича и Михаила Афанасьевича одновременно. Вас случаем не Антон Михалычем величают?
- Михаил Антоновичем, - теперь поправил доктор. - Знаете ли, с детства не люблю гэбистов... - доктор отвернулся к больному.
Воропаев достал сигарету и вышел на лестничную клетку. Потом достал телефон и пропиликал:
"Во по-ле бе-ре-зка сто...", - и домычал уже сам - ...яла.
На том конце несуществующего провода оказался Заруков.
- Что показало вскрытие? ... Отравление? Как нет? ...в результате кровоизлияния. Не у всех? ... В мозг... ...ах, так все-таки остановки сердца... А химики? Да что ты мне про этот дух, блин. Черемуха? ...
Тогда что же? Мы же не в Японии, блин, что я доложу первому? Аум Сенрико и председатель ФСБ? Ладно, отбой... отдыхай, Заруков, кстати, давно хотел спросить тебя, как твое отчество? Иваныч, понятно. Пока, Иван Иванович.
Потом он вспомнил про Андрея и тихо матернулся на себя за черствость души. В травмпункте уже все закончилось. Легкое внутреннее кровоизлияние, проступившее огромным фиолетовым пятном на задней части бедра, вот и все последствия. Правда, когда Воропаев поинтересовался самочувствием, Андрей ответил:
- Самочувствие в норме, полет проходит по программе, - отчитался Андрей и мотнув головой добавил, - Правда в голове шип какой-то. Ну да это мелочи.
- Шип?
- Типа. Шипение свистящее, так дисковод шумит.
- И давно? - Воропаев сделал сочувствующую рожу.
- Давно, всегда.
Молодой человек опять улыбнулся, но уже как-то невесело.
- У меня тоже шумит, только я уже привык, живу долго, понимаешь.
Раньше удивлялся, а теперь совсем прикипело. Давление, наверное, в ушах. - Воропаев помолчал. - Ты куда по Ленинскому шел?
- В университет.
- В университет строго наоборот, милый.
- Да почему же?
- По топографии местности.
- Но как же я бы попал в больницу, если бы я шел наоборот?
- Ты бы в морг попал, если бы шел в обратную сторону, а я тебя спас.
- Вот именно.
- Что именно!?
- Теперь я в больнице и сейчас пойду в университет, то есть туда, куда и шел.
Воропаев внимательно посмотрел на студента. Андрей смотрел внимательно на Воропаева. Оба подумали про очки.
- Знаешь, Андрей Алексеевич, я виноват перед тобой, давай я тебя довезу? Вот только мне с одной барышней поговорить надо. Подожди здесь. Андрей неопределенно мотнул головой.
6
Вначале Воропаеву показалось, что манекенщица - точная персонализированная форма его вечного чувства вины перед дочерью. Та все время доставала папу желанием иметь куклу Барби, а он все просил подождать до очередной зарплаты.
Воропаев приготовился слушать болтовню про бутики, версачи и шейпинги, но услышал нечто странное.
- Господи, зачем я такая дура, что не смогла даже умереть. Ведь он меня пытался спасти, понимаете, я, драная тварь, приползла с той попойки вся по горло в грязи, я и думала, что я продажная тварь, и мне ничего другого не положено, кроме как торговать своим телом и жить с этими ублюдками, - манекенщица откровенно плакала, смахивая слезы ладошками, - вы знаете, что значит с ними разговаривать, три извилины наехать, оттянуться и трахнуться, знаете, что является верхом остроумия, мне вчера один очень богатый человек сказал: "Ты как шестисотый мерседес - не к чему придраться". Да что там говорить, я и сама такая дрянь, что уже не надеялась на лучшее, но он дал мне надежду.
- Кто он? - осторожно влез Вениамин Семенович.
Девушка, как будто сама удивилась.
- А кто он? Я и не знаю, не знаю, скажите, зачем меня спасли, безмозглую дуру, впрочем, винить не кого - сама виновата. Надо было раньше о душе думать, я ведь забыла уже, когда в Третьяковке была, гибель Помпеи, вот и вся моя культура. Ни кандинского, ни дадаистов, жила как дура - сама не понимаю, да что там, в театр и тот перестала ходить, я ведь люблю Малый, без вины, а виновата... надо было на Виктюка ходить, разве ж я знала, что в таком деле голова понадобится?
- В каком? - Воропаев готов был уже сам спятить.
- В смертельном.
Надо было как что-то предпринимать, иначе расследование не сдвинется с мертвой точки.
- Сегодня утром на Версачи совершено покушение, - дикторским голосом изрек Воропаев. - Погиб всемирно известный модельер.
- Правда? Счастливчик, - с нескрываемой завистью отреагировала девица. - Мне нравится его стиль.
- Катерина Юрьевна, о ком вы упоминали как о спасителе? Где вы его встретили?
- Здесь, - манекенщица спустила покрывало и показала пальчиком.
- Хорошо, - перевел дух Воропаев и поправил покрывало на место, оставим вашего спасителя, поговорим об электричке. Расскажите просто по порядку.
- Что-то шуршит, - потирая виски, пожаловалась Катерина.
- Ветер шуршит в тростниках, - чуть со злости не выдал Воропаев и добавил вслух, - диктофон, девушка, пэнасоник. Милая барышня, сосредоточьтесь, пожалуйста, дело очень серьезное, погибли люди, я следователь федеральной службы безопасности, я могу найти и обезвредить убийцу.
- Тогда вам придется сделать хирургическую операцию и вынуть мое сердце, - обрадовалась манекенщица.
- Ну хорошо, просто перечислите все, что вы запомнили.
- Двое беженок из средней Азии зашли на NN, просили милостыню, пьяный купечек спал всю дорогу, пирожки бабка носила, потом проходил продавец книг... в очках. Очки какие-то странные, не модные совсем...
- Продавец в очках? Что за очки, черные?
- Я бы сказала, непрозрачные.
- Хорошо, а пирожок-то съела?
- Нет, только надкусила, я еще книгу купила, стала читать и уснула... Воропаев встрепенулся:
- Вы уснули, и появился он. А как он выглядел, может быть у него были усы или борода?
Манекенщица закрыла рыбьи глаза, пытаясь, по-видимому, что-то припомнить, и после утомительной паузы сказала с придыханием:
- Он прелесть.
Дело дрянь. С таким докладом идти к главному - курам на смех, - думал Воропаев, спеша в травмпункт. Напрасно он торопился, Андрей уже был далеко.
7
Андрей взял ракетницу на поляне, синий щит и прижался спиной к стене. Если бы появился рыжий Серега с четвертого курса, надо было бы переложиться на двуствольный винчестер, - все равно тот виртуозно уворачивается от ракет. Серега парень осторожный, он никогда первым не нападает, облюбует приступочек или лестницу, постреливает оттуда из ракетницы и ждет, когда Андрей побежит по поляне. Он точно знает, что Андрей не выдержит и нападет первым. Андрей никогда долго не выдерживает, бежит на шифте с двустволкой наперевес, и тут все решает кто раньше нажмет курок. Конечно, у Сереги видеокарта получше, но зато у него клавиатура разболтанная. В общем, здесь на ступеньках, как правило, выигрывает Серега. Зато на поляне все меняется, Андрей гонит лучше и стреляет прицельнее, и единственное спасение для Сереги
- телепортер, но туда тоже прыгать опасно, потому что на столбах или в курятнике обязательно притаился в засаде Володька, - а тот стреляет точно и хладнокровно в затылок. Но игра сегодня не шла, и он, оставив свое искалеченное тело на лестнице, стал в сторонке, гипнотизируя телефон и ожидая его звонка. Черное эбонитовое чудовище, произведенное на свет еще в сталинские времена, угрюмо безмолвствовало. Хотя наверное помнило многое, куда более захватывающее, чем игра в DOOM.
Прошел еще час. Андрей кружил вокруг телефона, не смея остановиться ни на одной мысли. Все душевные силы отобрал его утренний эксперимент. К тому же болела нога, стулья были заняты. Вот только огромная скамья пустая. Но скамейка превратилась в старую мультяшку по рисункам Херлуфа Битструпа. Отец его очень любил этого художника и не любил мать, и потому жил отдельной жизнью, а мама любила отца и все то, что тот любил, и у них в простом, почти деревенском, доме была большая серая книга рисунков Бидструпа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22