– Пес он и мать его псица, – весело выругался воевода Ставр. – Лучше бы с утра идти, но негоже нам опасаться. Пойдешь со мной? – спросил он меня.
– Пойду.
– Возьми еще кого-нибудь. Человек пять, не более.
Ко мне подошли Илья и Исаев с Малининым.
– Возьми нас, упустить такое представление!..
– А если?..
– Что говорить, не дети.
– Своих берешь? – сказал воевода, увидев, кого я отобрал. – Хорошо. Я думал и Мстишу взять, но пусть будут твои. У твоих мечи хорошо пляшут.
Быстро стемнело, вышла бледноватая еще луна, проклюнулись первые звезды. В лагере абров горели костры. Войско образовало живой коридор, ярко освещенный факелами. Огонь с треском и жаром вырывал из темноты длинные рыла и белое-белое обрамленье зубов. С лязгом захлопывались пасти: абры как могли устраивали нам прием.
Перед входом в зеленую юрту Арсуна нам преградила дорогу стража. Это тоже входило в сценарий устрашения, но Ставр не желал чужой режиссуры:
– Дорогу, псы! Ваш вождь нас заждался. К стражникам подскочили какие-то царедворцы, чего-то там шепнули, а потом потребовали наши мечи.
– Дьявол с ними, а Бог-Отец с нами! – сказал Ставр и вытащил меч. Мы тоже протянули паши мечи рукоятями вперед и наконец вошли.
В юрте вождя горел круглый светильник с семью рожками, маслянистое пламя коптило, но свет давало. Мы сели на предложенные нам подушки. Огоньки, словно испугавшись нашего прибытия, еще долго дрожали, искажая рыло Арсуна.
– Зачем вы пришли? – спросил он. И тут же продолжил, пытаясь сразу навязать свою волю: – Вы пришли обговорить условия сдачи оружия? Похвально. Покорность – мудрость слабых. Мы оставим вам жизнь, ибо имеющий жизнь имеет все. Часть из вас мы переселим на земли ближе к замку Бога-Императора, часть оставим здесь, потому что и здесь нужно жить и обрабатывать пашню во благо Империи.
– Ну-ну! – напряженно прогудел воевода. Пляшущие огоньки осветили прищуренные глаза. – А больше никаких условий?
– Нет, – важно ответил Арсун. – Мы решили прервать наш поход и уйти к столице. Наши планы изменились, нас ждут другие дела.
– Так это все? – еще раз переспросил Ставр. – Тогда и нас выслушай. Во-первых, вы должны сдать все свое оружие и все имущество, которое привезли с coбой. Верховых лорков тоже оставите. Я вам дам столько телег с тарканами, чтобы вы на них поместились. И еще несколько лишних тарканов, чтобы не подохли с голоду. Вы их сожрете по дороге. Да и то вы, говорят, по полгода можете без еды обходиться, как-нибудь протянете. Еще дашь обещание больше сюда не являться. Никогда. И только при соблюдении всех условий мы оставим вам самое дорогое – вашу зеленую жизнь.
Я видел, мои товарищи боялись упустить слово, каждый звук. Забыв, что сами являются участниками действия, они словно бы наслаждались постановкой в визоре. Подумать только! Два вождя без всяких гарантий встречаются в пустыне и ведут переговоры о своих народах, презрев опасности и угрозу собственной жизни. Мы, правда, рисковали больше. Однако Арсун видел, на что способен я, понимал, на что способны обозленные потерей вождя люди, ежели бы он решился па такое безрассудство, как убийство Ставра. Да и безоружные, несмотря на десять телохранителей Арсуна, мы представляли значительную угрозу.
Арсун убеждал Ставра:
– Твои условия неприемлемы. Нас все еще в три раза больше, чем вас. Мое войско перестанет мне подчиняться, если я предложу такое. Просто не мешай нашему уходу, и твои люди будут все живы и целы.
Ко мне наклонился Малинин и прошептал:
– Я хочу задать вопрос этому крокодилу.
Я прошептал Ставру его просьбу, тот кивнул, и Малинин, наклонившись вперед, спросил:
– Ответь, великий вождь, почему вы нарушили волю Бога-Императора по регулировке численности абрского населения?
Ставр удивленно взглянул па Малинина. Арсун втянул голову в плечи и зашипел. Потом мы узнали, что так они вырожают свою ярость, негодование или замешательство. Сейчас присутствовали все эмоции.
– Бог-Отец давно отменил свое указание по отношению к нам. Он просто забыл объявить всенародно перед тем, как уйти. Он хотел эти ограничения направить на вас, людей.
– Понятно, – кивнул Малинин. – У меня все.
– Так ты принимаешь наши условия? – спросил Ставр.
Я смотрел на Арсуна и, мне кажется, уловил в его желтых глазах растерянность. На самом деле, конечно, уловить было трудно, но что еще мог чувствовать этот главный ящер?
– Ты же сам знаешь, что война вами проиграна, – убеждал Ставр. – И ту часть войска, что ты отправил в лес, мы посекли. Завтра посечем вас.
– Говорил я твоему рабу – вон ему, – кивнул Арсун на меня, – что вы, люди, самые кровожадные существа. Ваша жажда крови неутолима. Но ты забыл, что все смертны, один удел у всех, и у победителей и у побежденных – смерть. И воинское счастье изменчиво.
– Ты, вождь, говоришь о нашей кровожадности, – жестко вмешался Ставр, – но забываешь, что это вы пришли к нам, а не наоборот. Наши условия тебе известны. Завтра сообщи свое решение, а сегодня мы пойдем. Прощай, вождь.
Мы поднялись, пошли к выходу. Нас не задерживали. Выйдя из юрты, мы получили свои мечи и вновь шли по живому коридору. Как всегда бывает, солдаты уже узнали о том, что условия не приняты ни с чьей стороны и война, следовательно, продолжается. Страсти были накалены. Может быть, надежда уйти, может быть, понимание проигранной кампании – мы по себе все ощущали, ибо прямо противоположное ощущали сами – абры выпускали пар своего разочарования: шипели, ругались, лязгали мечами. И еще, переходя брод, могли слышать ритмичный стук – хлопанье звериных челюстей.
Журчала вода, омывая наши ноги. Усыпанное звездами небо наклонялось к нам, темные округлые облака гнал верховой ветер, а здесь, внизу было тихо.
– Вот мы и дома, – вздохнул Ставр, когда мы ступили на берег. – Завтра будем бить этих. Ничего, победим.


24
ВСЕ В РУКАХ БОГА

На рассвете войско абров медленно двинулось в обратный путь. Четверо суток, всего четверо суток! Этих суток хватило, чтобы воинственный запал абров был сломлен и столь же сильно разгорелся у людей. Никто не знал своей силы, пока не случилась беда. Что ж, пути Господни неисповедимы, и кому знать, каким образом Бог может направить тебя на путь познания себя, познания своих сил.
Самый маленький ребенок знал, что абры бегут, что абры побиты, победа за нами! В этой эйфории таилась опасность. И Ставр железной рукой сдерживал боевой порыв молодых.
Отступать всегда тяжело; медленно, согласуясь скоростью с ходом плохо отдохнувших за эти дни тарканов, абрский обоз тащился на юг. Были случаи дезертирства. Одиночек, бросавших своих, ловили люди.
Отряды Ставра висели над абрами. Было легко и свободно молодым воинам, в полной мере поверившим в свою силу. Отставшие телеги уже никогда не догонят общую силу абров; небольшой отряд налетал, щедро сорил стрелами, несколько возничих пробовали сопротивляться и гибли, гибли...
Превозмогая быстро проходящее отвращение, люди учились управлять тарканами и лорками, животными глупыми и покорными. Человек, провозившись полчаса, уже умело, будто всю жизнь это делал, погонял неуклюжих гигантов – послужат теперь и людям!
Конные воины опережали абров. В урочище, где побили первый разведывательный отряд, успели отравить ручей конским навозом. Обезвоженные за день, сипло ревели тарканы, им пронзительно, со скрипом вторили лорки.
На рассвете, окружив ночлег абров редкой цепью, воины стали осыпать врагов стрелами. Абры ответили; Ставр отвел своих за пределы досягаемости более слабых луков зверолюдей. Из-за тесноты, страшной скученности редкая стрела пропадала зря. На большом расстоянии стрела убивала редко, но даже легкая рана скоро делала бойца слабым, как ребенок.
Солнце поднялось высоко; множество людей и животных перемололо траву, в воздухе завис туман из спор растений и истолченной в пыль глины. Вопли животных, вскрики абров, ржавая сухость во рту... Истощив запас стрел, воины отъезжали за новыми тремя десятками и бросали, бросали смерть в дикую орду...
Натягивал свой лук и я. Тетива била в железную пластину на левом предплечье, и стрела, пролетев более четырехсот метров, исчезала в самом центре лагеря. Молодые воины крутили головами, подъезжая, трогали мой лук. Сохраняя суровую невозмутимость, я не показывал, что доволен. И вновь стрелял.
Наконец чья-то воля сумела стронуть обоз, но на выходе абров ждал клин конного войска. Пока абры перестраивались в боевой порядок, пока отводили неповоротливых тарканов, солнце поднялось еще выше, время уходило; лучшие стрелки продолжали десятками косить захватчиков.
Стояли долго, солнце зашло за полдень. Абры так и не решились напасть; Ставр сдерживал своих. Стрелки продолжали кидать стрелы. Лихорадочное ощущение победы заставляло гореть глаза воинов. Все чего-то ждали.
Размахивая флажком на длинном древке, из строя зверолюдей выехал всадник. Ставр дал знак прекратить стрельбу. Кто-то гулко загудел в рог, чтобы услышали дальние стрелки. Все молча следили за серым ют пыли абром, от жары не смыкавшим длинной пасти.
Абр, понукая лорка, приблизился на расстояние слышимости голоса. Привстав на стременах, закричал:
– Мир! Мир! Всемогущий Арсун, вождь абров, желает беседовать с предводителем людей воеводой Ставром.
И, словно не было суток, вновь все повторилось. Однако тогда говорили в темной юрте, лишь наши сторожа да семь пламенных язычков светильника были свидетелями брошенных наудачу слов.
Теперь – другое. Теперь солнце смотрело прямо вниз на большой квадратный ковер, где с одного краю на подушке сидел Арсун и держал в зеленоватой, покрытой мелкими чешуйками руке золотой кубок. На другом конце – воевода Ставр присел на простом седле и молча разглядывал поставленные перед ним кубки, кувшин, блюдо с фруктами. Серо-зеленые глаза жестко смотрели с коричневого лица, и временами пробегали по скулам желваки.
Сердит был воевода Ставр, сердит, и все же весело ему. Знал, что нет выхода у абров, пришли выторговывать свою жизнь. Что ж, послушаем.
– Ты, воевода Ставр, хочешь накликать на себя несчастье, – проговорил Арсун и, открыв пасть, положил узкий сосок кубка чуть ли не в глотку. В составе свиты сидел за спиной воеводы и я. Кроме Малинина, Исаева и Ильи, на этот раз здесь присутствовали Мстнша и трое его друзей. Мы все с оружием, и это тоже отличало нынешний торг от вчерашнего. Я вместе со всеми с гадливостью наблюдал за приемами питья этого полуящера. Несколько проведенных здесь дней заставили полностью перенять отношение людей к абрам. И странно, как же далеко канула в прошлое недавняя столичная жизнь...
– Наше войско, не трогая вас, пытается уйти домой, а вы мешаете. Где справедливость?
– Зря время тратишь, вождь. Не я к тебе пришел, а ты. Не мы хотели разорить ваши городища, а вы. С чем пришел, от того и гибнешь. Говори, что хочешь сказать, если у тебя есть что сказать. А нет, пусть договорят за нас мечи.
– Крови хочешь, кровавый воевода? У нас в обозе женщины, раненые. Ты и женщин хочешь побить?
– Пустое говоришь. – У Ставра вновь забегали желваки по скулам. – Что нам твои женщины? И что нам жизни твоих раненых? Не заставляй повторять одно и то же. Раз вы к нам пришли с войной, для нас хороший абр – мертвый абр. И женщины ваши умрут, чтобы не рожали подобных вам.
– Жестокий ты, воевода. Все вы опасные для живых, потому что считаете свое существование главным. Дай вам волю – расползетесь по всей земле. Надо было к вам раньше прийти. Тридцать лет назад у вас едва нашлась бы сотня-другая мечей.
– Чего ж задержался? – лениво спросил Ставр и посмотрел на солнце, давая понять, что разговор пуст, а время идет.
– Не мог, знаешь ли, переубедить старейшин. Глупые старейшины слишком хорошо помнили наказы Бога-Императора держаться от вас подальше. Теперь я убедился, Господь хотел уберечь нас от ваших убийц. И довольно. Смотри, мы тут вдвоем сидим, решаем каждый за свой народ. Не хочешь нас отпустить – давай биться. Но и ваших жизней мы возьмем много. А хочешь – решим один на один, тогда тебе не придется прятаться за своих бойцов. Я тебя одолею, твое войско будет моим. Ты меня свалишь – возьмешь всех моих, на веревке погонишь к себе. Или тебе выгодней прятаться за других?
Воевода Ставр выпрямился и оглянулся на нас. Я вспомнил наш разговор на вышке. Вновь воевода один, и решать ему одному. Легче спрятаться за шуткой, легче поиздеваться над почти побежденным абром, но сильный сам творит законы, которым тяжелее всего следовать самому творцу. Но на то ты и сильный.
Я встретился взглядом со светлым взором Ставра: что промелькнуло там, в ледяной глубине?.. Но воевода уже отвернулся.
– Вот ты и заговорил по-своему, змей, – сказал Ставр. – Линяешь шкурой на ходу; не получилось нахрапом нас взять, и в поражении ищешь выгоды. Бой приму. А условия твои для глупых детишек. Одолеешь меня – мои всех вас добром отпустят. Я одолею – всех твоих возьму. Не согласен, иди прячься за спинами охраны, буду тебя силой брать.
И, поднимаясь, добавил:
– Оружие бери какое хочешь. Мне все едино.
Выше урочища была площадка солончака, где и трава не росла, и сурки не рыли нор, а значит, конь не поломает ног. Трехпалым птичьим лапам лорков норы не страшны, а конь, на скаку ломая ногу, мог рассчитывать лишь на милосердный взмах стали.
На одном краю столпились стеной абры, на другом – наши бойцы. Все прослышали об условиях, и люди и абры, но известие по-разному действует на нас. Людей веселит злобная радость, но нет, нет – колет мысль: а ну как?.. Ха, все будет хорошо! И сразу думается: а ну как все-таки?.. Будешь способен покорно отпустить врага, убийцу близких? Нет ответа, да и не нужен. Воевода Ставр знает все. И делает как лучше.
А вот абры, кажется, забыли о войне. Чувствовалось, война для них в любом случае кончилась. Победит Арсун – уйдут домой, погибнет Арсун – тем более не нужно пленному оружие. Толпа чешуйчатых воинов стояла и разевала розовые пасти. Так бы и воткнул меч!..
Приказав Мстише, чтобы заставил всех не на поле глядеть, а за абрами следить, воевода легко вскочил в седло и шагом тронул коня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45