Мне удалось увидеть ее лицо не больше двух-трех раз среди толпы. Она казалась испуганной и словно умоляла, чтобы ее оставили в покое. Вдруг, растолкав толпу, к ней подлетел Ламблен, схватил ее за руку и увлек к такси, за которым, видимо, успел сходить. Он помог ей сесть, и машина покатила по направлению к мосту Сен-Мишель. Все произошло мгновенно, как по волшебству. Мне не удалось схватить такси, чтобы поехать за ними вслед. Несколько минут назад во Дворец вернулся Масэ от «Фигаро». Репортеру повезло, его машина стояла рядом, и он мог пуститься за ними вдогонку. Он рассказал, что такси остановилось на площади Одерн, и Ламблен повел Жинетту Меран в специализированный ресторанчик, где кормят дарами моря и буйабесом Буйабес — особый вид ухи, приправленный чесноком и пряностями. Национальное блюдо на юге Франции.

. Там они пообедали не торопясь. А сейчас все уже снова собрались в зале и ожидают выхода суда.— Ступай туда! Хотелось бы знать, не вызовет ли новой сенсации показание горничной…Мегрэ связался по телефону с Бернери, и председатель разрешил ему не приходить после полудня в суд.Пять инспекторов, рассаженных утром в разных концах зала, ничего обнаружить не смогли. Они изучали публику таким же искушенным глазом, как это делают физиономисты в игорных домах. Однако никто из присутствовавших не соответствовал описанию спутника Жинетты Меран, данному администратором отеля. Что же касается Альфреда Мерана, брата обвиняемого; то его не было не только во Дворце, но и в Париже. Об этом комиссару доложили из тулонской полиции.Два инспектора остались на всякий случай в зале заседаний, не считая Лапуэнта, который вернулся туда внутренними коридорами.Мегрэ вызвал Люка, занимавшегося делом об ограблении банка.— Я не хотел их допрашивать, патрон, раньше, чем вы на них посмотрите. Сейчас я устроил так, что свидетели могли их разглядеть, когда они проходили.— Свидетели опознали обоих?— Конечно. Особенно точно опознали того, у которого по дороге слетела маска.— Давай сюда младшего!У этого длинноволосого, прыщеватого парня был болезненный, неопрятный вид.— Снимите с него наручники!Парень недоверчиво посмотрел на комиссара, твердо решив не попадаться в ловушку, которую тот, по его мнению, непременно ему приготовит.— Оставьте нас вдвоем!В таких случаях Мегрэ предпочитал сначала поговорить с обвиняемым с глазу на глаз, а потом уже перейти к официальному допросу, застенографировать его и дать на подпись.Комиссар посасывал трубку.— Садись! — И, протянув ему пачку сигарет, спросил: — Куришь? Рука у парня дрогнула. Ногти на длинных, толстых пальцах были обгрызаны как у детей.— У тебя нет отца?— Это не я…— Я не спрашиваю, ты или не ты устроил это представление. Я спрашиваю, жив ли твой отец.— Он умер.— Отчего?— В санатории.— Тебя содержит мать?— Нет, я тоже работаю.— Кем?— Полировщиком.На это пойдет немало времени. Мегрэ знал по опыту, что лучше не торопиться.— Где ты достал оружие?— У меня нет оружия.— Хочешь, я сразу вызову свидетелей, которые уже здесь дожидаются?— Они все лгут.Зазвонил телефон. Комиссар снял трубку и услышал голос Лапуэнта:— Женевьева Лаванше уже дала свои показания, патрон. Ей задавали примерно те же вопросы, что и ее шефу, кроме одного. Председатель спросил, не заметила ли она чего-нибудь странного в поведении клиентов двадцать пятого февраля, и она ответила, что была удивлена, что в этот день постель оставалась несмятой.— Свидетели продолжают выступать?— Да. Теперь все пошло очень быстро. Их почти не слушают.Комиссару потребовалось сорок минут, чтобы мальчишка сдался. В конце концов он заревел.Действительно, при ограблении оружие в руках держал он. И было их не двое, а трое. Третий сообщник ожидал их за рулем краденой машины. Кажется, этот третий и был инициатором ограбления, но тут же сбежал, когда услышал крики о помощи.И все же парень, фамилия которого была Вирье, оказывался назвать имя этого третьего.— Он старше тебя?— Да. Ему двадцать три года. Он уже женат.— У него есть опыт в таких делах?— Говорил, что есть.— Я еще буду тебя допрашивать, но сначала хочу побеседовать с твоим приятелем.Полицейский увел Вирье, и тот столкнулся в дверях со своим товарищем, Жирокуром, которому тоже снимали наручники. Парни успели обменяться взглядом.— Раскололся?— А ты думал, будет молчать?Обычная рутина. Налет сорвался. Не было ни убитых, ни раненых, только разбито оконное стекло.— Кому пришла в голову идея надеть маски?Идея, впрочем, была не новой. За несколько месяцев до этого профессиональные воры в Ницце воспользовались карнавальными масками, чтобы ограбить почтовую машину.— У тебя не было оружия?— Нет.— А когда служащий банка кинулся к окну, это Ты сказал: «Стреляй же, идиот…»?— Я не помню, что говорил… Я потерял голову…— Однако твой дружок тебя послушался и нажал на собачку…— Он не выстрелил.— Просто счастливая случайность. Пистолет был не заряжен, а может быть, просто негодный.Служащие банка и находившаяся в зале единственная клиентка подняли руки вверх. Все происходило в десять часов утра.— Это ты, войдя в зал, крикнул: «Повернуться лицом к стене. Руки вверх! Вооруженный налет!» И, кажется, добавил: «Это не шутка».— Я так сказал, потому что женщина начала смеяться.Тогда одна из банковских служащих, дама лет сорока пяти, сидевшая теперь в стеклянной клетке, ожидая допроса, схватила пресс-папье и бросила в окно, призывая на помощь.— У тебя были судимости?— Одна.— За что?— Украл из машины фотоаппарат.— Ты знаешь, что на этот раз тебе это дорого обойдется? Парень пожал плечами, напуская на себя бравый вид.— Пять лет, голубчик! Что же касается твоего товарища, то была ли там осечка или нет — это значения не имеет. Все шансы, за то, что ему не отделаться меньше чем десятью годами.Мегрэ не преувеличивал. Со дня на день обязательно найдут и третьего. Расследование пойдет быстро, а так как на этот раз не помешает отпускное время, то месяца через три-четыре Мегрэ снова придется давать свидетельские показания в суде присяжных.— Уведи его, Люка. Теперь уже нет необходимости их разлучать. Пусть болтают, сколько влезет. Пошли ко мне первого свидетеля.Одни только формальности, одна бумажная волокита. А по словам Лапуэнта, который звонил из Дворца, там дело шло еще быстрее. Некоторые свидетели, проговорив не более пяти минут, изумленные, немного разочарованные, смешивались с толпой, пытаясь где-нибудь приткнуться.В пять часов Мегрэ все еще занимался делом о налете, и в его ярко освещенном кабинете было полно табачного дыма.— Только что предоставили слово пострадавшей стороне, — сообщил по телефону Лапуэнт. — Метр Лионар сделал краткое сообщение. Даже принимая во внимание неожиданно раскрывшиеся факты, он заранее присоединяется к мнению прокурора.— Сейчас говорит прокурор?— Вот уже десять минут.— Позвони, когда закончит!Полчаса спустя Лапуэнт позвонил снова и передал более подробный отчет. Прокурор Айвар, по существу, сказал следующее:— Мы собрались здесь по делу Гастона Мерана, обвиняемого в том, что двадцать седьмого февраля он зарезал свою тетку, Леонтину Фаверж, а затем задушил четырехлетнюю Сесиль Перрен, мать которой выступает истицей по данному делу.При этом мать ребенка с выкрашенными в рыжий цвет волосами, по-прежнему сидевшая в меховом манто, испустила крик и так зарыдала, что ее пришлось вывести из зала суда.Прокурор продолжал:— Мы услышали сегодня неожиданные для нас свидетельские показания, которые не должны повлиять на ход данного дела. Обвинения, предъявляемые осужденному, не меняются, и присяжным придется ответить на те же вопросы:«Имел ли Гастон Меран реальную возможность совершить двойное преступление и похитить сбережения Леонтины Фаверж?Установлено, что он знал секрет китайской вазы, из которой тетка периодически доставала деньги, чтобы передать их ему.Имел ли он для этого достаточные побудительные причины?На следующий день после совершения преступления ему предстояло оплатить подписанный им вексель, но денег у него не было, и ему грозило банкротство.И, наконец, есть ли у нас доказательства того, что обвиняемый, Гастон Меран, заходил во второй половине дня на улицу Манюэль?Шесть дней спустя в квартире Мерана на бульваре Шаронн в шкафу был найден синий костюм, принадлежащий обвиняемому, с пятнами крови на рукаве и на отвороте, происхождения которых он объяснить не смог.По мнению экспертов, речь идет о человеческой крови, и вероятнее всего, о крови Леонтины Фаверж.Остаются еще показания, которые, казалось бы, противоречат друг другу, несмотря на добросовестность свидетелей. Так, мадам Эрни, заказчица портнихи, живущей на одной площадке с пострадавшей, видела, как человек в синем костюме в пять часов выхолил из квартиры Леонтины Фаверж, и готова поклясться, что это был брюнет.С другой стороны, мы слушали показания мосье Жермена Ломбра, учителя музыки, который заявил, что в шесть часов вечера разговаривал с обвиняемым в его мастерской на улице Рокет. Правда, мосье Ломбра признался, что не совсем точно помнит дату.Мы находимся перед лицом чудовищного преступления. Человек не только хладнокровно зарезал беззащитную женщину, но, не колеблясь, задушил ребенка.Следовательно, здесь и речи не может быть о смягчающих обстоятельствах, а только о высшей мере наказания.А теперь присяжным предстоит по всей совести решить, считают ли они Гастона Мерана виновным в этом двойном преступлении».Мегрэ, покончив со своими гангстерами-самоучками, решился открыть дверь и предстал перед журналистами.— Они сознались?Комиссар утвердительно кивнул головой.— Прошу вас, господа, поменьше огласки. Дело раздувать не стоит. Не надо, чтобы у тех, кто захотел бы им подражать, создалось бы впечатление, что парни совершили подвиг. Верьте мне, это несчастные ребята…Он отвечал на вопросы кратко, чувствуя себя усталым, отяжелевшим. Душой он был в зале суда присяжных, где сейчас, видимо, настала очередь говорить молодому защитнику.В какую-то минуту комиссар чуть было не открыл стеклянную дверь, отделявшую уголовную полицию от Дворца правосудия, чтобы присоединиться к Лапуэнту, но что толку? Он заранее мог представить себе защитительную речь, начинавшуюся в стиле душещипательных романов.Конечно, Пьер Дюше постарается как можно подробнее остановиться на прошлом обвиняемого.Бедная семья из Гавра. Куча детей, которые как можно раньше сами должны были пробивать себе дорогу в жизни. В пятнадцать или шестнадцать лет дочери начинали зарабатывать себе на хлеб, иначе говоря, уезжали в Париж, чтобы искать работу.Были ли у родителей время и возможность уделять им внимание? Устроившись в Париже, девушки присылали раз в месяц домой письмо, старательно выводя слова, изобилующие орфографическими ошибками, а иногда прилагали к нему скромный денежный перевод.Так было и в этой семье. Две сестры уехали в Париж. Сначала Леонтина, которая устроилась продавщицей в универмаге и довольно скоро вышла замуж.Младшая, Элен, поступила работать в молочную, потом в галантерейную лавку на улице Отевиль.Муж старшей сестры умер. Младшая рано начала посещать танцульки в своем квартале.Виделись ли они друг с другом? Это неизвестно. Похоронив мужа, погибшего в катастрофе, Леонтина Фаверж пристрастилась к пивным на улице Руаяль и меблированным комнатам в районе церкви Медлен, а когда подкопила денег, открыла нечто вроде дома свиданий на улице Манюэль.Ее сестра Элен родила двух детей от неизвестных отцов и кое-как растила их в течение трех лет, а потом неожиданно, попала в больницу на операцию и оттуда уже не вышла.— Мой клиент, господа присяжные, воспитывался в сиротском приюте.Это была правда, и Мегрэ мог снабдить адвоката на этот счет интересными данными. Например, сообщить, сколько процентов от всего количества питомцев приюта через несколько лет самостоятельной жизни плохо кончали и оказывались на скамье подсудимых.Это были бунтари, мстившие обществу за свое унизительное положение.Как ни странно, вопреки общему мнению и, безусловно, мнению присяжных, такие составляли меньшинство.Конечно, для многих детство, проведенное в приюте, не проходит даром. На всю жизнь у них остается чувство собственной неполноценности. Но им хочется доказать самим себе, что они не хуже других.Их обучили ремеслам, и они стараются стать первоклассными мастерами.Для таких лестно обзавестись семьей, настоящей семьей, иметь детей, прогуливаться с ними за ручку по воскресеньям.А самое заветное — в один прекрасный день стать хозяином, открыть свою мастерскую.Подумал ли об этом Пьер Дюше, говорил ли в своей защитительной речи на эту тему, обращаясь к присутствовавшим, которые сидели с поблекшими от усталости лицами?Давая утром показания, Мегрэ кое-что упустил и теперь не мог себе этого простить. Правда, допрос был зафиксирован в дел&, но это была ничего не значащая мелочь.В тот лень, когда Жинетту Меран в третий раз вызвали на допрос к комиссару, Мегрэ спросил у нее как бы невзначай:— У вас никогда не было детей?Видимо, она подобного вопроса не ожидала и взглянула на него с удивлением:— Почему вы об этом спрашиваете?— Не знаю… Мне кажется, ваш муж принадлежит к такому ролу мужчин, которые хотели бы иметь детей… Что, я ошибся?— Нет.— Он надеялся, что вы родите ему ребенка?— Вначале — да.Комиссар почувствовал в ее голосе колебание, даже растерянность и решил прощупать дальше.— Вы не можете рожать?— Нет.— Он это знал, когда собирался на вас жениться?— Нет. Об этом мы никогда не говорили.— Когда же он узнал?— Через несколько месяцев. Он все время налеялся и каждый месяц задавал мне один и тот же вопрос, и я предпочла в конце концов сказать ему правду… Не всю правду… Основное…— То есть?— До знакомства с ним я болела и перенесла операцию…С тех пор прошло семь лет. Меран мечтал о настоящей семье, а детей у него так и не было.Он открыл свою мастерскую. Потом, уступив настояниям жены, попробовал переменить специальность. Как и следовало ожидать, на ресторане он разорился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13