https://wodolei.ru/catalog/vanny/small/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

По-моему, в просторечии они именуются коленями. Верно?
– Верно, – хором откликнулись Хьюлитт и Медалонт.
– Благодарю вас, – сказал тралтан и, не спуская одного глаза со Старшего врача, продолжал:
– Преимущество представителей классификационного типа ДБДГ состоит в том, что длина нервных соединений между нервными окончаниями зрительных, слуховых, тактильных и обонятельных органов и соответствующими им центрами головного мозга невелика – она короче, чем у большинства других разумных существ, включая и мой вид. Преимущества в быстроте реакций наверняка обусловили доминирование ДБДГ еще во времена, предшествующие развитию у них разума. Однако содержимое черепной коробки на редкость плотно, поэтому картирование нервных волокон затруднительно, и в тех случаях, когда необходимо хирургическое вмешательство, требуется тонкая и точная работа. Скажите, пожалуйста, пациент Хьюлитт, когда вы открываете рот и закрываете его, смыкая и размыкая при этом верхнюю и нижнюю челюсть, не возникает ли у вас субъективного ощущения сдавления мозгового ствола?
– Нет, – снова хором отозвались Хьюлитт и Медалонт. Хоть Хьюлитт и не умел читать по лицам мельфиан, ему почему-то показалось, что этот вопрос тралтана Старший врач счел глупым.
– Достаточно, – резюмировал Медалонт. – Кто будет следующим?
Вперед вышло создание с узким трубчатым тельцем, покрытым коричневыми и желтыми полосками. Тельце покоилось на шести длинных тонюсеньких ножках. Из боков странного существа торчали две пары крыльев. Похоже, крылья были разноцветными, но существо так плотно прижало их к бокам, что Хьюлитт не мог разглядеть их как следует и понять, какой цвет преобладает. На макушке удивительного насекомого антеннами торчали два длинных усика. Поднявшись в полный рост, существо едва дотянулось до края кровати срединными лапками и уставилось на Хьюлитта громадными лишенными ресниц глазами.
Первым побуждением Хьюлитта было прихлопнуть неприятное насекомое – так, как он прихлопывал любых насекомых, осмелившихся подлететь к нему близко, но он одернул себя. Ударь он такое хрупкое создание, он бы изрядно его покалечил. А раз так, то нечего его и бояться. Кроме того, Хьюлитт никогда бы не прихлопнул бабочку, пусть даже такая большая ему никогда не встречалась.
– Я дверланка, пациент Хьюлитт, – сообщила бабочка, доставая из наплечной сумки сканер. – Поскольку я в настоящее время в госпитале являюсь единственной представительницей нашего вида, я искренне надеюсь, что наша встреча пройдет дружески. Мои интересы простираются в области общей хирургии, поэтому, с вашего разрешения, я обследую вас с головы до пальцев ног.
«Огромная бабочка, – подумал Хьюлитт, – с безукоризненной манерой общения с пациентами!»
– Вы – не первый землянин-ДБДГ, которого я обследую и чьи медицинские документы оставляю для последующего изучения, – добавила дверланка. – Но другие, как и положено в госпитале, имели заболевания или травмы. Вы же, похоже, совершенно здоровы и поэтому представляете для меня особый интерес как образец для сравнений. Я начну с того, что посчитаю ваш пульс в височной и каротидной артериях и на запястье, поскольку острые ситуации могут случиться и в отсутствие сканера.
Бабочка-дверланка склонила голову так, что один из усиков коснулся виска и шеи Хьюлитта. Прикосновение оказалось едва заметным. Закрой Хьюлитт глаза, он бы вообще ничего не почувствовал. Затем дверланка сказала:
– Мои инструменты позволят мне обследовать вас, не прибегая к раздеванию. В особенности это касается ваших гениталий. На основании моего опыта в области изучения поведения землян явствует, что они наготу считают табу и поэтому стесняются открыто показывать эти участки тела. Поскольку я не намерена смущать вас, пациент Хьюлитт, независимо от того, мужчина вы или женщина...
– Да ты разуй глаза-то, тупица! – возмутился один из кельгиан. – Смотри, какие у него плоские, атрофированные соски. Даже под одеялом видны очертания грудной клетки. У женщин молочные железы полностью развиты, поэтому женщины-ДБДГ имеют отяжеленную верхнюю часть тела. Мужчина, тут и гадать нечего.
Но тут Медалонт поднял клешню, и кельгианин сразу умолк. Дважды щелкнув клешней, Медалонт изрек:
– Хватит. Сейчас не время затевать медицинские дебаты – пациент слышит нас и, вполне возможно, сделает собственные выводы насчет ваших врачебных талантов.
Следующим к Хьюлитту приблизился тот самый кельгианин, который прервал излияния дверланки. Поднявшись на трех парах задних лапок и изогнувшись около кровати наподобие пушистого вопросительного знака, он воззрился на землянина. Значит, ни о какой безукоризненной манере общения говорить не приходилось.
– Я обследую вас примерно так же, как моя дверланская коллега, – резко проговорил кельгианин. – Но мне, кроме того, хотелось бы задать вам несколько вопросов. Первый: что делает такой пациент, как вы, то есть как бы совершенно здоровый, в госпитале? Судя по записям Старшего врача, с клинической точки зрения с вами все в порядке за исключением того, что у вас ни с того ни с сего произошел сердечный приступ. Что с вами, пациент Хьюлитт?
– Не знаю, – сказал Хьюлитт. – Ни того, ни другого.
Как и все кельгиане, этот практикант вел себя невежливо, честно и абсолютно прямолинейно, потому что только так и мог себя вести. Если бы Хьюлитт вел себя точно так же в отношении кельгианина, тот бы не обиделся, поскольку вежливость и дипломатия для любого кельгианина были понятиями чужеродными. Эту истину Хьюлитт усвоил почти сразу, как только оказался в госпитале, и теперь, пользуясь ею, мог сам задать интересующие его вопросы. Понятие лжи кельгианам также было неведомо.
– Мое заболевание носит преходящий характер, не имеет явной причины и не отличается тяжелой симптоматикой. Но и об этом вы тоже наверняка знаете из моей истории болезни. А что вы еще знаете?
– В вашей истории болезни также высказывается предположение о том, что возможной причиной вашего заболевания являетесь вы сами, – честно ответствовал кельгианин. – И что заболевание обусловлено сильной истерической реакцией, приводимой в действие глубоко укоренившимся психозом, проявляющимся на физическом уровне. Еще сказано, что для проверки этого предположения было предпринято тщательное психологическое обследование. Повернитесь на левый бок.
– До сих пор, – заметил Хьюлитт, глядя на Брейтвейта, который улыбался и смотрел в потолок, – ни о каком психозе речи не было – ни о глубоко укоренившемся, ни о каком-либо еще, просто потому, что у меня его никто не находил. Если бы в моем детстве что-то произошло – событие или проступок – и запечатлелось бы в моем подсознании, то уж наверняка у меня были бы или провалы в памяти, или кошмарные сны, или еще какие-либо признаки, помимо внезапного сердечного приступа. Что скажете, а?
Шерсть кельгианина заходила быстро и беспорядочно. Волны расходились от самого кончика носа этого пушистого существа – правда, нижняя часть тела была скрыта от глаз Хьюлитта краем кровати.
– Я вам не психолог, – пробурчал кельгианин. – Я и в кельгианской-то психологии не спец, не говоря уж о разновидовой. Только с вами я не согласен. Все знают, что глубоко запрятанные воспоминания склонны оказывать действие на психику, прямо пропорциональное той глубине, на которую они запрятаны, если вырываются-таки наружу. Что-то у вас такое прячется в разуме и наружу выходить не хочет. И если угроза раскрытия тайны может вызвать у вас сердечный приступ или любые другие симптомы, зарегистрированные в прошлом, следовательно, вашу тайну нужно локализовать, идентифицировать и раскрыть очень быстро, если, конечно, вы это переживете и останетесь в живых.
На этот раз на Брейтвейта уставился кельгианин. Землянин-психолог согласно кивнул. Понятно. Значит, тут все думают, что у него неладно с головой. Стараясь сдерживать гнев, что в разговоре с кельгианами было совершенно ни к чему, Хьюлитт спросил:
– И как же, интересно, вы собираетесь это, как вы выразились, «локализовать и идентифицировать»?
Короткую паузу нарушил Медалонт:
– Похоже, у нас теперь пациент экзаменует практиканта. Но ответ на этот вопрос интересует и меня.
Шерсть кельгианина вздыбилась сердитыми иглами. Ответ его прозвучал так:
– До сих пор Старшему врачу Медалонту не удалось выявить причину вашего заболевания, пациент Хьюлитт, а лейтенант Брейтвейт не обнаружил у вас свидетельств серьезного поражения психики. Но если с вами что-то не в порядке, как бы малозаметно это чувство ни было, я бы предложил исследовать ваши ощущения более скрупулезно, чем это возможно за счет вербальной методики лейтенанта.
Если бы вас обследовал цинрусскийский эмпат вроде Приликлы, – закончил свою мысль кельгианин, – он бы выявил у вас такие чувства, о которых вы сами не знаете, да и не только чувства, но и их причины.
– Но я, как правило, чувствую себя хорошо, – запротестовал Хьюлитт. – Чувствуй я себя плохо, я бы первый узнал об этом. Кстати, с тех пор, как я попал сюда, я успел повидать много разных страшилищ, но вот цинрусскийцев что-то не припомню.
– Если бы вы видели Приликлу, – сказал кельгианин, – вы бы его сразу припомнили.
Не успел Хьюлитт ответить кельгианину, как Медалонт щелкнул клешней, призывая всех к молчанию, и решительно проговорил:
– Кроме того, вам следует помнить, что цинрусскийцы – эмпаты, а не телепаты, они способны улавливать и определять самые тонкие чувства, но не их причины. Предложение подвергнуть пациента Хьюлитта эмпатическому обследованию представляется мне разумным, тем более что и я, и лейтенант Брейтвейт уже высказывали ранее такое предложение. К сожалению, к обследованию нельзя приступить до тех пор, пока Старший врач Приликла не вернется с Вемара, то есть не раньше, чем через две недели. Пока же пациент Хьюлитт милостиво согласился помочь нам в вашем обучении тем, что выразил согласие подвергнуться обследованию практикантами разных видов. Вам скоро пора на лекции, и времени у вас осталось немного. Продолжим.
Некоторые практиканты обследовали Хьюлитта не так нежно, как дверланка, но ни один из них не был груб настолько, чтобы Хьюлитт мог пожаловаться. Задавать вопросы ему больше не позволили – приходилось отвечать. Наконец обследование завершилось. Медалонт и практиканты по очереди лично поблагодарили Хьюлитта и ретировались, оставив пациента наедине с Брейтвейтом.
– Вы неплохо держались, пациент Хьюлитт, – похвалил Брейтвейт. – Я в восторге. Такое пережили – молодец.
– Ну а как насчет вашего особого, не слишком приятного стрессового теста, за которым вы будете приглядывать? – язвительно поинтересовался Хьюлитт. – Его я тоже переживу?
Брейтвейт рассмеялся:
– Вы его только что пережили.
– Понятно, – прищурился Хьюлитт. – А вы, стало быть, наблюдали за тем, как я, страдающий несуществующим психозом, среагирую на массовое нападение чужаков, верно? Что ж, не могу сказать, чтобы я так уж беспечно чувствовал себя в их компании, но, сам не знаю почему, они мне все более и более любопытны, то есть любопытство пересиливает страх. С чего бы это?
– Любопытство – это хорошо, – отметил Брейтвейт и, не отвечая на вопрос Хьюлитта, продолжал:
– Но у вас есть другая проблема. Врач госпиталя способен уделить любому больному, а особенно тому, который не нуждается в принятии срочных мер, совсем немного времени. Вы представляете, чем займетесь в ближайшие несколько недель?
– Не хотите ли вы сказать, – нахмурился Хьюлитт, – что со мной ничего не будут делать, а лишь использовать мое тело как что-то вроде манекена для практикантов, пока не явится этот тип Приликла и не прочтет мои эмоции? Потом он наверняка объявит, что со мной все в порядке, что все дело в моем воображении, что мне нужно взять себя в руки, вернуться домой и перестать тратить попусту свое и чужое время, А до тех пор вы не собираетесь делать абсолютно ничего?
Брейтвейт снова рассмеялся и покачал головой.
– Проклятие, это не смешно! – выругался Хьюлитт. – Мне по крайней мере не весело.
– Будет повеселее, – заявил психолог, – как только познакомитесь с цинрусскийцем. Приликла с пациентами, как мы, не разговаривает и такого, как вы предположили, вам ни за что не скажет, а мы попытаемся сделать для вас нечто большее, нежели просто пристально наблюдать за вами. Если вам от этого станет легче, то кое-кто считает, что в вашем рассказе может быть доля правды. Гипотеза, конечно, изрядно натянута, но она состоит в следующем: у сока, смертельного в небольшом количестве, при потреблении его в большом объеме могли проявиться лечебные свойства. Почему это так с медицинской точки зрения, я вам объяснить не смогу, однако один прецедент известен. В том случае, который я имею в виду, отмечались отдаленные последствия, которые могли бы объяснить – вот только я не знаю как – периодичность проявления симптомов вашего заболевания. Поэтому мы отправили на Этлу просьбу выслать в госпиталь образцы плодов с тем, чтобы в отделении патофизиологии провели исследование их токсичности.
Гиперпрыжки в оба конца, – задумчиво продолжал психолог, – да пару дней на поиски, сбор и упаковку плодов да еще время на анализы... Так или иначе две недели минимум. За это время ничего страшного с вами не случится. Правда, Приликла может вернуться раньше, чем мы ожидаем, или Медалонт предложит вам какое-нибудь новое лечение. Вот поэтому я и поинтересовался, как вы намерены проводить время.
– Право, не знаю, – вздохнул Хьюлитт. – Буду читать, смотреть видео, когда вы снабдите меня библиотечными кодами. А насчет плода пессинита – это ваша идея?
Брейтвейт покачал головой.
– Мне бы такая дикость и в голову не пришла. Это все падре Лиорен. Он тарланин-БРЛГ, сотрудник Отделения Психологии. Вероятно, в ближайшие несколько дней он вас навестит. Визуально он вам вряд ли так уж понравится – что и говорить, страшен, но мил. Пожалуй, он-то сможет вам помочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я