Его лук, еще более широкий и мощный, чем у Престимиона, небрежно висел на одной из четырех громадных рук, словно игрушка. Герольд объявил его имя — Хент Секкитурн.
— Вы случайно не знаете, чьи цвета носи-гатот лучник? — спросил Навигорн.
— Мне кажется, это цвета прокуратора Дантирии Самбайла, — ответил Сирифорн после недолгого размышления.
— Вот именно. А где сам прокуратор, как вы думаете?
— Ну… ну… — Сирифорн огляделся кругом. — Знаете, я его что-то не вижу. Он должен сидеть здесь, рядом с нами. Вы не знаете, где он, Гонивол?
— Я его всю неделю не встречал, — ответил Великий адмирал. — Кстати, я даже вспомнить не могу, когда видел его в последний раз. А ведь его нельзя назвать человеком неприметным. Неужели он проигнорировал коронацию и остался дома, в Ни-мойе?
— Невозможно, — возразил Сирифорн. — В первый раз за многие десятилетия новый корональ восходит на трон, а самый могущественный правитель Зимроэля не удосуживается явиться в Замок? Это абсурд. Во-первых, Дантирия Самбайл всегда присутствует там, где распределяют должности и привилегии. И я совершенно уверен, что он был здесь, когда умирал старый Пранкипин. Он бы обязательно остался на коронацию. Кроме того, подобное пренебрежение со стороны прокуратора Престимион воспринял бы как смертельное оскорбление.
— Дантирия Самбайл в Замке, это точно, — сказал Навигорн. — Именно эту проблему я и хотел с вами обсудить. Вы его не видели на празднествах потому, что он заключен в туннели Сангамора. И теперь Престимион поручил его моим заботам. Кажется, я становлюсь его тюремщиком. Это мое первое официальное поручение в качестве члена совета.
— Что вы такое говорите, Навигорн? Дантирия Самбайл в тюрьме? — Лицо Сирифорна выражало недоверие.
— По-видимому, да.
Гонивол тоже был поражен.
— Я нахожу это совершенно невероятным. Зачем Престимиону сажать Дантирию Самбайла в подземелье? Ведь прокуратор — его двоюродный брат, во всяком случае — один из его родственников. Я не ошибаюсь? Вам должно быть известно об этом больше, чем мне, Сирифорн. Что это, семейная ссора?
— Возможно. Меня больше удивляет, как кому-то, пусть даже самому Престимиону, удалось запереть в подземелье такого буйного, хвастливого и довольно подлого человека, как Дантирия Самбайл? Мне кажется, это посложнее, чем запереть целую стаю обезумевших хайгусов. И если это действительно так, то почему мы ничего не слышали? Мне кажется, это непременно стало бы поводом для сплетен в Замке.
Навигорн развел руками и пожал плечами.
— У меня нет ответов на ваши вопросы, джентльмены. Я ничего не понимаю. Знаю только, что прокуратор, по утверждению Престимиона, посажен под замок и что корональ поручил мне проследить, чтобы он оставался там до суда.
— Но за что? — воскликнул Гонивол.
— Не имею ни малейшего понятия. Я спросил у него в каком преступлении обвиняется прокуратор, но он ответил, что мы обсудим это в другой раз.
— Ну и в чем же ваше затруднение? — резко спросил Сирифорн. — Корональ дал вам поручение, вот и все, Он хочет, чтобы вы стали тюремщиком прокуратора? Так будьте его тюремщиком, Навигорн.
— Я не питаю большой любви к Дантирии Самбайлу. Этот прокуратор ничем не лучше дикого зверя. Но все равно, если его посадили под замок без веских причин, просто по прихоти Престимиона, разве я не становлюсь соучастником несправедливого деяния, помогая держать его в тюрьме?
Пораженный Гонивол спросил:
— Вы говорите о совести, Навигорн?
— Можно сказать и так.
— Вы принесли присягу служить короналю. Корональ считает нужным посадить Дантирию Самбайла под арест и просит вас его охранять. Делайте что он говорит или уходите в отставку. Вот какой у вас выбор, Навигорн. Вы допускаете, что Престимион негодяй?
— Конечно, нет, И у меня нет желания уйти в отставку?
— Ну, тогда предположите, что у Престимиона есть веские причины посадить прокуратора под замок. Поставьте двадцать, или тридцать, или сколько сочтете нужным отборных солдат на круглосуточное дежурство в туннелях, и пусть они сторожат его. И разъясните им как следует, что, если Дантирия Самбайл ухитрится освободиться при помощи обаяния, угроз, или каким-то иным способом, они всю оставшуюся жизнь будут сожалеть об этом.
— А если люди из Ни-мойи, люди прокуратора — эта отвратительная шайка убийц и воров, которую держит при себе Дантирия Самбайл, — явятся ко мне сегодня и потребуют сказать, где их хозяин и по какому обвинению его задержали, да еще и пригрозят поднять в Замке мятеж, если его немедленно не освободят, — что тогда? — спросил Навигорн.
— Отправьте их к короналю, — ответил Гонивол. — Это он посадил Дантирию Самбайла в тюрьму, а не вы.
Если они захотят получить объяснения, то пусть обращаются к лорду Престимиону.
— Дантирия Самбайл в тюрьме… — изумленно тоном произнес Сирифорн, ни к кому не обращаясь. — Что за странное дело! Что за странный способ начинать новое царствование! Нам следует держать эту новость в тайне, Навигорн?
— Об этом корональ мне ничего не сказал. Чем меньше будет разговоров, тем лучше, как мне кажется.
— Согласен. Чем меньше разговоров, тем лучше.
— Действительно, — согласился Гонивол. — Лучше вообще ничего не говорить.
И все энергично закивали головами.
— Сирифорн! Гонивол! — раздался как раз в этот момент громкий, хриплый голос двумя рядами выше. — Привет, Навигорн! — Это был Файзиоло, граф Стиский. Рядом с ним сидел приземистый, краснолицый человек с темными, холодными глазами и высоким лбом, над которым устрашающе поднималась пышная масса серебряных волос. — Вы знакомы с Симбилоном Кайфом, не так ли? — спросил Файзиоло, бросив взгляд на спутника. — Самый богатый человек в Сти. Сам Престимион скоро обратится к нему за ссудой, помяните мои слова.
Симбилон Кайф одарил Сирифорна, Гонивола и Навигорна быстрым, вежливым кивком головы и широкой заученно скромной улыбкой. Казалось, он весьма польщен тем, что оказался в компании столь высокопоставленных лордов. Граф Файзиоло, человек с грубоватым, квадратным лицом, который никогда особенно не церемонился, жестом пригласил Симбилона Кайфа следовать за ним, и тот, не теряя времени, двинулся к ложе, где расположились трое друзей. Но он производил явное впечатление человека, который знает, что попал совершенно не в свою стихию.
— Вы слышали? — спросил Файзиоло. — Престимион посадил Дантирию Самбайла в подземелье! Мне сказали, что его приковали к стене цепями. Можете себе такое представить? В Замке только об этом и говорят.
— Мы только что узнали об этом, — ответил Сирифорн. — Что ж, если это правда, то у короналя, без сомнения, имеются серьезные причины посадить его туда.
— А что это могут быть за причины? Неужели этот невежа Дантирия Самбайл сказал какую-то страшную грубость? Или, может, не правильно приветствовал короналя? Или испортил воздух на церемонии коронации? Кстати, кто вспомнит, присутствовал ли Дантирия Самбайл на церемонии коронации?
— Я не помню, чтобы видел, как он приехал в Замок, когда мы все вернулись сюда после похорон Пранкипина, — сказал Гонивол.
— Я тоже, — подхватил Навигорн. — А ведь я встречал основной караван из Лабиринта. Дантирии Самбайла в нем не было.
— И все же нам известно из надежных источников, что он в Замке, — возразил Сирифорн. — И по-видимому, находится здесь уже какое-то время. Достаточно долго, чтобы успеть оскорбить Престимиона и попасть в тюрьму. И все-таки никто не помнит, как он приехал.
Это очень странно. Где бы он ни появлялся, Дантирия Самбайл создает вокруг себя много шума. Как ему удалось приехать в Замок никем не замеченным?
— Да, странно, — согласился Гонивол.
— Действительно, странно, — прибавил принц Файзиоло. — Должен, однако, признаться, меня радует, что Престимиону каким-то образом удалось заковать этого отвратительного монстра в кандалы. А вас?
5
В последовавшие за коронационными торжествами дни Престимион тоже много думал о прокураторе Ни-мойи. Но он не спешил выяснять отношения с родственником, который много раз предавал его в трудные времена недавней гражданской войны. Пусть немного потомится в тюрьме, думал Престимион. Сначала необходимо решить, как именно следует вести его дело.
Вне всякого сомнения, Дантирия Самбайл был виновен в государственной измене. Он настойчивее, чем кто бы то ни было, за исключением, возможно, самой леди Тизмет, подстрекал Корсибара к его безумному восстанию. Ему принадлежала идея разрушения дамбы на реке Ийянн, и последствия этого безрассудства были ужасны. А в битве у Тегомарского гребня он поднял руку на Престимиона: издевательским тоном предложил, чтобы поединок между ними решил, кто станет следующим короналем, и бросился на Престимиона с топором и саблей. В той схватке верх одержал Престимион, хотя ему это дорого стоило. Но он не смог убить своего побежденного родственника прямо на поле боя как он того заслуживал. Вместо этого Престимион приказал тогда взять под стражу Дантирию Самбайла и его злобного прихвостня Мандралиску, чтобы впоследствии предать их суду.
Но как, думал Престимион, можно судить прокуратора за преступления, о которых не может вспомнить никто, даже сам обвиняемый? Какие доказательства можно собрать против него? «Этот человек был главным зачинщиком гражданской войны» — это правда.
Но какой гражданской войны? «В его преступные намерения входил захват королевского трона после устранения Корсибара». Корсибара? Кто такой Корсибар?
«Он угрожал жизни законного короналя на поле боя и применил против него смертоносное оружие». Какого боя? Где? Когда?
На эти вопросы у Престимиона не было ответов. И к тому же в первые дни царствования следовало сначала решить более срочные задачи.
Большинство присутствовавших на коронации гостей разъехались по домам Принцы, герцоги, графы и мэры отбыли в свои владения; бывший корональ, а теперь понтифекс Конфалюм отправился вниз по реке Глэйдж, в долгое и печальное путешествие, которое приведет его в новое подземное жилище в Лабиринте.
Лучники, борцы и фехтовальщики, продемонстрировав свое мастерство на Играх в честь коронации, тоже отправились по домам. Принцесса Терисса вернулась в Малдемар, чтобы подготовиться к путешествию на Остров Сна и выполнению ожидающих ее там обязанностей. В Замке стало гораздо тише, и Престимион наконец обратился к государственным делам.
А их было по горло. Он всем сердцем желал получить этот трон, но теперь, когда его желание исполнилось, его подавляло безмерное количество стоящих перед ним задач.
— Я просто не знаю, с чего начать, — признался он, устало глядя на Септаха Мелайна и Гиялориса.
Они втроем находились в просторной комнате, отделанной редкими породами дерева и полосами сверкающего металла, которая была центром официальных апартаментов короналя.
Тронный зал предназначался для помпезных и торжественных государственных приемов, а здесь корональ денно и нощно трудился на благо государства.
Престимион сидел за своим роскошным письменным столом из палисандра, крышку которого украшало инкрустированное изображение знака Горящей Звезды. Длинноногий Септах Мелайн изящно расположился у широкого, изогнутого окна, за которым простиралось наполненное воздухом пространство над пропастью, ограничивавшей территорию Замка с этой стороны Горы. Могучий Гиялорис сидел сгорбившись на скамье без спинки слева от Престимиона.
— Это очень просто, ваше величество, — сказал Гиялорис. — Начните с самого первого дела, потом перейдите к следующему, а потом еще к следующему… и так далее.
В устах Септаха Мелайна подобный совет прозвучал бы насмешкой; но простодушный великан Гиялорис не отличался склонностью к иронии, и слова его, произнесенные низким, медленным, рокочущим голосом, с сильным акцентом его родного города Пилиплока, всегда звучали очень серьезно. Подвижный, как ртуть, маленький спутник Престимиона, ныне покойный и горько оплакиваемый герцог Свор, часто принимал эту непоколебимость за тупость. Но Гиялорис был отнюдь не тупым, а прямодушным и основательным.
Престимион дружелюбно рассмеялся.
— Хорошо сказано, Гиялорис! Но какое дело следует считать самым первым, а какое — следующим? Если бы это было так просто понять…
— Хорошо, Престимион, давай составим список, — предложил Септах Мелайн. И стал загибать пальцы. — Первое — назначить новых чиновников двора. Мы уже успешно начали это дело, по-моему. У тебя есть новый Верховный канцлер, благодарю покорно. И Гиялорис будет превосходным Великим адмиралом, я уверен.
И так далее, и так далее… Второе — возродить благосостояние тех районов, которые пострадали во время войны. Между прочим, кое-какие соображения по тому поводу есть у твоего брата Абриганта, и он хотел бы повидать тебя сегодня попозже. Три…
Септах Мелайн заколебался. Гиялорис тут же вставил:
— Третье — суд над Дантирией Самбайлом. Следует что-то предпринять по этому поводу — Давайте пока это отложим, — сказал Престимион. — Дело сложное.
— Четвертое, — продолжал невозмутимо Гиялорис, — поговорить с каждым, кто сражался на стороне Корсибара во время войны и убедиться, что не осталось ни одного изменника, который мог бы угрожать безопасности твоего правления…
— Нет, — возразил Престимион. — Это вычеркни из списка: разве ты забыл, что никакой войны не было?
Как может кто-то хранить верность Корсибару, если Корсибара никогда не существовало?
— Все равно, Престимион… — хмуро и недовольно проворчал Гиялорис.
— Я тебе говорю, здесь не о чем беспокоиться. Большинство сторонников Корсибара погибло у Тегомарского гребня: Фархольт, Мандрикарн, Вента, Фаркванор… — все; и я не опасаюсь тех, кто уцелел. Навигорна, например. Он был лучшим генералом Корсибара. Но он попросил прощения прямо на поле боя, если помнишь, когда пришел сдаваться после гибели Корсибара. И совершенно искренне. Он будет хорошо служить мне в совете. Равно как и Олджеббин, и Сирифорн, и Гонивол — они продались Корсибару, да, но не помнят об этом и теперь в любом случае не могут причинить вред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11