Сам граф ревностно соблюдал правила этикета, согласно которым дамам не дозволялось стрелять в первый день сезона. Тем не менее, им было разрешено подбирать убитых птиц или присоединиться к загонщикам. К тому же граф не слишком жаловал иностранцев, особенно тех из них, кто предпочитал двустволки со стволами, расположенными один над другим, а не параллельно, да к тому же стрелял из итальянских ружей, а не английских.
Так что во время первого гона он поставил Рамона на самый край линии стрелков. Внезапно сразу три выводка вылетели справа; они неслись, как угорелые, на скорости тридцать миль в час, причем так низко, что едва не задевали верхушки вереска. Изабелла заряжала Рамону ружья. Он уложил по четыре птицы из каждого выводка. Сначала подстрелил по две, когда они были перед ним. Затем, когда птицы пролетали над головой, Изабелла передала ему второе ружье. И вновь - по две птицы, но уже за линией стрелков. Всего двенадцать птиц двенадцатью выстрелами. Даже старший егерь удивленно покачал седой головой.
- Я не видел ничего подобного за последние тридцать три сезона, - мрачно сообщил он графу. - Бьет дичь, как Грей или Уолсингам, - наповал прямо в воздухе, так что она даже не трепыхается. - Сравнение с лучшими стрелками в истории Англии представляло собой высшую похвалу.
Граф незамедлительно пересмотрел свои правила, и при втором гоне Рамон занял один из лучших номеров в самом центре линии. А вечером, за длинным обеденным столом, он удостоился высочайшей чести беседовать с графом лично, причем его сиятельство по большей части адресовал свои реплики именно ему, через головы сидевших между ними епископа и баронета. Словом, начало уик-энда удалось на славу. Харриет устроила так, чтобы Рамона и Изабеллу поселили в соседних комнатах в самом дальнем конце огромного старого загородного дома.
- Отец страдает бессонницей, - объяснила она. - А ваши с Рамоном концерты звучат как «Болеро» Равеля в исполнении оркестра Берлинской филармонии.
- Ты просто маленькая бесстыжая потаскушка, - отпарировала Изабелла.
- Кстати, о потаскушках, солнышко. Ты уже сообщила Рамону свой маленький сюрприз? - медовым голосом осведомилась Харриет.
- Я жду подходящего момента, - Изабелла моментально приняла защитную стойку.
- Мой богатый опыт подсказывает, что для подобных новостей подходящих моментов не бывает.
На сей раз Харриет оказалась права. В течение всего уик-энда удобного случая так и не представилось. И когда их поезд был уже на полпути к Лондону, Изабелла решила, что откладывать разговор больше нельзя. К счастью, они были вдвоем в купе, и никто не мешал.
- Знаешь, дорогой, в прошлую среду я ходила к врачу - не посольскому, а к другому, которого мне рекомендовала Харриет. Сдала анализы, а в пятницу был получен результат… - Она сделала паузу, чтобы понаблюдать за реакцией. Но не увидела на его лице ни малейших изменений; он все так же смотрел на нее слегка отрешенным взглядом своих зеленых глаз, и ее вдруг охватил необъяснимый ужас. Ну, конечно, ничто не могло омрачить их чувств, ничто не могло не повлиять на их безграничную любовь, и все же она кожей почувствовала в нем какую-то настороженность, как будто от отдаляется от нее. Помимо своей воли выложила ему все на едином дыхании.
- Я уже почти два месяца беременна. Это, должно быть, случилось в Испании, возможно, в тот день, в Гранаде, после боя быков… - Она вся дрожала, голос прервался, но тут же продолжила: - Я не знаю, как это могло произойти. То есть я ведь принимала таблетки, строго по рецепту, клянусь тебе, ты же сам видел… - Чувствовала, что оправдывается самым унизительным образом, забывая о всяком достоинстве, но ничего не могла с собой поделать. - Я понимаю, что была жуткой растяпой, дорогой, но ты ради Бога не волнуйся. Все будет хорошо. Харриет в прошлом году тоже залетела. И ездила в Амстердам к одному доктору; он все сделал быстро и без проблем. То есть улетела вечером в пятницу, а уже в воскресенье вернулась в Лондон - будто ничего и не было. Она дала мне его адрес и даже предложила поехать со мной, для поддержки…
- Изабелла! - он резко оборвал ее. - Перестань. Помолчи и послушай меня! - Она осеклась и со страхом уставилась на него. - Ты сама не знаешь, что говоришь, - голос его был холоден и беспощаден. - То, что ты предлагаешь, чудовищно!
- Прости меня, пожалуйста, Рамон. - Она была совершенно сбита с толку. - Мне, наверно, не нужно было посвящать тебя во все эти детали. Мы с Харриет могли бы сами…
- Харриет просто маленькая пустоголовая шлюшка.
И если ты собираешься отдать в ее руки жизнь моего ребенка, то становишься ничуть не лучше ее.
Изабелла изумленно посмотрела на него. Такой реакции она никак не ожидала.
- Ведь это чудо, Изабелла, величайшее чудо и таинство во всей вселенной. А ты хочешь его уничтожить. Это же наш ребенок, Изабелла. Это новая жизнь, новая, прекрасная жизнь, созданная нашей любовью. Неужели ты этого не понимаешь? - Он наклонился к ней и взял за руку, и она увидела, как теплеют его глаза. - Это то, что мы вместе создали, наше общее чудо. И принадлежит нам обоим, нашей любви.
- Значит, ты на меня не сердишься? - спросила неуверенно. - Я думала, ты рассердишься.
- Я горд и признателен, - прошептал он. - Я люблю тебя. Ты мне бесконечно, бесконечно дорога. - Поднял ее руки, держа за запястья, и бережно положил их ей на живот. - И я люблю то, что там внутри; оно столь же дорого мне, как и ты. - Наконец-то он произнес эти слова. «Я люблю тебя», - он так и сказал.
- О Рамон, - слезы застилали ей глаза, - ты такой замечательный, такой нежный, такой добрый. Это настоящее чудо, что мне посчастливилось повстречать такого человека, как ты.
- И ты родишь мне ребенка, любимая моя.
- О да! Тысячу раз да, любимый. Я так счастлива и горда. - Вся ее нерешительность вмиг испарилась, уступив место столь радужным надеждам, что рядом с ними все прочее не имело никакого значения.
* * *
Все последующие дни Изабелла пребывала в состоянии безудержной эйфории. Отныне ее любовь к Району приобрела новое, более глубокое качество; то, что до сих пор было захватывающим, но ни к чему не обязывающим, теперь приобрело целенаправленность и смысл. В своем возбуждении она десять раз порывалась рассказать обо всем няне, и единственное, что еще удерживало от этого, так это простая мысль, что невоздержанная на язык старуха в двадцать четыре часа известит о грядущем событии все посольство, включая, разумеется, отца. Подобные соображения в конце концов заставили спуститься на землю и подумать о вещах чисто прозаических. Ведь она была уже на третьем месяце, а няня имела особый нюх на такие пикантные ситуации. Дома в Велтевредене, их родовом поместье, ни одна из горничных, служанок или работниц не могла укрыться от ее орлиного взгляда; их интересное положение определялось со сверхъестественной точностью. Если учесть, что няня каждый вечер купала ее, - разумеется, когда она ночевала дома, то можно было только удивляться, как она до сих пор еще не обнаружила произошедшей с Изабеллой перемены.
На тот вечер Рамон достал билеты на фестиваль фламенко в Друри Лейн, но она позвонила ему в банк по личному телефону.
- Рамон, любимый, мне что-то не хочется никуда сегодня идти. Я хочу побыть с тобой наедине. Приготовлю обед. Когда ты вернешься домой, он уже будет на столе, а потом мы послушаем новую запись фон Караяна.
По его голосу поняла, что он не слишком-то обрадовался. Всю неделю предвкушал этот фестиваль. Иногда он вел себя как испанец. Даже настоял на том, чтобы она начала изучать испанский язык, и подарил ей набор пластинок с лингафонным курсом. Но она противилась, пустив в ход весь набор своих самых бессовестных уловок, и в конце концов он капитулировал.
По дороге из посольства к его квартире Изабелла дважды останавливалась, чтобы сделать покупки. Сначала прихватила бутылку «Поля Роджера» и бутылку «Монтраше» из личного погреба отца у «Братьев Берри», вино торговцев с Сен-Джеймс стрит. Затем заехала в Харродз и отобрала дюжины уистаблских устриц и пару отличных телячьих отбивных.
Через окно, выходящее на улицу, она видела, как Рамон появился из-за угла и не спеша зашагал по тротуару к подъезду. В своем костюме-тройке он выглядел стопроцентным англичанином. Живя в Лондоне, даже носил с собой складной черный зонт, а на голову надевал котелок; и в таком виде был олицетворением молодого банковского служащего. Он обладал редкостным даром гармонично сливаться с окружающим; в каком бы месте он ни появлялся, производил впечатление человека, именно здесь родившегося.
Она открыла шампанское; едва услышав стук входной двери, наполнила бокалы и поставила их рядом с серебряным подносом, где с кубиками льда разложила открытых устриц. С трудом удержалась от того, чтобы броситься навстречу ему в крохотную переднюю, и торжественно встретила на пороге гостиной. Тут она дала волю своим чувствам, и поцелуй вышел долгим и страстным.
- У нас сегодня праздник? - осведомился он, все еще обнимая ее за талию, когда увидел поднос с устрицами и два бокала на высоких ножках, в которых мягко пенилось желтое вино. Она взяла один из них, подала ему, затем посмотрела на него поверх своего.
- Добро пожаловать домой, Рамон. Я просто хотела показать тебе, как все это будет, когда мы с тобой поженимся.
Что-то дрогнуло в его глазах; это было тем более заметно, что она никогда прежде не видела ничего подобного. Прежде взгляд всегда был ровным и уверенным.
Он не прикоснулся к вину, молча поставил бокал на место, и ужасное предчувствие катастрофы охватило ее.
- В чем дело, Рамон?
Не дав ей выпить, он взял у нее бокал с шампанским и поставил его на ореховый столик.
- Белла. - Повернулся к ней и взял ее руки в свои. - Белла, - еще раз повторил он очень мягко, с глубокой печалью, затем поднес ее открытые ладони к губам и поцеловал их.
- В чем дело, Рамон? - Ужас стиснул ей грудь, не хватало воздуха, она задыхалась.
- Я не могу жениться на тебе, любимая. - Изабелла смотрела на него и чувствовала, как подкашиваются ноги. - Я не могу жениться на тебе, любимая, во всяком случае, пока еще не могу.
Она высвободила руки и отвернулась. С трудом добралась до кресла и медленно опустилась в него.
- Почему? - спросила тихо, не глядя в его сторону; он подошел к ней и встал на колени у ее ног. - Ты хочешь, чтобы я родила тебе ребенка, тогда почему же ты не можешь жениться на мне?
- Белла, поверь, больше всего на свете я хотел бы быть твоим мужем и отцом нашего ребенка, но…
- Тогда почему? - повторила почти машинально.
- Любимая, прошу тебя, выслушай меня. Не говори ничего, пока не выслушаешь меня до конца.
Теперь она подняла глаза и взглянула ему в лицо.
- Дело в том, что девять лет назад в Майами я женился на кубинской девушке.
Изабелла содрогнулась и закрыла глаза.
- Этот брак был обречен с самого начала. Мы прожили вместе всего несколько месяцев перед тем, как расстаться, но мы оба католики… - Замолчал и дотронулся до ее бледной щеки. Она отстранилась, и он тихо вздохнул. - Я все еще женат на ней.
- Как ее зовут? - спросила Изабелла, не открывая глаз.
- Зачем тебе это?
- Я хочу знать. - Ее голос стал тверже.
- Натали.
- А дети?
- Детей у нас нет. Твой ребенок будет моим первенцем. - Он видел, как ее щеки вновь порозовели. Через минуту она открыла глаза, но они были полны такого отчаяния, что из синих превратились в черные.
- О Рамон! Что же нам теперь делать?
- Я уже начал предпринимать все, что в моих силах. Когда мы вернулись из Испании, еще до того, как ты рассказала мне о ребенке, я уже тогда знал, что ты должна стать моей женой, и я добьюсь этого, чего бы мне ни стоило.
- О Рамон! - Она смахнула ресницами набежавшую слезу и стиснула его руки.
- Натали все еще живет в Майами со своей семьей. Мне удалось связаться с ней. Мы несколько раз разговаривали по телефону. Она очень набожна. Она заявила, что ничто на свете не заставит ее развестись со мной.
Изабелла, не отрываясь, смотрела на него, а при этих словах горестно покачала головой.
- Я звонил ей три вечера подряд. И мы, наконец, нашли нечто более важное для нее, чем ее духовник и сам господь Бог.
- И что же это?
- Разумеется, деньги, - сказал он с ноткой презрения в голосе. - У меня еще сохранилась большая часть денег, которые я выиграл во время той стрельбы по голубям. И она, наконец, согласилась за пятьдесят тысяч долларов переехать в Рино и подать там на развод.
- Любимый мой! - прошептала Изабелла; радость вновь засияла в ее глазах. - Слава Богу! Когда же? Когда она поедет туда?
- В этом-то и загвоздка. Придется подождать. Я не могу слишком ее торопить. Я хорошо знаю Натали. Если она пронюхает что-то про тебя и догадается, зачем мне нужен развод, то выжмет из нас все соки. Обещала поехать в Рино в начале следующего месяца. Говорит, что должна позаботиться о работе и о своей семье. У нее больная мать.
- Все это понятно, - нетерпеливо перебила его Изабелла. - Но сколько времени все это займет?
- В штате Невада существует определенный порядок, связанный с цензом оседлости. Ей нужно будет прожить в Рино три месяца, чтобы получить развод.
- К тому времени я буду уже на шестом месяце. - Изабелла задумчиво грызла костяшки собственных пальцев, затем выражение ее лица изменилось. - Послушай, ведь мы же с отцом скоро должны улететь в Кейптаун. Боже, Рамон, какая получается путаница!
- Ты не можешь вернуться в Кейптаун, - решительно заявил Рамон. - Я не смогу жить без тебя, к тому же скоро все твои близкие и друзья заметят, что ты беременна.
- Так что же мне делать?
- Остаться со мной, пока я не получу развода. Я слишком люблю тебя, чтобы дать тебе уехать. И я не хочу пропустить ни дня из жизни моего сына.
Она, наконец, смогла улыбнуться.
- Значит, это точно будет сын?
- Конечно. - Он кивнул с деланной серьезностью. - Нужно же кому-то передать титул. Ну что, Белла, ведь ты останешься со мной, да?
- Но что же я скажу отцу и бабушке? Ладно, папу я как-нибудь уговорю, но вот бабушка!..
- Изабелла закатила глаза. - Сантэн Кортни-Малькомесс - это наш семейный дракон. Она извергает пламя и пожирает свои жертвы с потрохами, так что даже костей не остается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13