Когда я возвращалась домой после дождя, мой отец всегда кричал на меня и говорил, что я веду себя, как идиотка, и что если я буду держать рот открытым, то там вырастет псевдопланктон. А я только смеялась. Я считала это глупостью, потому что знала, что дождь не причинит мне зла. Он удивительно чистый и не может быть вредным.
Думаю, что мне было шесть земных лет, когда дождь прошел в последний раз. Прилетали откуда-то стайки облаков, но они приносили только туман, а не дождь. Облака были слишком легкие, чтобы из них пошел дождь. Вместо этого на город опускались туман или мгла, которые нимбом заворачивались вокруг каждого фонаря, заволакивали предметы, скрадывая их очертания.
Мокрая мгла пугала меня, тогда как рассказы отца о псевдопланктоне лишь веселили, и я не выходила на улицу, когда был туман. Если идти в тумане, то можно почувствовать капли воды на коже, влажные и холодные, но они не были отдельными, как дождевые, а сливались в сплошное целое и окутывали, так и не оседая до конца.
Мне это не нравилось. Я любила, чтобы у реальности были четкие очертания. Пусть даже она была не совсем чистой, как, например, зеленые корочки, остававшиеся после луж, или беспорядочной, как паутины рекламы и антирекламы в Трэпе Оувер, или запутанной, как работа, которой я занималась в казино до того, как меня выкинули оттуда, и после этого. Все равно, грязная действительность или чистая, но мне ее нужно видеть, хотелось знать, что я чувствую.
Туман наводил на меня ужас. А вот дождь мне не помешал бы, он никогда не мешал.
Очень захотелось снова увидеть дождь сейчас, когда я продиралась сквозь сухой и бесплодный песок, где не было ни капли дождя уже тысячелетия, – теперь, когда в глазах у меня было почти темно, а Солнце беспощадно жгло затылок. Мне хотелось остановиться, открыть рот и поднять голову к небу, а потом долго смеяться над мыслью о том, что оттуда может упасть что-то вредное.
Я не смеялась. Дождь не шел. Даже мгла не была прохладной, а горячей, смешанной с пылью, ветром и ослепительным солнечным светом – в буквальном смысле, из-за этого ужасного невидимого ультрафиолета, который съедал мое зрение.
Я видела лишь горячую дымку, а чувствовала лишь ветер, царапающий обгоревшую до мяса кожу.
Кто-то схватил меня… Кто-то схватил меня и отправил на солнечную сторону ссыхаться и умирать, брошенной всеми и ослепшей.
И я даже не знала – почему. Почему я должна была умирать, вместо того, чтобы выяснить, что происходит.
Это бессмысленно.
Я продолжала идти, с трудом преодолевая сопротивление ветра.

Глава 16

Не помню, когда, наконец, я упала и больше уже не смогла подняться. Знаю только, что к тому времени я совсем ослепла, кожа слезла с меня слоями, а туфли были полны крови. Наверное, мой симбионт, пока было в его силах, подавлял боль, но все же мое состояние напоминало агонию. Я настолько отупела от страданий, что уже ничего не чувствовала. В какой-то момент наступает шок, когда просто перестаешь ощущать физическую боль, ее вытесняют чувства и эмоции.
Не помню, когда и как упала, но сейчас я лежала лицом вниз на этом сером песке. Я отчетливо сознавала, что в этот раз мне не подняться. Это выше моих сил.
Но я же не могу просто так сдаться и умереть!
Я прикоснулась к запястью, поморщившись от боли, попыталась вызвать такси. Скорее всего, не знала, что еще могу сделать. Я не смогла произнести ни слова. Во рту у меня было полно песку.
Больше я, ничего не помню из моего пребывания на дневной стороне.
Когда ко мне вернулось сознание, я уже лежала на спине на чем-то прохладном и принявшем форму моего тела. Я все еще ничего не видела, но моя кожа была мягкой и влажной, и ничего уже по болело.
Вместо порывов ветра я слышала музыку. Помню, что полежала так несколько мгновений, а потом уснула.
Когда проснулась, то почувствовала, что очень сильно режет глаза, но не от песка. Я попыталась их открыть и обнаружила, что вижу так же хорошо, как и раньше.
Я смотрела на потолок. Музыка звучала настолько тихо, что показалось, что слышу ее в подсознании.
– А-а-а… – попробовала я заговорить.
Получилось, хотя голос был неестественно высоким.
Почувствовав какое-то движение, я попыталась повернуть голову в ту сторону, но у меня все поплыло перед глазами.
Когда я пришла в себя, то увидела брата. Себастьян смотрел на меня все с тем же раздражающим выражением спокойствия на лице.
– Привет, Кэрли. Черт возьми, куда ты встряла на этот раз?
Он был единственным человеком на Эпиметее, который до сих пор называл меня Кэрли, если хотел, и я нисколько не возражала. Думаю, что улыбнулась ему, или попыталась изобразить нечто подобное.
Сделав рукой неопреденный жест, я ответила:
– Да так, ничего серьезного.
Сглотнув, чтобы избавиться от комка в горле, добавила:
– Рада снова тебя видеть, Себ.
Он издал какой-то звук, который выражал одновременно и радость и недовольство.
– Для встречи с тобой я знаю места и получше.
– Думаю, ты прав, – согласилась я. – А, кстати, где я?
– В больнице, глупышка. А где ты думаешь?
Я попыталась пожать плечами, но у меня это не очень-то получилось.
– Не знаю.
Я решила, что лучше сменить тему.
– Об Эли что-нибудь слышно?
Он покачал головой.
– Немного. Она, по-моему, улетела на Землю. Я получил от нее извещение, отправленное с Земли, но оно оказалось пустым. Не знаю, что с ним случилось. Может, стерлось, пока дошло, или она вообще забыла сделать запись на нем, а, возможно, просто отправила не то извещение.
Я не удивилась. Наша сестренка Элисон никогда особенно не умела поддерживать связь, но то же самое можно сказать и о нас с Себом. По крайней мере, она выбралась с Эпиметея.
Мне этого сделать не удалось, но зато я выбралась с ночной стороны.
– Как ты нашел меня?
– Я не искал. Мне позвонили, потому что я твой ближайший родственник, но нашел тебя не я.
Я ждала, что он продолжит, но напрасно. Приподнявшись на локтях, потребовала дальнейшей информации:
– Ну, так кто же тогда, черт возьми, нашел меня?
Себ улыбнулся и махнул рукой.
– Он.
Я повернула голову и в дверном проеме напротив кровати увидела огромного безобразного человека. На секунду мне показалось, что это Бобо Риглиус. Может быть, он раскаялся или что-нибудь в этом роде, но потом я рассмотрела черные волосы и три серебряных антенны, торчавших изза левого уха мужчины.
– Кто… – начала было я, но потом все же вспомнила. – Мичима?
Тот кивнул. Да, это был Большой Джим Мичима. Я много раз видела его лицо на экране компьютера за годы, что мы вместе работали детективами в Городе. Мы никогда не встречались лично, даже по делу “Звездного Дворца”, но это был он.
– Привет, Хсинг, – сказал он. – Ты мне должна кучу денег. Огромную кучу денег. Ты пристрелила моего наблюдателя, но даже после такого неблаговидного поступка, чисто по доброте душевной, я привез тебя обратно в Город. Да еще оплатил твои счета здесь, в больнице.
– А какого черта ты все это сделал? – резонно возразила я.
– Потому что, если бы ты умерла, то не заплатила бы мне за робота, – ответил он с широкой улыбкой на большом, полном лице.
Я начала что-то говорить, но мои локти как-то сами собой заскользили вниз, я упала на спину и решила не продолжать этот разговор.
Никто но стал спорить с моим решением, а если кто-то и возразил, то я этого уже не слышала.
Я проснулась снова, чувствуя себя почти полностью здоровой, но на этот раз в комнате никого не было.
Интересно, не приснился же мне этот разговор с Себом и Мичимой. Я села, и кровать тут же превратилась в кресло, из чего я сделала вывод, что не нарушаю больничные порядки.
Палата, где я лежала, была стандартной: четыре стены, дверь, одну из стен занимал огромный объемный экран, изображавший какой-то парк, рядом с кроватью – стол с вмонтированными дисплеями и приспособлениями различного назначения. Все покрашено в мягкие розовые и бежевые тона.
Только я собралась запросить справку о состоянии своего здоровья, как дверь открылась, и в палату вошел Мичима.
– Привет, Хсинг, – второй раз поздоровался он.
– Привет, Мичима.
– Предваряя твои вопросы, скажу: врачи считают, что тебя уже можно выписывать, хотя некоторое время нельзя будет переутомляться. Но перед тем, как выйдешь отсюда, ты должна узнать нечто весьма важное.
Он замолчал. По-моему, ему трудно было говорить мне это, но все-таки он закончил:
– Твой симбионт мертв.
– Что? – изумилась я.
Вот этого я не ожидала. Ведь убить симбионта очень трудно, и это одна из причин, почему люди обзаводятся ими.
– Так мне сказали, – пояснил Мичима. – Думаю, его убила радиация.
Я подняла вверх руку, собираясь пригладить волосы, но на голове ничего не было.
Мичима заметил мой жест.
– Ты получила огромную дозу радиации. Не только ультрафиолетовые лучи, но и весь остальной солнечный спектр. К тому же, ты пробиралась назад по очень горячей поверхности. Но сейчас все в порядке – тебе все восстановили заново: надрастали кожу, поврежденные кости, в общем, то, что было повреждено. Волосы и ногти скоро отрастут, но это стоило недешево, и я не собираюсь, в добавок ко всему, раскошеливаться еще на нового симбионта. Это уже твоя проблема.
Я кивнула. Его можно понять. Ему не нужны мои извинения. Черт возьми, самое главное, что я жива. Мы с моим симбионтом никогда не были приятелями. Конечно, я радовалась, что он у меня есть: с ним чувствуешь себя спокойнее, но он не сенсорный, и я смогу поставить себе новый.
– Ты честен. А теперь не скажешь ли, как я здесь очутилась и почему ты тоже здесь?
Он снял со стены стул, который мгновенно принял нужную форму, и уселся поудобнее.
– Я все тебе расскажу, – согласился он, – но в ответ на это хочу услышать и твой рассказ.
– О чем?
– Обо всем: что ты делала и как попала на дневную сторону.
Наверное, я должна была это предвидеть, но не учла, и теперь потребовалось несколько секунд, чтобы обдумать предложение.
Как бы там ни было, а Мичима спас мне жизнь, поэтому даже раздумывать не приходится.
– Хорошо, – согласилась я, – но ты первый.
Вот что мне рассказал Мичима.
Сначала он купил робота-наблюдателя для патрулирования в Трэпе в надежде, что тот узнает что-нибудь интересное. Мой файл он ввел в программу давно, сразу же после дела “Звездного Дворца”, и забыл об этом. У робота было запрограммировано задание: увидев меня, он должен выяснить, что мне нужно в Трэпе, а потом сообщить, что Мичима не хочет, чтобы я там появлялась. В общем, все оказалось именно так, как я и предполагала.
Но когда я все-таки появилась в Трэпе после такого долгого перерыва, да еще оторвалась от наблюдателя у “Манхэттена”, Мичима заинтересовался мной и стал наводить справки, а когда узнал, что меня никто не нанимал, то интерес возрос еще больше. Он как раз был свободен и подумал, что, возможно, я веду крупное дело, поэтому приказал наблюдателю не отставать от меня и выяснить, чем я занимаюсь.
У Большого Джима появилось смутное представление о том, что я делаю, после моей поездки в Уэст-Энд, но, он никак не мог понять, что это за дело, если мне приходится выслеживать сборщиков арендной платы.
А потом я застрелила наблюдателя, причем, без видимых причин, и Мичима пришел к единственному возможному выводу: если я не хочу, чтобы он узнал, куда еду, значит, дело гораздо интереснее и важнее его собственного занятия, которое заключалось в том, чтобы выслеживать сбежавших от уплаты проигрыша игроков для “Джунзы”, и являлось на данный момент единственным источником его доходов.
Джим лишился наблюдателя, но это не остановило его. Он купил несколько десятков личных микроэлементов и послал флоутэр, приказав ему разбросать их по всей улице перед моим офисом.
Он приставил ко мне другого наблюдателя – первоклассного закомуфлированнoго робота, которого пришлось купить в кредит, так как все наличные к тому времени уже истратил.
Мичиме неизвестно, куда ездила я после того, как подстрелила его первого наблюдателя, и он снова засек меня только по возвращении в офис.
Большой Джим знал, что ко мне вошли двое парней, через некоторое время вынесли меня, связанную, и повезли на восток, к стене кратера.
Но Мичима потерял меня на дневной стороне: его наблюдатель не смог вынести ультрафиолетового облучения, ветра и жары.
Но на мне должны были остаться личные микроэлементы, поэтому Мичима нанял корабль и начал поиски. Он нашел такси, в котором еще оставались микроэлементы. Все они вместе подавали достаточно сильный сигнал, и приборы корабля Мичимы смогли его засечь. Но меня в машине не было. Ветер занес песком все мои следы, поэтому Большой Джим не смог определить точно, куда я направилась.
Однако, он был слишком упрям, чтобы отступить. Мичима знал, что из такси я выбралась живой, и решил, что пойду на запад, а иначе я была бы полной идиоткой, и начал посылать в том направлении поисковые сигналы.
И очевидно, судя по тому, что я здесь и все это вам рассказываю, он меня нашел.
Но хотите знать, что привело его ко мне? Не личные микроэлементы: мой симбионт решил, что они безвредны для меня, но все равно съел их, потому что ему нужно было топливо, и они так и не успели сообщить Мичиме о моем местонахождении. Не помогло ему и оборудование корабля: оно создавалось для работы в условиях ночи и не было приспособлено к дневному свету и высоким температурам.
А произошло это, когда я попыталась вызвать такси, как раз перед потерей сознания. Оказывается, у моего пейджера была функция безопасности, о которой я даже не знала, и когда я нажала на запястье, но не сделала никакого заказа и не отменила вызов, он проверил мой пульс. Тот оказался слабым, и пейджер вызвал медицинскую помощь. В радиусе действия моего передатчика был только приемник, который находился на борту корабля Мичимы. Он принял сигнал и сообщил о нем Большому Джиму.
Мичима решил, что это я… Единственным человеком на дневной стороне, которому необходима медицинская помощь, могла быть только я. Да и потом, даже если это не я, не ответить на сигнал о помощи Мичима не мог:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27