Долгий день почти кончился. С поря поднялся туман и принес в Пидруд
ранние сумерки. На стадионе все еще шло представление. Бедный Корональ,
подумал Валентин, ему придется сидеть там до ночи.
Карабелла стиснула его запястье.
- Пошли, - шепнула она весьма повелительно. - Наша работа кончена,
теперь мы будем праздновать!

9
Она выскочила из толпы, и Валентин после некоторого замешательства
последовал за ней. Его три дубинки, подвешенные к поясу, колотили его по
бедрам. Он подумал было, что потерял Карабеллу, но она снова появилась на
виду. Она бежала широкими прыжками, время от времени оборачиваясь и маня
его за собой. Валентин догнал ее на спуске к бухте. Буксиры привели в
гавань баржи с тонкими бревнами, уложенными замысловатыми кострами. Хотя
ночь еще не наступила, некоторые костры были уже подожжены и горели
холодным зеленым огнем, почти не давая дыма.
В течение дня весь город обратился в игровую площадку. Карнавальные
ларьки выросли, как поганки после дождя; гуляки в странных костюмах
мотались по набережным. Со всех сторон музыка, смех, лихорадочное
возбуждение. По мере усиления темноты зажигались все новые огни, и бухта
стала морем разноцветного света. С востока появилось нечто вроде
фейерверка: высоко вверх взлетела сверкающая ракета и рассыпалась с
слепящими потоками над крышами самых высоких зданий Пидруда.
Ажиотаж Карабеллы захватила и Валентина. Взявшись за руки, они без
устали шли через город, от ларька к ларьку, разбрасывая монеты, как
камешки, на игру. Много было игорных ларьков, где сбивали шарами кукол или
нарушали какую-нибудь тщательно сбалансированную конструкцию. Карабелла, с
ее глазом и рукой жонглера почти в каждой такой игре, а Валентин, хотя и
менее ловкий, тоже брал свою долю призов.
В некоторых ларьках призами были кружки вина и куски мяса; в других
они получали ненужных животных или знамена с эмблемой Короналя; это они
тут же оставляли. Но мясо они ели, глотали вино и по мере приближения ночи
становились все более возбужденными и дикими.
- Сюда! - Крикнула Карабелла, и они присоединились к танцу вруонов,
гейрогов и пьяных хьортов - скачущий хоровой танец, в котором, казалось,
нет никаких правил. Они прыгали с чужаками довольно долго. Когда хьорт
обнял Карабеллу, она в ответ обняла его так крепко, что ее маленькие
сильные пальцы глубоко вошли в его жирную кожу, а когда женщина-гейрог,
вся в змеиных локонах и с множеством болтающихся грудей, прижалась к
Валентину, он принял ее поцелуй и вернул его ей с большим энтузиазмом, чем
сам предполагал.
Затем они пошли дальше, в открытый театр, где угловатые куклы в
стилизованно резких движениях разыгрывали драму, потом на арену, где за
несколько весовых единиц посмотрели на морских драконов, плавающих кругами
в сияющей цистерне, а оттуда в сад одушевленных растений с южного
побережья Алханрола, существ со щупальцами и высоких дрожащих
резиноподобных колонн с удивительными глазами на вершине.
- Время кормления через полчаса, - сказал сторож, но Карабелла не
захотела остаться и с Валентином на буксире нырнула в сгущающуюся темноту.
Снова взрывались фейерверки, теперь уже куда более эффектные на фоне
ночи. Это была тройная горящая звезда, а за ней - изображение Лорда
Валентина на половину неба, а потом ослепительный блеск зеленого, красного
и голубого, рисующий форму Лабиринта, заслоненного лицом старого
Понтификса Тивераса, а через минуту цвета пропали, новый взрыв бросил
простыню огня через все небо, и из нее проступили любимые всеми черты
великой королевской матери, Леди Острова Снов, с любовью глядящей на
Пидруд. Вид ее так глубоко подействовал на Валентина, что он готов был
преклонить колени и заплакать. Но в толпе не было для этого места. Леди
растаяла в темноте. Валентин взял руку Карабеллы и крепко сжал.
- Мне нужно еще вина, - прошептал он.
- Подожди. Сейчас будет еще одно изображение.
И правда. Еще ракета, еще взрыв красок, на этот раз грубых желтых и
красных, и на них лицо с тяжелой нижней челюстью и угрюмыми глазами, лицо
четвертой Силы Маджипура, самой темной и самой надменной фигуры в иерархии
- Короля Снов, Симонана Барджазеда. Толпа затихла, потому что Король Снов
не был другом никому, хотя все признавали его власть, поскольку он
приносил несчастье и страшную кару.
Затем они пошли за вином. Рука Валентина дрожала, когда он быстро
опрокинул две кружки. Карабелла смотрела на него сосредоточенно. Пальцы ее
играли на его крепком запястье, но она ни о чем не спрашивала и свое вино
оставила почти нетронутым.
Следующая дверь, открывшаяся перед ними ради фестиваля, была дверью в
музей восковых фигур. Он был сделан в форме Лабиринта; войдя внутрь,
нелегко было выйти, и они дали служителю три медяка, чтобы он сопровождал
их. Из тьмы выступали герои королевства. Они были как живые, они двигались
и даже говорили на архаических диалектах. Один высокий воин назвал себя
Лордом Стиамотом, победителем метаморфов. Здесь была легендарная Леди
Тиин, его мать, леди-воин, которая лично вела защиту Острова Снов, когда
его осадили аборигены. Затем появилась фигура, назвавшаяся Дворцом, первым
Понтификсом; он был так же далек по времени от Стиамота, как сам Стиамот
от теперешнего Короналя. Рядом с ним стоял Дипитак Барджазед, первый
Король Снов, персонаж куда более древний. Чем глубже проникали в Лабиринт
Карабелла и Валентин тем больше насчитывалось Хозяев Власти разумно
подобранный ассортимент Понтификсов, Леди и Короналей: великие правители
Конфалум и Престимион, Понтификс Ариок и наконец последняя фигура -
румяный мужчина лет сорока, черноволосый и темноглазый, в туго облегающей
черной одежде. Ему не было нужды называть себя, потому что это был Лорд
Вориакс, последний Корональ, брат Лорда Валентина, погибший два года от
глупой случайности на охоте, он правил всего восемь лет. Изображение
поклонилось, протянуло руки и воскликнуло:
- Оплакивайте меня, братья и сестры потому что я погиб раньше
времени, и мое падение было тем сильнее, что я упал с такой высоты. Я был
Лордом Вориаксом. Задумайтесь о моей судьбе!
Карабелла вздрогнула.
- Мрачное место и мрачный конец. Уйдем отсюда!
И она снова повела его по праздничным улицам, через игорные холлы и
ярко освещенные павильоны, мимо обеденных столов и домов радости, нигде не
останавливаясь, перелетая, как птица, с места на место, пока наконец они
не свернули за угол и оказались в темноте за пределами всеобщего веселья.
Они пошли дальше, в тишину деревьев, в аромат цветов. Это был парк.
- Пошли, прошептала Карабелла, взяв Валентина за руку.
Они вышли на залитую лунным светом поляну, где деревья сплелись
вершинами. Рука Валентина мягко скользнула вокруг тонкой талии Карабеллы.
Дневное тепло задержалось под этими сплетенными кронами, от влажной земли
поднимался сладкий аромат громадных, больше головы скандара, цветов.
Фестиваль и все его хаотическое возбуждение, казалось, отодвинулись на
десятки тысяч миль.
- Здесь мы и останемся, - заявила Карабелла.
Подчеркнуто рыцарски он расстелил свой плащ. Она села, потянула к
себе Валентина и быстро оказалась в его объятиях. Они лежали в укрытии
между двумя густыми кустами. Где-то неподалеку журчал ручей.
На бедре Карабеллы висела маленькая карманная арфа искусной работы.
Она сняла ее, сыграла короткое мелодичное вступление и запела чистым
прозрачным голосом.
Моя любовь прекрасна, как весна,
И так же нежна, как ночь.
Моя любовь сладка, как запретный плод,
Моя любовь чиста и светла.
Она мне дороже всех богатств мира
Всех драгоценных камней моря,
Дороже всего Горного Замка.
- Красива песня, - прошептал Валентин. - И у тебя прекрасный голос.
- А ты поешь? - спросила она.
- Ну... наверное.
Она протянула ему арфу.
- Теперь спой ты. Что-нибудь любимое.
Он растерянно повертел в руках маленький инструмент и сказал:
- Я не знаю никаких песен.
- Никаких? Ты должен знать хоть какие-нибудь!
- Похоже, что они все ушли из моей головы.
Она улыбнулась и взяла арфу.
- Я научу тебя. Только, не сейчас.
- Нет, не сейчас.
Он коснулся ее губ своими. Она хихикнула и крепко обняла его. Глаза
его привыкли к темноте, и он более ясно видел ее маленькое острое лицо,
яркие озорные глаза, блестящие растрепанные волосы. Он было подался назад
до того, что могло случиться, смутно опасаясь, что придется брать на себя
какие-то обязательства, но потом отбросил эти страхи. Была фестивальная
ночь, и они желали друг друга. Он вспомнил как она стояла обнаженная под
очистителем: мышцы и кости, кости и мышцы, только и мяса, что на бедрах да
на ягодицах. Плотный сгусток энергии. Он видел, что она дрожит не от
холода, не от ночной сырости. Он гладил ее руки, лицо, мускулистые плечи,
маленькие сферы грудей.
Их тела двигались в нужном ритме, словно они уже несколько месяцев
были любовниками и хорошо сработались.
Потом он в полудреме лежал в ее объятиях и слушал, как колотится его
сердце.
- Мы останемся ночевать здесь, - прошептала она. - В эту ночь нас
никто не потревожит.
Она погладила его лоб, отвела от его глаз мягкие желтые волосы и
легонько поцеловала в кончик носа. Она была ласкова и игрива, как котенок.
Все ее темное возбуждение ушло, сгорело в пламени страсти. А он был
потрясен, оглушен, растерян. Да, для него это был внезапный острый экстаз.
Но в момент этого экстаза он смотрел через ворота ярчайшего света в
таинственную область без цвета, формы и субстанции и рискованно качался на
берегу этого неведомого, прежде чем откатиться обратно в реальный мир.
Он не мог говорить. Не было подходящих слов. Он не предполагал, что
акт любви вызовет такую дезориентацию. Карабелла, как видно, чувствовала
его беспокойство, потому что ничего не говорила, только обнимала его,
нежно покачивала, положив его голову к себе на грудь, и тихонько напевала.
И он постепенной волной ушел в сон.
Пришли сны - образы, грубые, страшные.
Он опять был в знакомой унылой пурпурной равнине. Те же насмешливые
лица глазели на него с пурпурного неба, но на этот раз он был не один.
Перед ним маячило темное лицо и тяжелое, давящее физическое присутствие, и
Валентин знал, что это его брат, хотя в жестоком сиянии янтарного солнца
он не мог разглядеть черты его лица. И сон проходил на фоне низкой
плачущей ноты мысленной музыки, которая указывала на сон опасный, сон
угрожающий, сон смертельный.
Двое мужчин встретились в страшной дуэли, из которой только один мог
выйти живым.
- Брат! - закричал Валентин в ужасе и смятении. Он дергался и
извивался и как бы плыл по поверхности сна и на миг воспарил было над ней.
Но его тренировка была заложена в нем слишком глубоко, и он знал; человек
не летит по снам, не отбрасывает их, испугавшись чего-то; он полностью
входит в них и принимает их руководство; он встречается во сне с
немыслимым, и уклониться от этого означает неминуемую конфронтацию и
гибель человека наяву.
Валентин сознательно оттянул себя снова на границу между сном и
бодрствованием и снова почувствовал вокруг себя злобное присутствие врага,
брата.
Оба они были вооружены, но неодинаково, потому что у Валентина была
плохонькая рапира, а у его брата - массивная сабля. Со всей ловкостью и
проворством Валентин отчаянно пытался провести свою шпагу мимо парирования
брата. Невозможно. Тот все время парировал медленными тяжелыми ударами, и
слабое лезвие Валентина отскакивало в сторону и неумолимо тащило его
самого назад, по грубой, изрытой территории.
Над головой кружились стервятники. С неба слышалась шипящая песня
смерти. Скоро должна пролиться кровь, и жизнь вернется к Источнику.
Шаг за шагом Валентин отступал, зная, что позади него овраг и
дальнейшее отступление прекратится. Рука его болела, глаза набрякли от
усталости, во рту скрипел песок, силы были на исходе. Назад... назад...
- Брат! - крикнул он в отчаянии. - Во имя Божества...
На его мольбу ответил злобный смех и непристойная ругань. Сабля
взвилась и опустилась. Валентин выставил свое лезвие. Тело его онемело и
затряслось, когда металл ударил о металл, и его легкое оружие
переломилось. В ту же минуту он зацепился ногой о застрявшую в песке
корягу и тяжело упал на землю, в переплетение колючих стелющихся веток.
Гигантский человек с саблей витал над ним, заслонив солнце, закрыв собой
все небо. Песня смерти приняла тембр убийственно-визгливой интенсивности;
стервятники устремились вниз.
Спящий Валентин стонал и вздрагивал. Он снова повернулся и прижался к
Карабелле, набираясь от нее тепла, потому что его окутал страшный холод
смертельного сна. Так легко было бы проснуться теперь, уйти от ужаса и
насилия этих образов, выплыть в безопасность на берега сознания. Но нет.
Жестокая дисциплина толкала его снова в кошмар. Гигантская фигура
захохотала. Сабля поднялась. Мир под упавшим телом Валентина качался и
кренился. Он направил свой дух к Леди и ждал смертельного удара.
Но удар сабли оказался неловким и неудачным: оружие с глухим стуком
вонзилось глубоко в песок. Текстура и упор сна изменились: Валентин не
слышал больше шипящего плача песни смерти и все перевернулось. В него
неожиданно влились потоки энергии, и он вскочил на ноги. Брат дергал
саблю, пытаясь вытащить ее из земли, а Валентин каблуком загнал ее глубже.
Люто он бросился на противника с голыми руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11