Джил воздержалась от комментариев.
- Аббатиса очень сильна в вере, она фанатичка, - сказал Ледяной Сокол
своим мягким бесстрастным голосом. - К тому же и королева могла бы отдать
приказ о его аресте. В любом случае, она тоже никогда не доверяла
Ингольду.
- Да, но королева сейчас в Восьмой секции, - нахмурившись, сказал
Руди, - и кто бы ни схватил его, мы должны найти, где его держат, если не
хотим остаться тут еще на ближайшую ночь.
- Не говоря о ближайших пятидесяти годах, если они решат замуровать
его в какой-нибудь подземной тюрьме и забыть о нем, - добавила Джил, ее
голос срывался от страха и возмущения.
- Да, - согласился Руди, - хотя я лично не хотел бы отвечать за то,
чтобы все время убирать с дороги этого старого обманщика.
- Смотрите, - сказал Ледяной Сокол. - Карст - небольшой город. Они
поместят его в тюрьму Городского Зала, в подвалы под виллой Алвира или
где-нибудь в летнем дворце аббатисы. Разделившись, мы сможем найти его за
час. Тогда можно сделать то, что вы хотите сделать.
Дрожь в интонациях этого мягкого ровного голоса кольнула нервы Руди
внезапным предчувствием несчастья, но непроницаемые морозно-белые глаза
заставили его читать смысл в словах. Альда говорила, что все стражники -
безумцы. Но достаточно ли они безумны, чтобы вытащить колдуна из темницы
под носом у властей?
Руди задумался, хочет ли он попасть и в этот переплет.
С другой стороны, он понимал, что у него не было выбора. Либо
взломать тюрьму в темноте, либо провести ночь или, один Бог знает, сколько
еще ночей в этом мире. Даже стоя в тишине темной улицы, Руди почувствовал
себя одиноко.
- О'кей, - сказал он с наибольшей бодростью, какую смог обнаружить в
этих обстоятельствах. - Встречаемся за Городским Залом через час.
Они разделились, Руди поспешил назад, к воротам Алвирова сада,
раздумывая, как следует действовать, чтобы найти правильный подход к Альде
и, что более важно, к Медде, чтобы попасть внутрь и осмотреть виллу.
Джил и Ледяной Сокол двинулись в другом направлении, инстинктивно
прижимаясь к стенам для защиты, ориентируясь по красноватому отражению
огней на городской площади. Это была темная, немного облачная ночь, и Джил
поеживалась, чувствуя себя как в западне на улице, ограниченной с боков и
открытой спереди. Плащ и меч путались у нее в ногах, и ей приходилось
торопиться, чтобы угнаться за широким шагом молодого человека перед ней.
Они были на виду у освещенной огнями толпы на площади, когда Ледяной
Сокол остановился и поднял голову, вслушиваясь, как потревоженный зверь.
- Ты слышишь? - его голос был шепотом во тьме, лицо и бледные волосы
- пятном, окаймленным розовым отблеском костров.
Джил тоже остановилась, прислушиваясь к холодной тишине ночи.
Пахнущий сосной ветер доносил звуки из-за города, далекие звуки,
искаженные мраком, но не вызывающие сомнений, что из тьмы лесов,
окружавших город, ветер доносил вопли:
- Дарки в Карсте!

В Карсте не было битвы - только тысяча арьергардных стычек в
наводненных Тьмой лесах групп стражников, воинов Церкви и личных войск
знати и наместника. Патрули делали вылазки из горящей центральной крепости
на освещенной красным городской площади и приводили сгрудившиеся кучки
перепуганных беглецов, рассеянных по лесам и переживших первую атаку.
Джил вдруг обнаружила, что она с мечом в руке сражается вместе с
людьми Ледяного Сокола, вспомнила тот первый хаотический ночной кошмар в
Гее и удивилась, почему он казался ей страшным. По крайней мере тогда она
знала, откуда исходит опасность. В Гее были факелы, стены и люди. Но здесь
ночной кошмар безмолвно струился через продуваемые ветром леса, появляясь,
убивая и отступая с какой-то жуткой неторопливостью. Здесь не было
предупреждения, только безбрежная плывущая Тьма, которая гасила факелы и
мириады мерцающих глаз; мягкие, широкие зияющие рты, как купола обшитых
бахромой парашютов, когти, тянущиеся, чтобы хватать и рвать. Здесь были
жертвы: груда ободранных кровавых костей между жердями недостроенного
лагеря или окровавленная сморщенная мумия мужчины, высосанная насухо, в
ярде от его жени, стоящей на коленях и безнадежно кричащей при виде этого
кошмара.
Ставшая хладнокровной, Джил не была ни беззащитной, ни, после первых
нескольких жертв, слабой. Ее наполнили своего рода спокойствие и
облегчающее голову неистовство, как у хищника, попавшего в западню,
который, чтобы выжить, убивает без страха и раскаяния.
В первые хаотические минуты они с Ледяным Соколом повернули назад и
бросились к дворцу стражи. Там они застали дикую неразбериху вооружающихся
людей, формирующихся отрядов, глубокий гулкий голос Януса, пробивающийся
через какофонию звуков, вызывающий добровольцев. Так как у нее был меч,
кто-то сунул ее в один из отрядов - они были на полпути за городом,
вооруженные факелами, все это было ничтожно мало для встречи с Тьмой. Джил
пробралась в голову отряда и крикнула Ледяному Соколу:
- Но я не умею действовать мечом!
Тот бросил на нее холодный взгляд.
- Тогда нечего его носить, - парировал он.
Кто-то схватил ее за плечо - это оказалась Сейя, которую она
встретила утром у повозок, - и оттащил назад.
- Целься в среднюю линию тела, - торопливо наставляла она Джил, - бей
прямо вниз или прямо в стороны. Вот упор для запястий, видишь? Рукоятка в
обеих руках - не так, так ты сломаешь пальцы. Тебе придется подходить
близко, чтобы убить, если они больше, чем ты, а такими они будут, вот
таких размеров. Поняла? Остальное узнаешь потом. Стой в центре отряда и не
бери на себя то, с чем не справишься.
"Инструкция на ночь", - уныло подумала Джил.
Но удивительно, что в первый момент, когда Дарки, эти безмолвные
массы, материализовались из туманной тьмы между деревьев, как много из
этого сбивчивого урока она могла применить в деле. И Джил постигла первый
принцип любого воинского искусства: выжить или не выжить в схватке - это
последнее испытание любой системы, урока или техники.
С одной стороны, это было легко, потому что те смутные тела не
оказывали большого сопротивления металлическому лезвию. Меткость и
скорость значили больше, чем сила; при всей своей мягкой массе Дарки
двигались быстро. Но Сейя не предупредила, что Дарки воняют гнилой кровью,
и не сказала, как отрубленные куски корчатся, ползают и забрызгивают при
распаде все человеческой кровью и черноватой жидкостью.
Это Джил обнаружила в том багровом аду огня и темных деревьев,
смерти, бегства и боя. Еще она заметила, что нападать не так страшно, как
обороняться, и что неважно, сколь мало ты ел или спал в последние двое
суток, ты всегда можешь сражаться за свою жизнь.
Она билась плечом к плечу со стражниками из Гея в черной форме и
оборванными добровольцами в домотканой одежде. Она бежала вместе с бойцами
через леса, как в стае волков, собирая потерявшихся испуганных беглецов и
сопровождая их назад в Карст. Холодная энергия упоения битвой наполнила ее
огнем и вытеснила слабость и страх.
Время от времени около дюжины воинов Ледяного Сокола сбивали в кучу с
полсотни беженцев. Они обступали их неплотной цепью и давали факелы всем,
кто мог их нести; большинство пыталось взять имущество, деньги и еду, в
основном это были женщины, несшие на руках детей. В третий раз за ночь они
двинулись обратно в Карст. Леса и небо были совсем черными, темные деревья
бились на ветру. Отовсюду доносились крики и вой. Это была картина Дантова
ада, освещенная неверным светом факелов.
Кто-то позади нее вскрикнул. Посмотрев вверх, Джил увидела Дарка,
материализующегося в черном воздухе, внезапно растекающегося слюнявыми
крыльями и ударяющего шипастым хвостом. Она шагнула вперед и, чувствуя
справа от себя Сейю, взмахнула что было силы мечом. Потом со всех сторон
надвинулся ветер и огонь, она уже рубила вслепую. Беглецы за ее спиной
жались ближе друг к другу, как овцы; дети визжали, мужчины кричали.
Искромсанные клочья распадающейся протоплазмы скользили по земле, как
полумертвые земноводные. Она увидела, как человек слева неловко повалился
на колени, высохший, белый и весь забрызганный кровью, словно Тьма
окрасила его розовым, как огромная хлюпающая воздушная капля. Волна за
волной мрак продолжал изливаться из леса.
Ледяной Сокол возвысил свой голос до резкого дребезжания.
- Это будет последний рейд, мои сестры и братья. Их больше, чем было.
Теперь нам придется защищать город.
В секундном затишье, когда Дарки скапливались, как бесцветная пелена
бури, наверху, раздался крик:
- Оборонять _э_т_о_т_ город? Это сборище курятников, не защищенных
стенами?
- Это единственный город, который у нас остался. Вперед!
И они побежали через черный ночной кошмар вражеского преследования,
ветры дули им вслед, как дыхание какой-то невыразимой бездны... Это был
кошмар лесов, темноты, волнистых полуразличимых фигур, пламени и
парализующего ужаса. Они бежали в Карст, и Дарки преследовали их.

7
"Дьявольская шутка над Алвиром! - Руди без сил рухнул в вестибюле
виллы и закрыл глаза. Ничто не могло прогнать из сознания дрожащий блеск
факелов, вопли, вгрызающиеся в его голову, и непомерную слабость от
переутомления. - Все эти басни о том, что все прекрасно и давайте сделаем
Карст столицей нового Королевства, вылетели в трубу. И Ингольд, что бы
они, черт возьми, с ним ни сделали, был все равно прав".
Он снова открыл глаза, сияние зала кололо тело и мозг, словно
багровыми ножами. Это походило на приемную Страшного суда. Зал и вестибюль
с каждой стороны резной арки были забиты людьми от стены до стены, беглецы
прибывали из лесов и с городской площади. Несчастные плакали, молились,
ругались, все были на пределе; они толкались, словно охваченные ужасом
овцы при виде волка, забравшегося в овчарню. Дикий грохот был подобен
финальному аккорду рок-концерта, такой оглушительный, что нельзя было
разобрать ни одного отдельного звука, и лица, освещенные кровавым светом
факелов, казалось, исказились в бессмысленных гримасах.
В комнате стояла нестерпимая удушливая жара, воздух был тяжелый от
дыма и человеческого страха.
Руди подумал, что он попал в один из кошмаров Джил. Но, с другой
стороны, он был слишком голоден, и этот жгучий голод был реален. Руди
надеялся, что конец света не будет столь шумным.
Как Сатана в огненном хаосе, в середине комнаты стоял Алвир. Кровь из
раненой щеки оставила багровый след в липкой грязи его потного лица. Одной
рукой он сжимал эфес меча, другой, черной и выразительной, жестикулировал.
Он спорил с Янусом и Джованнин, которая стояла, опираясь на свой
обнаженный меч, ее мантия была опоясана для боя. Несмотря на сражение, это
тонкое лицо-череп было спокойно и бесстрастно. Руди сухо отметил про себя,
что, похоже, все в городе умели владеть мечом, кроме него. Алвир что-то
предлагал, и аббатиса качала головой в угрюмом отрицании. Яростный,
настойчивый взмах руки канцлера охватывал всю комнату. У Руди было
неприятное чувство, что он знает, о чем идет речь.
Оборона виллы была бесполезна.
Это стало очевидно. Они перебрались сюда, когда рухнули последние
заслоны защитников площади, когда темнота, подобно туману, приглушила свет
огней. Одну минуту, как казалось, Руди стоял в строю вооруженных людей,
неловко сжимая рукоять меча, который кто-то сунул ему в руки, спиной к
развеваемому ветром пылающему сиянию костров и диким крикам безоружных
обитателей сбежавшихся на площадь в поисках защиты и наблюдавших со
страхом неутомимое движение во мраке по ту сторону огней. Когда темнота
подступила ближе, колеблющиеся призраки смутных тел стали значительно
ясней.
Оглядываясь, Руди видел бледное угасание костров. А потом он был
подхвачен потоком слепого панического бегства к стенам, чтобы спрятаться
за ними, к любому убежищу от этого вторгающегося ужаса. Беда стала
безраздельным властелином площади и улиц.
Теперь, обозревая кровавое пространство перед собой, этот уголок,
которого все они порывались достичь и которое было столь же пригодно для
обороны, как птичья клетка, Руди подумал о горькой иронии судьбы.
Не требовалось долго изучать архитектуру, чтобы понять, что перед
ними обыкновенный летний дворец. Все помещение было обустроено так, чтобы
дать простор свету: воздуху и летним ветрам. Колоннады соединялись с
открытыми галереями; изысканные трилистники арок открывали виды на комнаты
с широкими окнами, длинная двойная лестница, поднимавшаяся от вестибюля
слева, заканчивалась балконом-галереей, соединявшейся с остальной частью
виллы серией воздушных перекрытий без стен. Все это было не полезней, чем
кружевная скатерть в ураган. Не будь Руди полубесчувственным от изнурения
и на расстоянии поцелуя от ужасной смерти, он бы мог рассмеяться.
Янус предложил другой план. Алвир покачал головой.
"Нет всему, что означает выход наружу", - подумал Руди.
Мрак, казалось, давил, как бестелесный организм, через длинные окна,
вдоль одной из стен. Несколько минут назад сквозь них еще виднелся
оранжевый отблеск огня. Теперь все погрузилось во мрак. Многоголосый вой
беглецов начал стихать, мужчины и женщины с любопытством заглядывали в
темную туманность зала приемов за аркой, словно в поисках более надежного
убежища, не желая, однако, покидать основную толпу. Алвир показал вниз, на
пол, или, как догадался Руди, на подвалы особняка. Аббатиса спросила его о
чем-то, из-за чего его глаза вспыхнули от ярости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38