Не сообщить – попросить. Нет, это не так. Я могла бы попросить вас отменить казнь или смягчить наказание или что вы там делаете с приговоренными к повешению, когда мы… дядя Гэвин звонил вам вчера вечером. (Стивенсу.) Приступайте, рассказывайте. Вы же защитник – кажется, это называется так? Разве юристы не велят своим пациентам – то есть клиентам – помалкивать, а все разговоры предоставить им?
Губернатор. Только до того, как клиент выйдет на свидетельское место.
Темпл. Стало быть, я здесь на свидетельском месте.
Губернатор. Вы приехали сюда из Джефферсона в два часа ночи. Как, по-вашему, это можно назвать?
Темпл. Ладно. Туше. Но не миссис Гоуэн Стивенс – Темпл Дрейк. Помните вы Темпл: прогремевшую на весь штат студентку, чьей последней школой стал мемфисский публичный дом? Лет восемь назад, помните? Никому, тем более самому высокооплачиваемому слуге штата Миссисипи, нет нужны напоминать об атом, если только восемь лет назад они были грамотны и читали газеты, или читали их родные, или кто-то из знакомых, или они просто слышали эту историю и запомнили, поверив в самое худшее или даже вообразив самое худшее.
Губернатор. Кажется, помню. В таком случае о чем хочет рассказать мне Темпл Дрейк?
Темпл. Это не главное. Главное – что именно рассказывать. То есть я хочу знать, что вам уже известно, и не тратить времени, рассказывая все сначала. Сейчас два часа ночи; вы хотите – может быть, вам даже необходимо поспать, даже если вы наш самый высокооплачиваемый слуга; может быть, даже именно поэтому… Вот, видите? Я уже лгу. Какое мне дело, сколько времени теряет наш самый высокооплачиваемый слуга, если это неважно самому слуге, в чью обязанность входит расплата сном из-за всяких Нэнси Мэнниго и Темпл Дрейк?
Стивенс. Это не ложь.
Темпл. Хорошо. Тогда увертка. И, может быть, его превосходительство, или его честь, или как там его величают, ответит на мой вопрос, чтобы мы могли продолжать?
Стивенс. Почему бы не обойтись без ответа?
Губернатор (обращаясь к Темпл). Спрашивайте. Что я уже знаю о чем?
Темпл (через минуту: сперва она, не отвечая, глядит на губернатора). Дядя Гэвин прав. Очевидно, это вы должны задавать вопросы. Только делайте это потактичней. Потому что отвечать на них будет чуточку… скажем для благопристойности, мучительно – благопристойность здесь уместное слово, не так ли? – хотя кое-кто и блефовал повязками на глаза.
Губернатор. Расскажите мне о Нэнси… Мэннихо, Мэннико… как она пишет свою фамилию?
Темпл. Никак. Она не умеет. Ни читать, ни писать. Можете повесить ее под фамилией Мэнниго, хотя, может, и так неправильно, но послезавтра это будет уже неважно.
Губернатор. А, да. Мэнниголт. Старая чарлстонская фамилия.
Стивенс. Гораздо более старая. Мэнголь. Наследие Нэнси – или по крайней мере доставшаяся ей фамилия – идет от норманнов.
Губернатор. Почему бы не начать с рассказа о ней?
Темпл. Вы очень мудры. Это наркоманка и шлюха, мы с мужем вытащили из канавы и доверили ей нянчить своих детей. Одного ребенка она убила, и завтра утром ее должны повесить. Мы – адвокат Нэнси и я – приехали к вам с просьбой спасти ее.
Губернатор. Да. Все это я знаю. Почему?
Темпл. Почему я, мать ребенка, которого она убила, прошу вас ее спасти? Потому что я ее простила. (Губернатор выжидающе смотрит на Темпл. Стивенс тоже. Она смотрит на губернатора пристально, без вызова, лишь настороженно.) Потому что она была невменяемой.
Губернатор смотрит на нее, она отвечает ему взглядом, торопливо затягиваясь сигаретой.
Темпл. Хорошо. Вас интересует, не почему я хочу спасти ее, а с какой стати я… мы взяли в няни шлюху, бродягу и наркоманку. (Торопливо затягивается, говорит сквозь дым.) Чтобы дать ей возможность нормально жить – она тоже человек, пусть даже наркоманка и черномазая шлюха…
Стивенс. Нет, и это неправда.
Темпл (выпаливает с каким-то отчаянием). Да, теперь даже не уловка. Почему я никак не перестану лгать? Хотя бы на время, как можно перестать играть в теннис, бежать, танцевать; пить или есть сладости в пост? Не исправиться – просто на время перестать, отдохнуть перед другой мелодией, другим сетом или другой ложью? Ладно. Мне был нужен кто-то, с кем можно поговорить. Ну вот. Теперь уже придется рассказать и все остальное, чтобы вы поняли, с какой стати мне была необходима наркоманка и шлюха, почему Темпл Дрейк, белая женщина, прогремевшая на весь штат студентка, происходящая из рода государственных деятелей и воинов, гордости высокочтимых анналов нашего суверенного штата, могла говорить на одном языке только с черномазой наркоманкой и шлюхой…
Губернатор. Да. Так далеко от дома и так поздно. Рассказывайте.
Темпл (торопливо затягивается, гасит в пепельниц сигарету и выпрямляется, говорит твердым, быстрым, резким, бесстрастным голосом). Шлюха, наркоманка; обреченная, проклятая еще до рождения, она жила лишь для того, чтобы стать убийцей и кончить жизнь на виселице. Она не только попала из канавы в дом Стивенсов, представителей высшего общества, но и совершила дебют в общественной жизни города, валяясь в канаве, белый мужчина старался пинками загнать ей в глотку ее зубы или хотя бы крики. Вы помните, Гэвин, как его звали? Я тогда еще не жила в Джефферсоне, но вы должны помнить: кассир из банка, он был столпом церкви или притворялся ради своей бездетной жены; и вот в понедельник утром Нэнси, все еще пьяная, подходит, когда он отпирал парадную дверь банка, позади него толпятся человек пятьдесят, Нэнси проталкивается сквозь толпу, подходит к нему и говорит: «Белый, где мои два доллара?», он повернулся и ударил ее, она перелетела через тротуар и упала в канаву, он подбежал к ней, стал топтать ее, бить ногами в лицо, в голову, а она все повторяла: «Где мои два доллара, белый?», наконец толпа схватила его, а Нэнси лежала в канаве, выплевывала кровь, зубы и все бормотала: «Два доллара было еще две недели назад, а потом приходил еще два раза…».
Умолкает, на миг закрывает лицо руками, потом отводит их.
Темпл. Нет-нет, платка не надо; юрист Стивенс и я имели дело с платками, прежде чем выйти из дому. На чем я остановилась?
Губернатор (повторяет). «Два доллара было еще…».
Темпл. И теперь я должна рассказать все. Это Нэнси Мэнниго. А Темпл Дрейк находилась в доме, где брали дороже. Но я, кажется, сказала «туше»?
Подается вперед и хочет взять из пепельницы погашенную сигарету. Стивенс берет со стола пачку и протягивает ей. Она отводит руку от погашенной сигареты и откидывается назад.
Темпл (Стивенсу). Нет, спасибо; это я так. Просто разрядка. Coup de grace . Жертва не ощущает его, правда? На чем я остановилась? (Торопливо.) Не обращайте внимания. Я ведь уже говорила это? (С минуту сидит молча, сжатые руки неподвижно лежат на коленях,) Кажется, в этой истории наш самый высокооплачиваемый слуга многого не знает; может быть, потому, что он наш самый высокооплачиваемый слуга пока что меньше двух лет. Хотя что это я? Восемь лет назад он умел читать, не так ли? Собственно говоря, его не избрали бы губернатором даже штата Миссисипи, если б он не умел читать хотя бы за три года до того, не так ли?
Стивенс. Темпл.
Темпл (Стивенсу). Что? Это всего лишь увертка.
Губернатор (глядя на Темпл). Помолчите, Гэвин (Обращаясь к Темпл.) Coup de grace не только означает милосердие, но и есть милосердие. Нанесите этот удар. Гэвин, дайте ей сигарету.
Темпл (снова подается вперед). Нет, спасибо. Право же. (Через секунду.) Простите. (Торопливо.) Вы увидите, я никогда не забываю извиняться, всегда помню о своих манерах – как это мы называем, «воспитании». Показываю, что действительно происхожу из благородного рода, пусть не норманнских рыцарей, как Нэнси, но по крайней мере людей, которые не оскорбляют хозяина в его доме, особенно в два часа ночи. Только я сделала большой скачок там, где Нэнси скромно топталась: видите, я снова леди. (После паузы.) Ну вот, опять. Теперь я даже не увертываюсь – нарушаю правила. Как это называется? Схожу с дорожки. Видите, мы опять у барьера; теперь нам надо взять его или повалить. Понимаете: ослабим поводья, дадим рту лошади чуть отдохнуть, возьмемся за них, слегка, чтобы держаться за что-то при прыжке; и пустим ее вновь. Ну вот, мы опять там, откуда начали, и можем начинать снова. Так что же мне придется рассказать, поведать, произнести вслух, чтобы каждый, имеющий уши, услышал о Темпл Дрейк то, о чем, как я полагала, ничто на свете, тем более убийство моего ребенка и казнь черномазой шлюхи, не заставят меня говорить? Раз уж я приехала сюда в два часа ночи и разбудила вас, хотя вот уже восемь лет живу в безопасности или по крайней мере в покое? Понимаете: что я должна рассказать, чтобы все было ясно и, конечно же, мучительно, но только быстро, чтобы вы могли отменить или смягчить приговор, или как это называется, и мы успели вернуться домой и уснуть или хотя бы лечь в постель? Конечно же, мучительно, но только не слишком – вы, кажется, сказали, что «благопристойность» уместное слово, не так ли?
Губернатор. Смерть мучительна. Постыдная тем более – и даже в лучшем случае не слишком благопристойна.
Темпл. Смерть. Сейчас мы говорим не о смерти. Мы говорим о стыде. Нэнси Мэнниго не знает стыда; она знает лишь, что должна умереть. Туше; разве я не привезла сюда Темпл Дрейк в два часа ночи лишь потому, что Нэнси Мэнниго должна умереть?
Стивенс. Ну так рассказывай.
Темпл. Он не ответил мне. (Губернатору.) Ответьте все-таки. Что я должна рассказать? Только не говорите «все». Это я уже слышала.
Губернатор. Я знаю, кем была Темпл Дрейк: эта молодая женщина восемь лет назад училась в университете, однажды утром она отправилась специальным студенческим поездом на бейсбольный матч в другой колледж, где-то по пути сошла с поезда и скрылась, никто не знал, куда, потом, шесть недель спустя, появилась в Джефферсоне свидетельницей по делу об убийстве, доставил ее туда адвокат того человека, который, как стало известно потом, похитил ее и держал пленницей…
Темпл. …в мемфисском публичном доме – не забывайте этого.
Губернатор. …чтобы она подтвердила его алиби во время убийства…
Темпл. …и Темпл Дрейк знала, что это убийство совершил он, потому…
Стивенс. Постойте. Примите в игру и меня. Темпл сошла с поезда по наущению одного молодого человека, который с автомобилем встречал поезд на промежуточной станции, они хотели ехать на матч в автомобиле, только молодой человек был уже пьян, напился еще сильнее, разбил машину, и они оказались в доме самогонщика, где произошло убийство, убийца похитил ее оттуда и отвез в Мемфис с целью держать там, пока ему не потребуется алиби. Впоследствии он – молодой человек с автомобилем, ее кавалер и защитник в момент похищения, – женился на ней. Это мой племянник.
Темпл (Стивенсу, с горечью). И вы тоже. Тоже очень мудры. Почему вы не можете поверить правде? Хотя бы тому, что я стараюсь говорить правду? По крайней мере сейчас. (Губернатору.) На чем я остановилась?
Губернатор (цитирует). «Темпл Дрейк знала, что это убийство совершил он, потому…».
Темпл. А, да… потому что видела его или по крайней мере его тень: и потом адвокат привез ее в джефферсонский зал суда, чтобы она своими показаниями лишила жизни человека, обвинявшегося в убийстве. О да, невиновного. Вот я сказала вам то, чего никто не знал, кроме мемфисского адвоката, и даже не вздрогнула. Видите? Я не могу даже условиться с вами. Вы пока не сказали ни «да», ни «нет», намерены спасти или нет, подумаете о ее спасении или нет; этого прежде всего потребовала бы любая из нас, Темпл Дрейк или миссис Гоуэн Стивенс, будь у них хоть какой-то разум.
Губернатор. Вы хотите сперва спросить меня об этом?
Темпл. Не могу. Боюсь. Вы можете ответить «нет».
Губернатор. Тогда вам не придется рассказывать о Темпл Дрейк.
Темпл. Я должна. Должна рассказать все, иначе меня бы не было здесь. Но если у меня не будет надежды, что вы скажете «да», то не представляю, как это сделаю. Вот еще одно туше кому-то, возможно, Богу – если он есть. Понимаете? Вот что ужасно. Мы даже не нуждаемся в нем. Достаточно одного зла. Достаточно даже восемь лет спустя. И восемь лет назад дядя Гэвин сказал – о да, он тоже был там; вы не знали? Он мог бы рассказать вам все или, во всяком случае, большую часть, и вы лежали бы теперь в постели, – сказал, что тлетворность есть даже во взгляде на зло, даже в случайном; что нельзя торговаться, спорить с разложением – нельзя, невозможно… (Умолкает и сидит напряженно, неподвижно.) Губернатор. Возьмите сигарету. (Стивенсу.) Гэвин…
Темпл. Нет, спасибо. Уже поздно. Мы начали. Не сможем взять барьер, так хотя бы проломимся сквозь него.
Стивенс (перебивает). И значит, хотя бы один из нас сможет подняться. (Заметив взгляд Темпл.) О да, я тоже играю; тоже участвую в этом заезде. Вперед. (Суфлируя.) Темпл Дрейк…
Темпл. Темпл Дрейк, глупая девственница: то есть девственница в том смысле, что никто не мог этого опровергнуть, но дура уж наверняка, по любым сравнениям и меркам; семнадцатилетняя и дура в большей степени, чем девственность и возраст могли бы оправдать или объяснить; и оказалась способной на такое безрассудство, что даже семь лет или три года, не говоря уж о девственности, вряд ли могли оправдать…
Стивенс. Пожалей животное. Хоть попытайся послать его поверх барьера, а не сквозь.
Темпл. Вы говорите о виргинском джентльмене. (Губернатору.) Это мой муж. В Виргинском университете он учился, как говорит дядя Гэвин, не только пьянству, но и аристократическим замашкам…
Стивенс. …и забыл ту и другую науку в один миг, когда восемь лет назад снял ее с поезда и разбил машину у дома самогонщика.
Темпл. Но по крайней мере одну вспомнил снова, потому что все-таки женился на мне, как только смог. (Стивенсу.) Вы не возражаете, что я рассказываю об этом его превосходительству?
Стивенс. Вспомнил и ту, и другую. С того дня он больше не пил. Его превосходительство может запомнить и это.
Губернатор. Запомню. Непременно. (Делает короткую паузу, чтобы они умолкли и взглянули на него.) Мне даже хочется… (Оба смотрят на него; мы впервые улавливаем, что здесь кроется еще что-то:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22