– Что было дальше? – спросил сын Аэдоны с отчаянной решимостью дослушать до конца эту горькую историю, чтобы уже никогда не забыть о том, что сделал неведомый враг с прекрасным замком и его обитателями.
– Ты все видел, Рогмо, сын Аэдоны. Зачем я буду рвать твое сердце и испепелять свое? Мне будет очень трудно жить после того, что я пережил. А я не видел почти ничего. Я сбежал, мальчик мой. Я сбежал и бросил любимых мною существ, чтобы спасти эту вещь по просьбе твоего отца, да будет она трижды проклята. Мальчик мой! Оставь ее, брось!!! В мире много прекрасного, и горе когда-нибудь развеется. Не бери на себя эту тяжесть, не подвергай себя опасности! Ведь смерть твоего отца – это только начало. Начинает сбываться проклятие Гаронманов – так он сказал мне на прощание.
Рогмо долго сидел у сиреневого пламени в глубоком молчании.
– Мне нужно похоронить их, – сказал он наконец.
– Мы поможем тебе, – откликнулся Номмо.
– Мы все сделаем, – сказал кто-то, и голос, как показалось Рогмо, несся с верхушки соседнего дерева.
В ручье кто-то плеснул и пропел:
– Мы любили их!
– Мы все их похороним! – прошептали деревья.

Рассвет следующего дня застал Рогмо уже на развалинах замка. Но на сей раз он пришел не один, и ему хоть немного легче было смотреть на своих друзей и родственников.
Лесные обитатели, духи озер и ручьев, несколько чудом уцелевших домовых, обитавших в замке, – пестрая, шумная толпа – помогали ему. Великаны лешие и несколько пришлых гномов валили и носили деревья для погребального костра. Наяды, альсеиды и дриады обмывали покойников и укутывали тела тончайшими саванами. Русалки не могли выйти на берег, чтобы помочь друзьям, но они собрались в ручье, который протекал у подножия холма, и пели одну за другой прекрасные скорбные эльфийские песни. А насекомые стрекотали, подпевая. И соловьи заливались в такт тоскливой мелодии.
Сильваны разбирали завалы из камней, то и дело спотыкаясь своими крохотными копытцами. Они по двое и по четверо таскали самодельные носилки, сплетенные из трав, – на них эльфов переносили к костру. Там несколько полевых нимф и две альсеиды умащивали покойных пахучими маслами и пыльцой цветов.
Мачеху, братьев и своего отца Рогмо одел и причесал сам. Княжеская семья в пышных драгоценных нарядах была уложена на самой верхушке огромной поленницы дров. Остальных эльфов уложили рядами с двух сторон. Поодаль возводили еще несколько погребальных костров.
Когда все было готово, лесные обитатели отошли в сторону, давая возможность Рогмо попрощаться со всем, что было в его прошлом. Они понимали, что полуэльф расстается со всей своей предыдущей жизнью – а впереди у него только неизвестность и скорбь.
– Прощай отец! – негромко сказал полуэльф. – Прощай и ты, княгиня, и вы, братья. Я любил вас и буду любить, пока бьется мое сердце.
Взметнулся вверх тоскливый звук погребальной песни, застонали свирели сильванов, на одной тонкой ноте повис плач нимф.
А Номмо махнул рукой – и громадное фиолетовое пламя вспыхнуло одновременно на всех кострах. Тела тут же занялись, и на глазах горюющих друзей стали превращаться в пепел и золу.
– Прощай, – сказал Номмо.

Князь Энгурры сидит на берегу крохотного лесного озера, под молодым дубком, который радостно защищает его своей тенью от палящего полуденного солнца. Рядом примостился Номмо в своих неизменных зеленых башмачках с золотыми шариками на носках.
– Уходишь?
– Здесь мне больше делать нечего. Пойду бродить по свету.
Оба молчат, наконец Рогмо не выдерживает:
– Что же ты не спрашиваешь меня о моем решении?
– Это твое решение, зачем мне тебя торопить.
– Я решил, что беру отцовское наследство и принимаю на себя всю ответственность, связанную с этим. Мне все равно будет легче, чем ему: хоть я и князь, но у меня нет ни одного подданного, так что рисковать я тоже буду один.
Номмо долго разглядывает носки своих башмачков. Он шевелит ножками, и золотые шарики отражают солнечные лучи. Веселые солнечные зайчики скачут по лицу Рогмо, по стволам деревьев и слепят какого-то подслушивающего сильвана.
– Уходи, – негромко приказывает ему Хозяин Огня.
Тот ойкает и убегает.
– Когда-то Повелителем Лесов был Эко Экхенд, – говорит он некстати. – Это был прекрасный бог. Играл на свирели, оберегал всех, защищал. Леса при нем жили необыкновенной жизнью – светлые, пронизанные солнцем, теплые, а цветы – видел бы ты, мальчик, какие были повсюду цветы! А озера! Прозрачные, прохладные, с песчаным дном...
– Отец рассказывал.
– Потом был Кодеш, но он сидел в своем Аллефельде и носа сюда не казал. Но чужие его боялись, а свои и так хорошо вели себя – худо-бедно мы выжили. А вот что будет теперь?
– К чему ты клонишь?
– Должен же хоть кто-нибудь этим заняться, – вздыхает Номмо. – У тебя будет один подданный и не такой уж захудалый. Я пойду с тобой и помогу тебе, потому что враг все равно не оставит в покое того, кто этой вещью владеет. И до меня доберется, и до тебя... Может, вместе осилим задачу?
– Спасибо, – растерянно бормочет Рогмо. – Но как я могу?
– А никто не может. – Хозяин Огня поднимается и начинает важно прохаживаться перед ним взад и вперед. – Никто не может, потому что это вообще невыносимо для живого существа. Но все выносят. Помнишь предания о первой войне?
– Когда Арнемвенд пытался завоевать кто-то из другого мира?
– Ага. Враг, которого нельзя было победить. Но победили же...
– Какой ценой!!! Отец рассказывал...
– Твой отец заплатил такую же цену. Очередь за нами. Ты все решил?
– Все, – твердо отвечает Рогмо.
– И я тоже. Не спорь со старшими – мне лет на триста больше, так что слушай дедушку. Думаешь, мне так неймется бросить обжитые места, где меня все уважают, почитают и любят, и отправиться с тобой неизвестно куда, чтобы там сложить свою голову, потому что мне жить надоело? Отвечай!
– Да нет, конечно.
– И правильно, что не думаешь. Я, если хочешь знать, боюсь. Омерзительно боюсь, ужасно. Потому что я видел то, что ты только почувствовал на излете. И все равно я понимаю, что мне нужно идти. Мы все виноваты перед тобой, Рогмо.
– ???
– Ты полуэльф, и тебе никогда не давали забыть об этом, верно?
– Можно сказать и так.
– Поэтому отец и не хотел раньше времени взваливать на твои плечи груз знаний. Помогать тебе почти никто не собирался, а тяжесть-то от этого не стала бы меньше. Берег тебя. Вот и доберется, что ты теперь ровно слепой кутенок. – Номмо вздохнул. – Я тоже хорош, ничего не возразишь. Не настаивал. Когда ты собрался уходить, Аэдона пришел советоваться, отпускать ли или уже готовить к правлению да объявлять всем, что ты станешь наследником. Боялся, что с тобой несчастье приключится, как с матерью.
– Он хотел сделать меня наследником?! – не поверил Рогмо своим ушам.
– Любил он тебя пуще жизни. Вот и волновался. А я – отпускай, отпускай. Не держи, мол, человечью кровь в лесу. Пусть вдоволь походит. А теперь кто тебе поможет? Моя вина, мне ее искупать. И хочу я идти или не хочу, меня уже никто не спрашивает. Мое место в дороге. Я ведь тоже не знаю всей истории, которая касается твоего наследства. Ну, не горюй, узнаем. В Гатаме, у нотариуса, Аэдона оставил завещание. И твоя мать тоже. Наведаемся туда.
– Что же это за наследство?
Номмо несколько раз оглядывается, затем принюхивается к воздуху:
– Вроде никого нет. Гарантий дать не могу, но надеяться на лучшее позволительно.
Он жестом приглашает Рогмо следовать за собой. В течение десяти или пятнадцати минут они идут по дубовой роще, выходят на поляну, посреди которой торчит как перст высокая тонкая скала – в четыре человечес роста.
– Это здесь, – говорит Номмо.
Полуэльф чувствует, как по земле от скалы к нему бегут ощутимые токи не то тепла, не то доброты.
– Гляди и запоминай. Никто из эльфов, кроме Пресветлого Эльфа Аэдоны, за последние пять сотен лет не видел этого места. Это священная скала Энгурры – хранитель нашего леса и наших душ. Если бы не она, давешний враг всех бы тут изничтожил. Вот здесь и спасались.
– А сюда он побоялся идти? – недоумевает Рогмо. – Мне тут нравится.
– Раз тебе нравится, значит, ему тошно. Да и скала столбом не стоит.
– Как это?
– Если уж взялся быть эльфийским князем, не веди себя как деревенский простачок, – это место, напоенное силой Древнего божества. Одно из мест, которые Эко Экхенд особо оберегал и часто создавал новые, чтобы маленькие духи могли иметь пристанище, дабы их никто не обижал. Оно – как сердце этого леса. Здесь маги могут черпать свою силу, если она будет впоследствии направлена на добро. На этой поляне танцуют феи и лесные духи, сюда приносят наших новорожденных. А если сюда забредет человек и скала не изгонит его, то, переночевав возле нее, он узрит свое будущее. На тебе венец Пресветлого Эльфа Леса – подойди к святыне, пусть она благословит тебя.
Рогмо медленно подходит к скале. С каждым шагом, который приближает его к центру поляны, тело окутывается теплом и нежностью. Он попадает в волны радости и сочувствия, а боль, ледяной коркой покрывшая сердце, тает и выливается теплыми слезами.
Когда князь приходит в себя, он стоит, обнимая скалу обеими руками. Там, где только что была его щека, камень влажный.
– Прекрасно, – бормочет Номмо. – Вот и подружились. Вот и ладно.
Он нагибается к подножию скалы и начинает шустро копать. Рогмо с удивлением и непониманием следит за ним.
– Я спрятал наследство Аэдоны здесь. Вот... – пыхтит Номмо.
Наконец он выкапывает довольно глубокую ямку. На самом дне лежит маленький сверток. При виде его полуэльф чувствует жестокое разочарование – он ожидал увидеть какое-то грозное оружие или немыслимое сокровище. Ну что еще может интересовать врага? А Номмо протягивает ему на раскрытой ладошке тряпочку, завязанную узелком. Похоже, что в ней лежит предмет не больше виноградной улитки.
Но Рогмо почтительно берет сверточек и развязывает тряпицу.
Перед ним перстень из зеленого золота с отогнутыми зубчиками оправы.
Камня в нем нет.

– Что мне теперь делать? – спрашивает полуэльф у своего спутника.
Номмо укладывает маленькую сумочку со всякими полезными вещами – собирается в дорогу.
– Наточи меч, проверь лук и стрелы, – откликается он. – Возьми орехов и сушеных фруктов, все равно все остальное пропадет в дороге. Орехов бери побольше – они сытные, и их легко нести.
– Я знаю.
– Тогда зачем меня спрашиваешь?
– Я спрашиваю не об орехах, а о наследстве.
– Тут все еще проще, чем с орехами.
– Не представляю себе, как такое может быть.
– А я не представляю себе, как у мудрого Аэдоны мог родиться такой несмышленый сын. И нечего сваливать на человечью кровь – твоя мать была самой мудрой и прекрасной из всех княгинь Энгурры. Твое дело хранить перстень от врага и искать камень для него, чтобы враг не завладел им раньше. Все просто.
– А как же я найду камень? – горячится Рогмо. – Ты знаешь, где он может быть?
– Конечно нет, – улыбается Номмо. – Был бы смысл выковыривать камень из перстня и разделять их, если каждый встречный знает, где их искать и как объединить?
– А как же мне узнать?
– Дорога выведет, – отвечает Номмо.
Несколько часов спустя толпа лесных духов прощается с ними на краю леса. Сильваны играют на дудочках, дриады и альсеиды пляшут, лешие лупят кулаками по стволам деревьев так, что раздается бой, похожий на барабанный. Остальные стараются кто как может.
Номмо приоделся, и теперь кроме зеленых кокетливых башмачков на нем надеты панталоны небесно-голубого цвета и жилет с золотыми пуговками. На левое ухо надвинута шапочка с пером. Он очень похож на загулявшего на ярмарке альва, допившегося до того, что глаза у него стали фиолетовыми. В принципе, Номмо внешне ничем и не отличается от мохнатых человечков – только он бессмертен и владеет магией.
Рогмо как пришел, так и уходит. Только отцовский меч забрал он с собой.
– Счастливого пути! – разносятся над лесом голоса.
– Прощай, Хозяин Огня!
– Прощай, Пресветлый Эльф! Возвращайся в Энгурру, мы будем ждать!!!
– Мы будем ждать, жда-а-ать! – стонет эхо.
– Куда нам? – спрашивает Рогмо, когда полоса леса остается сзади.
– В Гатам, – решает Номмо. – Там обязательно должны что-то знать.

– Возьми меня с собой, – говорит Хедерге, обращаясь к Каэтане.
Она с ужасом смотрит на него, понимая, что сейчас опять окажется перед необходимостью решать чью-то судьбу. Но она не в состоянии это сделать. Юный сын Хехедей-мергена должен остаться в стороне от войн и сражений за будущее этого мира дотоле, доколе это вообще будет возможно. В прошлый раз она слишком многих безрассудно увлекла за собой. И второй такой страшной ошибки не допустит.
– Не могу, – улыбается Каэ. – Ты должен оставаться здесь, со своими богами. Ты же сам сказал мне, что они засохнут без любви, которую вы им даете.
– Ты тоже засохнешь без моей любви, – без тени сомнения твердит Хедерге. – Тебе будет плохо без меня. А мне без тебя.
– Не проси, не могу. – Она старается говорить твердо и даже жестко.
Но этого юношу очень трудно ввести в заблуждение.
– Ты не хочешь расставаться со мной, – настаивает он.
– Попалась? – встревает Барнаба.
– Ты бы мне лучше помог, чем язвить. Объясни Хедерге, что внешний мир опасен и жесток, но не теми опасностями и не той жестокостью, к которым он привык как смелый охотник и воин. Там царит ложь, измена, насилие, смерть. А сейчас вообще грядет светопреставление.
– Ты думаешь, что справишься без меня? – недоумевает сын вождя.
– Позови сюда своего отца! – приказывает Каэ, и Хедерге повинуется.
Каэтана и Барнаба остаются в некотором отдалении от поселка йаш чан. На сегодня назначен их уход. У подножия гор ждет отряд воинов Траэтаоны, для которых с того момента, когда Каэ покинула их, прошло не многим более одной минуты.

Каэтана стояла и размышляла над всем, что услышала от своих предшественников.

В самом конце долгой беседы, затянувшейся далеко за полночь, Джесегей Тойон сказал:
– В Таабата Шарран говорится, что тебе прежде всего необходимо искать двух хранителей – перстня и камня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66