На полках поблескивали золотом переплеты книг с именами Лагаша, Анри Эя, Рюиссана и других психиатров.
Комиссар с изумлением услышал тихий голос.
- Что вы об этом думаете, мосье Мегрэ?
Голос был тусклый, звучавший словно издалека. Голос убитого горем человека. Адвокат с усилием выпрямился и чуть приподнял голову. Вдруг его очки упали на пол, и без толстых стекол его глаза стали похожи на глаза испуганного ребенка. Он с трудом наклонился, поднял и снова надел очки.
- Что там делается?
И показал белой, пухлой ручкой в направлении комнаты мадемуазель Ваг.
- Все формальности уже выполнены.
- А... тело?
- Унесли.
- Вы... не обращайте на меня внимания. Я скоро приду в себя...
Он машинально прижал руку к сердцу, а комиссар наблюдал за ним так же пристально, как в первый раз.
Мосье Парандон сел удобнее, достал из кармана платок и вытер лицо.
- Не выпьете ли что-нибудь?
Адвокат взглянул на деревянную обшивку стены, за которой помещался бар.
- А вы?
Мегрэ Поднялся, взял две рюмки и бутылку уже знакомого ему старого арманьяка.
- Значит, это была не шутка... - медленно произнес Парандон. И хотя голос его окреп, он все еще был странный, бесцветный, какой-то автоматический.
- Вы в затруднении, правда?
И так как Мегрэ молча смотрел на него, добавил:
- Что же вы намерены теперь делать?
- Двое из моих людей сейчас уточняют, чем был занят каждый обитатель вашей квартиры между четвертью десятого и десятью.
- Это произошло до десяти.
- Знаю.
- Без десяти десять... Да, именно без десяти десять Тортю сообщил мне об этом...
И он перевел глаза на большие бронзовые часы, показывавшие одиннадцать часов тридцать пять минут.
- И с тех пор вы так тут и сидите?
- Я зашел туда с Тортю, побыл несколько секунд, но не смог выдержать это и вернулся... Да, именно так... С тех пор я так и сидел в кресле...
Смутно припоминаю, что заходил мой врач Мартен, что-то говорил, но я только кивал головой. Он пощупал мне пульс и куда-то заторопился...
- Ему, кажется, надо было в больницу на консилиум.
- Наверно, он подумал, что я принял наркотик...
- А вам случалось когда-нибудь?..
- Никогда. Но я представляю себе, как они действуют. Через открытое окно доносился шелест листвы и рев автобусов на площади Бово.
- Вот уж не думал...
Он говорил сбивчиво, не договаривая фраз, а Мегрэ не сводил с него взгляда. В кармане у комиссара всегда лежало две трубки, и он вынул вторую, целую, набил ее табаком и глубоко затянулся, словно стремясь обрести душевное равновесие.
- Не думали - о чем?
- Вообще... О том, как... О важности... Да, именно - кем она была для меня, о важности этой связи...
И он снова махнул рукой в сторону кабинета секретарши...
- Это так неожиданно!
Может быть, если бы Мегрэ проштудировал все труды по психиатрии и психологии, выстроившиеся в библиотеке Парандона, то был бы более уверен в себе. Вряд ли еще когда-нибудь он так напряженно вглядывался в лицо человека, как в эту минуту. Он не упускал ни одного жеста, ни единого движения мышц.
- А разве вы думали, что это случится с нею?
И комиссар признался:
- Нет!
- Со мною, да?
- С вами или с вашей женой.
- А где она?
- Кажется, еще спит и ничего не знает.
Адвокат нахмурился. Он прилагал неимоверные усилия, чтобы сосредоточиться.
- Значит, она еще не выходила?
- По словам Фердинанда - нет.
- Фердинанд ведь не бывает на той половине.
- Знаю. Сейчас, видимо, допрашивают Лизу. Вдруг Парандон заволновался, словно от какой-то мучительной мысли.
- Но раз жена не выходила, значит, вы арестуете меня?
Неужели он понял, что убийца - мадам Парандон?
- Скажите, вы арестуете меня?
'Парандон встал, выпил глоток арманьяка и вытер лоб ладонью.
- Ничего не понимаю, Мегрэ! И тут же спохватился:
- Ох, простите, мосье Мегрэ!.. Разве к нам приходил кто-нибудь посторонний?
Постепенно он приходил в себя, глаза оживились.
- Никто. Один из моих людей провел ночь в доме, другой сменил его утром в восемь часов.
- Нужно будет перечесть письма, - тихо сказал адвокат.
- Вчера вечером я читал их много раз.
- Во всем этом есть какая-то нескладица. Будто события вдруг стали разворачиваться совершенно непредвиденно...
Он снова сел, а Мегрэ задумался над его словами. И у него также, когда он узнал о смерти мадемуазель Ваг, возникло ощущение, что произошла какая-то ошибка.
- Вы знаете, она была очень... очень предана...
- Более, чем предана, - уточнил комиссар.
- Вы думаете?
- Вчера она говорила о вас с подлинной любовью. Маленький человечек недоверчиво вытаращил глаза, словно не мог допустить, что внушил подобное чувство.
- Пока вы тут принимали двух судовладельцев, я долго беседовал с ней.
- Да, знаю. Она мне сказала... А где же документы?
- Они были у Бода, когда он обнаружил убийство и, потеряв голову, бросился бежать оттуда... Они помяты...
- Это очень важные материалы. На клиентах не должно отразиться то, что произошло в моем доме...
- Можно задать вам один вопрос, мосье Парандон?
- Я жду этого с той самой минуты, как вы явились ко мне. Разумеется, ваш долг велит вам спросить меня и даже - не верить мне на слово... Нет, я не убивал мадемуазель Ваг. Есть слова, которые я почти никогда не произносил - исключил их из своего лексикона. И вот сегодня я скажу одно такое слово, потому что только оно выражает истину, которую я только сейчас открыл, - я любил ее, мосье Мегрэ.
Он говорил спокойно, и впечатление от этого еще усиливалось.
Дальше у него пошло легче:
- Мне показалось, что у меня к ней просто привязанность и, кроме того - физическое влечение... Я даже стыдился этого - ведь она почти ровесница моей дочери... У Антуанетты...
Впервые Мегрэ услышал имя мадемуазель Ваг.
- ...у нее была такая... как бы это сказать. Такая непосредственность... которая меня ободряла... А она приносила ее извне... как подарок... как свежие цветы...
- Вам известно, каким оружием совершено преступление?
- Ножом?
- Не совсем. Чем-то вроде скребка для соскабливания помарок с документов. Я заметил его еще вчера на столе у мадемуазель Ваг, и меня удивила странная форма - длинное и очень тонкое лезвие...
- Он, как и все канцелярские принадлежности, от Романа.
- Это вы его купили?
- Конечно, нет. Должно быть, она.
- Мадемуазель Ваг сидела у себя за столом и, наверно, просматривала бумаги. Часть из них она отдала Болу на сверку.
Парандон, казалось, вовсе не держался настороже, не опасался ловушки. Он внимательно слушал и, видимо, удивлялся, что Мегрэ придает значение таким подробностям.
- Тот, кто ее убил, знал, что этот, нож лежит на столе, иначе он захватил бы с собой оружие.
- А откуда вы знаете, что он не был вооружен и что он не переменил намерения уже на месте?
- Мадемуазель Ваг видела, как он взял нож, и не испугалась, не вскочила с места... Она продолжала работать, хотя убийца стоял у нее за спиной.
Парандон раздумывал, мысленно воспроизводя описанную комиссаром сцену; ему помогало в этом точное мышление опытного юриста.
Теперь в нем не осталось никакой вялости. Пусть недомерок - раз уж повелось насмехаться над людьми, не вышедшими ростом, но - человек недюжинного ума.
- Боюсь, что вам все же придется арестовать меня к концу дня, - вдруг заявил он.
В его словах не было никакой иронии. Просто человек взвесил все за и против и пришел к определенному выводу.
- Да, это даст возможность моему защитнику прибегнуть к статье шестьдесят четвертой, - добавил он на этот раз с нескрываемым сарказмом.
Мегрэ снова растерялся. И его растерянность еще усилилась, когда открылась дверь, ведущая в большую гостиную, и на пороге появилась мадам Парандон - непричесанная, ненакрашенная и в том же голубом пеньюаре, что и вчера. Она держалась очень прямо, но тем не менее выглядела гораздо старше своих лет.
- Простите за беспокойство.
Она говорила так, словно у них в квартире ничего не случилось.
- Я полагаю, комиссар, что вы не дадите мне поговорить с мужем наедине? Правда, это с нами не часто бывает, но, принимая во внимание обстоятельства...
- В данный момент я могу разрешить разговор лишь в моем присутствии.
Она не входила в кабинет и продолжала стоять на Пороге, на фоне залитой солнцем гостиной. Мужчины тоже встали.
- Отлично. Вы делаете свое дело.
Она затянулась папиросой, которую держала в руке, и нерешительно перевела взгляд с одного на другого.
- Прежде всего, разрешите спросить, мосье Мегрэ, приняли ли вы какие-нибудь решения?
- По поводу чего?
- Разумеется, по поводу утреннего события. Я только что узнала о нем и подумала, что вы кого-нибудь арестуете.
- Я еще не пришел к какому-либо заключению.
- Ах, так... А то скоро вернутся дети, и лучше бы выяснить все это до их прихода... Скажи, Эмиль, это ты убил?
Мегрэ не поверил своим ушам... Супруги стояли на расстоянии трех метров друг против друга, лица у них были напряжены, глаза смотрели жестко.
- Как ты смеешь спрашивать...
У Парандона перехватило дыхание, он яростно сжал кулачки.
- Только без сцен! Отвечай: да или нет?
Выйдя из себя, что с ним, наверно, не часто случалось, адвокат поднял руки, словно проклиная ее, и крикнул:
- Ты же прекрасно знаешь, что нет, черт возьми! Он в бешенстве топал ногами. Он готов был броситься на жену.
- Это все, что я хотела услышать от тебя. Спасибо. И, как ни в чем не бывало, она повернулась и вышла в гостиную, притворив за собою дверь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
- Прошу прощенья, мосье Мегрэ, я вышел из себя. Вообще-то со мной это случается редко...
- Знаю.
Именно потому, что комиссар знал уже характер Парандона, он погрузился в раздумье.
Карлик мало-помалу отдышался, взял себя в руки. Он снова вытер лицо уже не багровое, а желтоватое.
- Вы ее ненавидите?
- Нет. У меня нет ненависти ни к кому... Потому что я не признаю, что человек всегда может полностью отвечать за...
- Это - статья шестьдесят четвертая.
- Конечно... Пусть меня считают маньяком, но буду стоять на своем.
- Даже если дело касается вашей жены?
- Даже и так.
- Даже если она убила мадемуазель Ваг?
На мгновенье его лицо затуманилось, зрачки словно расплылись...
- Даже.
- А вы считаете, что она способна на это?
- Я никого не могу обвинять...
- Я хочу задать вам еще один вопрос. Можете ответить только "да" или "нет". Видите ли, я вовсе не убежден, что убийца и есть автор анонимных писем... Ведь мог и кто-то другой, предвидя возможность преступления, вообразить себе, будто присутствие полиции в доме может предотвратить...
- Я вас понял... Нет, письма писал не я.
- Может быть - сама мадемуазель Ваг? Парандон задумался.
- Не исключено, хотя это не вяжется с ее характером... Она всегда была откровенна. Я уже говорил вам о ее непосредственности. Но может быть, она не решилась обратиться ко мне, зная...
Он закусил губу.
- Зная - что?
- Ну, что если бы мне и впрямь грозила опасность - я не принял бы никаких мер.
- Почему же?
Он нерешительно посмотрел на Мегрэ.
- Трудно объяснить... Понимаете ли, раз уже я сделал выбор...
- Вы имеете в виду свой брак?
- Вообще все... Профессию... Женитьбу... Образ жизни... Значит, я и отвечаю за последствия.
- А разве это не противоречит вашим представлениям об ответственности?
- Может быть... Но только на первый взгляд...
Чувствовалось, как он устал и растерян, какие сумбурные мысли теснятся за этим выпуклым лбом и каких усилий стоит ему привести их в порядок.
- Как вы полагаете, мосье Парандон, тот, кто писал письма, знал, что жертвой окажется ваша секретарша?
- По-моему, нет...
Из гостиной донесся крик:
- Где папа?
И почти тотчас же дверь распахнулась, и в кабинет ворвался высокий, взлохмаченный подросток. На мгновенье он остановился посреди комнаты, переводя взгляд с Мегрэ на Парандона, и спросил комиссара почти с угрозой:
- Вы арестуете папу?
- Успокойся, Гюс! Мы тут с комиссаром Мегрэ...
- Вы - Мегрэ?
И с любопытством уставился на комиссара.
- Кого же вы арестуете?
- Пока - никого.
- Я могу поклясться, что это не отец
- Откуда вы узнали о том, что произошло?
- Сначала от швейцара, а подробности - от Фердинанда.
- А для вас это было совсем неожиданно?
Парандон отошел от них и уселся за свой письменный стол, как бы стремясь занять привычное место.
- Это - допрос?
И юноша обернулся к отцу, словно за поддержкой.
- Мое дело, Гюс...
- Кто вам сказал, что меня зовут Гюс?
- Вас все так называют дома... Я расспрашиваю вас так же, как и всех остальных, но это вовсе не официальный допрос... Я вас спросил, не ожидали ли вы этого?
- Чего?
- Того, что произошло утром.
- Вы хотите сказать, не ожидал ли я, что Антуанетту зарежут? Нет... не ожидал.
- Вы звали ее Антуанеттой?
- Да, уже давно... Мы были друзья.
- А чего же вы ждали? Мальчик покраснел до ушей.
- Да ничего определенного...
- Не преступления?
- Не знаю.
Мегрэ заметил, что адвокат пристально смотрит на Гюса, не то желая разрешить для себя мучительный вопрос, не.то обнаружив в сыне нечто для себя новое.
- Вам уже пятнадцать, Гюс?
- В июне будет шестнадцать.
- Как, по-вашему, лучше: чтобы мы побеседовали с вами при отце или наедине, у вас в комнате или в другом месте?
Мальчик заколебался. Его пыл прошел, но нервы еще были напряжены. Он вновь обратился к адвокату.
- Как лучше, папа?
- Мне кажется, что у тебя в комнате удобнее... Да, вот что, сынок... Сейчас должна вернуться Бэмби - если уже не пришла... Мне хотелось бы, чтобы вы оба позавтракали как обычно и не беспокоились обо мне... Я не буду за столом.
- Ты не будешь завтракать?
- Не знаю... Может быть, попрошу принести сюда. Мне нужно отдохнуть.
Чувствовалось, что паренек готов броситься к отцу на шею и что удерживает его не присутствие Мегрэ, а какая-то стеснительность, вероятно, всегда существовавшая в отношениях между Парандоном и сыном.
Видимо, ни тот, ни другой не были склонны к излиянию чувств и объятиям, и Мегрэ ясно представилось, как Гюс в детстве Прокрадывался в кабинет и молча, не шевелясь, смотрел, как отец работает или читает.
- Если хотите - пойдем ко мне...
Когда они проходили через гостиную, Мегрэ увидел ожидавших его там Люка и Торранса. Им было явно не по себе в огромном и великолепном зале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16