- Вам помочь, девчата?
- Если можно, - согласилась старшая. - Видите, какая запарка.
- Что делать?
- Коляску с напитками покатайте, а то рук не хватает.
В первом классе бухалово было даровое. Дипломат неверной рукой налил
себе полстакана коньяка, заглотал быстренько, помотал набриолиненной
головой и вдруг понял, что поступил некультурно, не предложив выпить
единственному своему коллеге по классу - господину в твердой шляпе,
который в настоящий момент, правда, был без шляпы. Предложил
по-французски:
- Месье пьет коньяк? Виски? Водку?
- Я хотел бы воды. Просто воды, - по-французски же и ответил
господин.
А воды не было. Дипломат решительно воткнул палец в пупку звонка и
подождал недолго. Никакой реакции. Возмущенный, он выскочил в отсек
туристского класса - снизошел. Снизошел, но с негодованием:
- Долго мне звонить? Стюардесса, немедленно воды в первый класс!
- Сию минуту! - успокоила его псевдостюардесса Галина Георгиевна и
покатила тележку к первому классу.
Сообразив, что здесь что-то не то, дипломат забубнил
объяснительно-извинительно:
- Неудобно, понимаете ли. Иностранец буквально изнывает от жажды, а
тут...
Рокеры и Александр Иванович взяли по первой.
Остальные же пассажиры предпочитали валокордин. Старшая
бортпроводница едва успевала отсчитывать капли в индивидуальные
пластиковые аптечные рюмашечки, медленно перемещаясь от ряда к ряду.
Двое других вяло торговали на валюту.
Вырвавшись из первого класса, Галина Георгиевна приступила к
обслуживанию пассажиров второго сорта. В связи с отсутствием официального
статуса, она особенно не церемонилась: вручала каждому ряду бутылку
лимонада и бутылку минеральной со стаканами (каждому наливать не считала
нужным) и катила свою тележку дальше. Сделав рейс туда-обратно, она
оттащила коляску в подсобное помещение и бухнулась в кресло в первом ряду
по соседству с добродушным здоровенным мужиком - идти на свое место не
было сил.
- Устали? - сочувственно поинтересовался сосед.
- Ага, - подтвердила она. - Вы могли бы и помочь.
- Чем? Вас на ручках поносить?
Она рассмотрела его подробнее и в наигранной задумчивости произнесла:
- А что, вполне возможный вариант.
По милицейской ли привычке или из объяснимого мужского соперничества
Александр Иванович наблюдал сей беззвучный для него игривый этюд весьма
внимательно. Галина Георгиевна, как любая женщина, кокетничала вовсю:
недоуменно поднимала брови, дергала плечиком, меняла улыбку на обиженную
мину и наоборот, говорила, говорила. Амбал же больше радостно щерился. Не
мент, конечно, но служивый: прямая спина, крутой постав шеи, излишняя
тщательность в штатском одеянии. Ну и хрен с ними. С пацанами интересней.
К резвящейся парочке подошла, заканчивая медицинский обход,
беззаботная после посадки старшая бортпроводница и, шутя, предложила:
- По рюмашке валокордина?
- Коньячка, Тамарочка, - поправила ее Галина Георгиевна.
- Сейчас первый класс обслужу и сообразим, - пообещала Тамарочка и
удалилась в первый класс, где дипломат, налив себе коньячка, наполнял
стакан господина в твердой шляпе пепси-колой.
- Сердце подкрепить не желаете? - спросила Тамара.
- Я уж этим, - дипломат поднял свой стакан, - его подкреплю.
- Что она предлагает? - по-французски осведомился господин.
- Сердечные капли, - объяснил дипломат.
- Я, пожалуй, приму, - решил господин.
- Накапайте ему, - сказал Тамаре дипломат.
- Я поняла, - заверила Тамара, порылась в санитарной сумке, извлекла
свежий пузырек, накапала из него в пластиковую рюмку и протянула ее
господину. Тот принял лекарство и, сморщившись, запил его пепси-колой.

10
Двое рабочих, руководимые самим начальником аэропорта, двигали к
самолету диковинное сооружение, сконструированное из двух трапов для Ан-24
- плод шкодливой российской смекалки. В малом отдалении следовало за ними
охочее до развлечений все народонаселение этого очага цивилизации.
Подогнали сооружение к закрытой двери самолета, укрепили его
предусмотрительно захваченными с собой двумя бревнами, и начальник, чуть
отойдя в сторону, чтобы его видели из пилотской кабины, приглашая замахал
руками.
Вскорости дверь самолета открылась, и на импровизированный трап
ступил первым, как положено, командир корабля. Раскорячившись для
страховки, он стал опасливо спускаться. Достиг земли, сказал в изумлении:
- Держит!
С осторожной решимостью двинулись вниз по гуляющим под ногами
ступенькам трансконтинентальные путешественники: застоялись, засиделись,
переволновались в металлическом цилиндре, хотелось бесконечности, хотелось
истинной плоскости земли, свежего воздуха хотелось.
Последними покинула самолет рок-команда, вооруженная музыкальными
инструментами. Спустились на землю, построились и пошли. Впереди шел
веселый Александр Иванович, слегка дирижируя своей камышовой тростью, а за
ним строго по двое следовали музыканты. Четко держа шаг, они в стиле
диксиленда темпераментно наяривали разухабистый и лукавый марш "Ура, ура!
Вся шайка в сборе!".
Нет, не последними были рокеры, не мог им позволить такое
привилегированный класс. Брезгливо понаблюдав за шествием в иллюминатор,
дипломат предложил господину:
- Что ж, пойдем и мы.
- Вы идите, - сказал господин, - а я останусь здесь. В полете никогда
не сплю, а сейчас спать хочется.
И, не откладывая дело в долгий ящик, приткнулся головой к стенке и
закрыл глаза.
- Вас прикрыть пледом? - спросил дипломат. Господин утвердительно
промычал, и дипломат накинул на него снятый с полки ярко-полосатый плед.
Нет, не дали особо порезвиться на воле истомленным пассажирам.
Только-только разбрелись они, гуляя, как советская администрация, выражая
интересы трудящихся масс, объявила по радио:
- Уважаемые пассажиры! Вам необходимо срочно собраться в зале
ожидания, где перед вами выступит командир корабля с важным сообщением.
Повторяю...
Местный диктор гундосо повторял, а пассажиры потянулись в аэропорт.
Дипломат, бойко сбежавший по трапу, на земле глубоко вдохнул
замечательный воздух предгорья, огляделся победительно и увидел
здоровенного добродушного мужика, который стоял у самолетного шасси и
бессмысленно рассматривал небо.
- Что же вы тут? - спросил дипломат. - Нас зовут.
- А что он скажет? - лениво откликнулся амбал. - Скажет, что все в
порядке, неполадка, сейчас все исправим и полетим. Нет уж, лучше я здесь
погуляю.
- Вам виднее, - почему-то обиделся дипломат и побежал к зданию
аэровокзала.

11
Заматеревший в полетах и жизненных передрягах первый пилот мрачно
оглядел пестрое сборище и начал глубоким басом:
- Я командир корабля, пилот первого класса Рузаев Сергей Сергеевич...
Бесцеремонно перебив, духовые по этому поводу изобразили страстный и
неуемный восторг саксофонной руладой.
- Прошу не безобразничать, - пилот первого класса Сергей Сергеевич
Рузаев строго посмотрел на лабухов и, откашлявшись продолжил: - Через
полчаса, минимум через сорок минут из республиканского центра на вертолете
прибудет ремонтная бригада с запчастями, которая устранит замеченные
экипажем в полете незначительные неисправности левого двигателя. Ремонт
ориентировочно продлится около часа. Так что продолжение полета последует,
если брать с запасом, через два часа. Сейчас будут сгружены контейнеры с
пищей, и вы поужинаете здесь, потому что салон самолета может понадобиться
ремонтной бригаде. Кроме того, будет торговать ларек на валюту. По всем
интересующим вас вопросам можете обращаться к экипажу. - Трое молодцев в
синем за его спиной охотно покивали публике. Закончил свою речь Сергей
Сергеевич весьма эффективно: - А теперь попросим все вместе наших
музыкантов дать нам маленький концерт!
И зааплодировал, зараза. Бездельные пассажиры с радостью аплодисменты
эти подхватили. Захлопали и аборигены: любопытно было им послушать
недобредавших еще сюда столичных гастролеров.
Дэн вышел на свободное пространство, прищурил один глаз, другим без
удовольствия осмотрел аудиторию и заявил нахально:
- Ну что ж, пеняйте на себя - мы будем играть. Но играть вот... - он
пальцем указал на Александра Ивановича, - для папика. В надежде поймать
драйв. Если поймаем - спасибо вам.
Никто ничего не понял, но на всякий случай все зааплодировали. И
началось.
- Композиция "Черное вино"! - выкрикнул Дэн.
У барабанов не было барабанов, и он, усевшись на пол у намертво
скрепленной пятерки стульев, выдал на их фанерных сиденьях вступительный
брэк. Вошел саксофон, мотая душу, загудели гитары, а Дэн запел негромко и
лающе. Он пел о черном вине ночи, которое пьет человек, потерявший
надежду, идя в полной тьме в никуда из ниоткуда.
Поначалу культурные граждане из самолета с большим вниманием
врубились в андерграундовую пьесу: наслышаны были, что модно это. Но тут
три бортпроводницы вкатили в зал три алюминиевых контейнера, и культурные
граждане стали, стыдясь и таясь (голод не тетка), расхватывать извлекаемые
из контейнеров подносы с пресловутой авиационной курицей и джемом.
Но музыканты не обижались на них. Музыканты забыли про них. Они уже
достигли того, чего хотели. Они поймали драйв, они тащились. Они играли
для себя и отчасти для папика, который стоял рядом, слушая их, и которому
хотелось выпить, а не есть. Но прежде дослушать ребят, работавших для него
истово и самозабвенно. Пьесы без паузы переходили одна в другую, а
пассажиры бесшумно поглощали казенную пищу.
Так продолжалось долго. Пассажиры насытились, сдали бортпроводницам
подносы и по новой старались понять современную музыку.
Звук вертолета, еле слышимый звук, незаметно присоединился к звучанию
инструментов и в первые мгновения воспринимался как звук еще одного
музыкального инструмента. Но постепенно звук этот перешел в
жизнеутверждающий всепоглощающий рев.
Музыканты прекратили играть, и раздались бурные аплодисменты. Однако
было непонятно, чему аплодировала публика: то ли выступлению артистов, то
ли появлению вертолета. Скорее все-таки вертолету. Быстренько покончив с
рукоплесканием, народ рванул на волю.

12
Вертолет опускался рядом с самолетом. Пружинисто опустился. Утихал
моторный рев, стали видны лопасти крутящегося раскидистого винта. Еле
удерживая фуражку обеими руками, к создавшему буранный ветер вертолету
побежал второй пилот. Из обширного вертолетного брюха выпрыгнули по
очереди четыре человека в рабочей униформе. Объединились со вторым
пилотом, бурно заговорили, изображая нечто непонятными жестами. На людей,
на аэровокзал, на горы они не смотрели, не интересовало их это.
- Граждане пассажиры! - голосом Сергея Сергеевича прорезалось сквозь
утихающий шум местное радиовещание. - Настоятельно просим вас вернуться в
зал ожидания. Своим присутствием на летном поле вы мешаете ремонтной
бригаде производить работы.
Ничему они, честно говоря, не мешали. Но ремонтная бригада, ведомая
вторым пилотом, поднялась в самолет, наблюдать было не за чем, и пассажиры
подчинились командирскому приказу.
Обладатели СКВ рванули к заманчивому киоску. Но их опередили:
рок-группа и Александр Иванович, предусмотрительно не участвовавшие в
экскурсии к вертолету, уже причащались у импровизированной стойки.
Жаждущим пришлось выстраиваться в очередь.
Аборигены были, как выражался Остап Бендер, чужими на этом празднике
жизни. Они стояли у стен и тоскливо следили за тем, как отоваренные
счастливчики ретиво опрокидывали и опустошали только что наполненные
бокалы. Когда очередь рассосалась и прилавок с напитками обнажился во всей
своей красе, один из темно-серых ватников не выдержал и, как сомнамбула,
направился к вожделенной стойке.
- Сто пятьдесят. Вот этого, - приказал он стюардессе-продавщице,
щелкнув толстенным черно-желтым ногтем по зеленому боку "Балантайна", и
протянул двадцатидолларовую бумажку.
- Откуда у тебя зелененькие, Серый? - вкрадчиво поинтересовались за
его рифленой спиной. Человек, которого звали Серым, медленно и
настороженно обернулся. За его спиной стоял Александр Иванович со стаканом
в руках и скалился. И непонятно было, улыбнулся он или ощерился.
- Из деревни помогают, начальник, - без выражения ответил тот, кого
звали Серым. Продавщица с двадцаткой замерла. Он, краем глаза заметив ее
нерешительность, подсказал ей: - А ты наливай, наливай.
- Из какой? Из Атланты? Майами? Лас-Вегаса? - Александр Иванович
хотел все знать.
- Из Говноедовки, - уточнил Серый. - А в общем, какое твое собачье
дело?
- Просто любопытно, Серый, просто любопытно.
- Говорили, будто ты на пенсии? - в свою очередь спросил Серый.
- Правильно тебе говорили.
- Тогда понятно. Одно осталось - любопытствовать.
- Говорливым стал, - ответил Александр Иванович. - А на допросах
молчал. Сколько отсидел?
- А сколько ты мне наматывал?
- Восьмерик, Серый, законный восьмерик.
- Три зимы у тебя адвокат отобрал.
- Значит, повезло тебе с адвокатом, - Александр Иванович вдруг
заметил, что буфетчица по-прежнему на распутье - наливать или не наливать.
- Налейте ему. Деньги настоящие. Наш Серый не фальшивомонетчик. Он суровый
скокарь-домушник.
Сказал и отошел к музыкантам. Серый поднял стакан, наконец-то
наполненный подозрительной стюардессой, левой рукой взял сдачу, сунул ее в
карман, выпил до дна, нашел глазами Александра Ивановича, встретился с ним
взглядом и, смачно плюнув в пустой стакан, поставил его на стойку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9