Потом осьминога поместили обратно в большой аквариум к рыбам и актиниям.
Следующий день был выходным, и в лабораторию, где стоял аквариум, двое суток никто не заглядывал.
Когда в понедельник люди пришли на работу, они всплеснули руками…
Весь коридор был залит водой. Под дверью стояли лужи. Открыли дверь. Аквариум пуст, пробка в дне вытащена. На дне лежали мёртвые рыбы. Рядом валялись почерневшие, сморщенные актинии.
Погиб и осьминог.
Ему удалось выбраться из аквариума, он дотащился до стола, на котором стоял второй аквариум, но забраться на стол у него не хватило сил.
Учёные стали ломать себе головы: зачем понадобилось осьминогу открывать пробку?
— Знаете, — сказал неожиданно один из них, — кажется, догадался. Ведь пробка, если смотреть на неё сверху, похожа на круг. Осьминог, вероятно, смотрел на неё и всё ждал, когда появится краб. А потом решил поискать его за пробкой…
— Да что говорить, — закончил Джус, — морские львы выступали десятки лет в цирках, и никто не удивлялся, а теперь, как узнаем что-нибудь новое о морских животных, так ахаем! Ваш Саша не глупей самой умной собаки, только к нему надо иметь подход.
— Какой ещё подход? — пробормотал Рощин.
САША, РОЩИН, МАРЛЕН
Когда дождь кончился, Марлен сказал, что он хочет посмотреть, чему научил Рощин дельфина.
— Пожалуйста! — согласился дрессировщик. — Обучение несколько затянулось, но я считаю — в целом оно успешно.
Вместе с Марленом и Павловым к загородке пришёл и я.
Рощин опять надел сапоги и полез в воду. В одной руке у него была палка, в другой — свисток.
Он свистнул. По свистку Саша должен подплывать к человеку.
Дельфин и не думал это сделать. От отплыл в дальний угол и стал шумно дышать: пых! пых!
— Почему он не плывёт к вам? — спросил Марлен.
Рощин свистнул ещё раз.
— Упрямое животное, — сказал он.
Пых! Пых!
Тогда Рощин полез ещё глубже. Он хотел выгнать Сашу палкой из угла, но не рассчитал, вода хлынула ему в сапоги.
Рощин уронил палку и вышел на берег. Тогда Саша двинулся с места, разогнался и перепрыгнул через палку.
— Та-ак… Что он умеет делать ещё? — спросил Марлен.
Рощин сел. Потоки воды вылились из его сапог.
— Снимите сапоги. Может быть, они мешают вам работать с дельфином?
Рощин застонал.
— Попробуйте так.
Рощин послушно вошёл в воду босиком.
Он стоял по пояс в воде и свистел. Саша плавал вокруг.
— Негодяй! — кричал Рощин. — Ты будешь прыгать или нет?
Он побросал дельфину всю рыбу. Саша рыбу съел, но делать ничего не стал.
— Вы устали свистеть, — сказал Марлен. — Даю вам ещё неделю. Если через неделю дельфин не будет вас слушаться, дрессировку прекратим, а вы уедете.
Он повернулся и пошёл прочь.
Мы с Павловым побрели следом.
— Странно, — сказал Павлов. — Я видел в кино океанариум: дельфины прыгают через обруч, играют в кегли, бросают баскетбольный мяч в кольцо.
— При чём тут океанариум? — сказал, оборачиваясь, Марлен. — Каждый дельфин-афалина легко поддаётся дрессировке. Это факт.
— В книжках всё просто, — примирительно сказал я. — Попробуй повозись… Скажи лучше мне, что такое Эски? Я давно хотел тебя спросить, да забывал.
Марлен остановился.
— Ага, — сказал он, — и ты узнал, что на свете существует Эски? Эски Кермен — это удивительное место. Как только выпадет свободный день, пойдём туда.
Нас догнал Рощин-второй. На плече он нёс палку. На ней висели резиновые сапоги. Синие капли, как слёзы, падали с них на песок.
— Я думаю, за неделю вы всё-таки кое-что успеете сделать, — сказал Марлен. — Не может быть, чтобы не успели. Говорят, вы выступали в цирке с морскими львами?
Рощин неопределённо кивнул.
Он раскланялся с нами и пошёл к себе в палатку.
— С морскими свинками, вот с кем, — сказал я. — И то не он сам, а его отец, Рощин-первый.
ЭТО ЕЩЁ ЧТО ТАКОЕ?
Из Севастополя приехал Немцев и привёз матрасы. Замечательные матрасы для подводного дома, из поролона, с приборчиками для поглощения влаги. На таких матрасах акванавты будут не отдыхать, а блаженствовать.
Так сказал Немцев.
Посмотреть, как их будут распаковывать, собрались все.
Каждый матрас был запечатан в пакет.
Три пёстрых пакета лежали у ног начальника экспедиции. Павлов достал перочинный нож и с хрустом вскрыл первый. Из пакета послышался писк.
Павлов вздрогнул.
— По-моему, там кто-то сидит, — сказал Марлен. Он с любопытством смотрел, как Павлов осторожно сдирает с матраса разноцветную бумагу.
Матрас развернулся, как удав, и лёг на песок.
Посреди матраса сидел и ошарашенно смотрел на нас котёнок.
— Это ещё что такое? — спросил Павлов.
— Может быть, его положили против мышей? В каждый матрас по коту.
Это сказал я.
Павлов удивлённо посмотрел на меня. Он вспорол оставшиеся два пакета, и гибкие блестящие матрасы выползли из них на свет.
Котов в них не было.
— Как же ты сюда попала, киса? — пробормотал Немцев и взял котёнка на руки.
— Случайно завернули, — сказал Павлов. — Улёгся, дурак, на матрас, и всё. Лёсик, поедешь в Севастополь — отвези.
— Кот пригодится, — неожиданно сказал Марлен. — Я включаю его в программу биологических исследований.
Павлов пожал плечами.
— Дело ваше.
Он нагнулся над матрасами и стал щупать их. Он искал приборчики для поглощения влаги.
Немцев сказал:
— Есть предложение — придумать котёнку имя. Что, если… Садко?
— Громко.
— Машка?
— Это же кот.
— Черномор, — сказал Джус.
— Мрачно.
— Мальчик.
— Ерундой занимаетесь, — сказал Павлов. Он наконец нащупал приборчики.
Немцев вздохнул:
— Ни одной свежей мысли. Приходится оставить «кис-кис».
ПОРТФЕЛЬ
Я уже давно заметил, что Джус повсюду таскает с собой портфель.
Как-то я не выдержал и спросил:
— Можно задать вам глупый вопрос? Почему вы всюду ходите с портфелем?
Он не обиделся:
— Да, понимаете, привык. Потом, все бумаги с собой. Как придёт что-нибудь в голову, сразу на карандаш. Я ведь конструктор, проектировал дом. А что? Очень смешно?
— Да нет.
Мы сидели у палатки. Над вершинами гор тянулись серые облачные нити.
— Ночью я видел вокруг луны светлое кольцо, — сказал Джус. — Погода испортится. Замечаете, уж не так печёт?
Он присел на корточки, раскрыл портфель и вытащил из него пачку бумаг.
— Вот наш следующий дом. Он, вероятно, больше не будет называться «Садко». Видите, совершенно другой: большой, похожий на тарелку. Его легко можно будет переводить с места на место. И глубину он сможет менять сам. Это черновые наброски.
Я взял в руки листки. На них были не успевшие ещё родиться чертежи. Они словно проклёвывались из листков. В каждом только угадывалось — будет то-то…
— Дом будет плавать, а палаточный городок? — спросил я.
— Будет подвижная береговая база. На автомашинах. Это идея Павлова.
Джус стал собирать листки.
Из-за скал показались серые ватные облачка. Они стремительно двигались.
Над вершиной хребта стало расти облако, похожее на наковальню. Оно клубилось, наливалось чернью и не предвещало ничего хорошего.
ЧТО ДЕЛАТЬ?
В бухте плясали острые волны. Они выскакивали то тут, то там. На вершине каждой вспыхивал белый хохол, и волна падала.
— Толчея! — сказал Марлен.
Мы стояли с ним на берегу и смотрели на бухту. Катера, буксиры, кран сгрудились посредине. В стороне виднелась из воды макушка «Садко».
Ветер дул порывами. Наши плащи трещали и развевались.
Раскачивалась сеть, за которой стояла клетка дельфина.
— Ну и погодка! — сказал Марлен. — А что, если узнать, на сколько дней обещают ветер?
Он сходил в первую палатку, вернулся и, улыбаясь, сказал:
— Двое суток, самое меньшее. Работ не будет. Тебе повезло: мы сейчас же идём на Эски Кермен. У меня есть одноместная палатка. Захвати еду!
ЛЕГКИЙ ПОДЪЁМ
Мы шли по дороге. Впереди Марлен, за ним я. Когда вышли из лагеря, Марлен сказал:
— Тут недалеко. Сначала долиной, а потом лёгкий подъём.
Мы шли долиной уже третий час. Покатые склоны, засаженные кукурузой. В ней домики. Пыльные собаки, привязанные у ворот. Они провожали нас добрыми взглядами.
— Что же такое Эски Кермен? — спросил я.
— Кермен — это крепость, а Эски — это Эски.
Больше Марлен ничего не сказал. Он тащил большой тюк с палаткой.
Дождь то моросил, то переставал.
Мало-помалу дома и кукуруза исчезли. Долина сузилась. По сторонам её поднялись белые, обточенные дождём и ветром скалы.
Марлен сошёл с дороги на тропу. Она повела нас вверх, взобралась по склону и начала виться едва приметной ниточкой около скал. Потом исчезла в расселине.
С меня градом катил пот.
— Может, посидим? — предложил я.
Марлен упрямо шагал вперёд. Огромный рюкзак подпрыгивал на его спине.
— Сейчас выйдем на плоскогорье. — Марлен остановился. Он стоял, широко расставив ноги, и отдувался. — Спустимся, и будет Эски. Мы сократили путь ровно в два раза. По дороге идти — день.
Холодный ветер подхватил нас и потащил с тропы. Сухие колючки с лёту ударяли в лицо. Редкие капли, кувыркаясь, летели у самой земли.
Сгибаясь в три погибели, мы шли вперёд. Тропинка, пробитая в жёсткой траве, вывела нас к обрыву. Внизу было дно ущелья, белая дорога, впереди — вытянутая в длину, вся в дырках причудливая скала, похожая на корабль.
ЭСКИ!
ГОРОД НА СКАЛАХ
Выпуклые лобастые камни Эски нависли над нами. Они были выдолблены изнутри и светились, пустые, как черепа.
Окна-глазницы смотрели вниз.
— Эти казематы защищали вход в город, — сказал Марлен. — Будь мы врагами, получили бы уже по сотне стрел.
Мы пошли по гладкой известковой плите. Деревянные колёса арб выбили в ней две колеи. Посредине, где ступали копыта лошадей, вилась щербатая тропка.
Дорога сделала крутой поворот, мы очутились в узком проходе между двух скал.
— Городские ворота. Справа — часовня, слева — комната стражи.
Я заглянул в помещения. Они тоже были высечены в скале. Хрупкие, тонкие стены местами были пробиты насквозь. Розовый свет наполнял их. Над полом курилась белая пыль.
Пройдя ворота, мы очутились на вершине горы. Она была плоской, поросла редкими деревьями и кустами кизила. Багряные ягоды светились в траве. Среди кустов зияли чёрные провалы подземных ходов.
Испуганные цикады, оборвав пение, замолкали при звуке наших шагов.
Нигде ни следа домов.
— Значит, жители обитали в пещерах? — спросил я.
Марлен покачал головой.
— Нет. Здесь было много домов, но шесть столетий назад татары во время нашествия сожгли их. Когда-то здесь был настоящий город.
На поляне, продуваемой ветром, у края обрыва, мы поставили палатку.
Внизу под нами белел валун с чёрным отверстием в боку. Тот самый, мимо которого промчал меня Лёсик.
Я показал на него Марлену.
— Это часовня, — сказал он. — Люди Эски так привыкли резать камни, что, когда им понадобилась часовня, они выдолбили её внутри упавшего с горы валуна. Между прочим, первыми русскими, которые увидели Эски, были солдаты Суворова. Они пришли сюда во время русско-турецкой войны.
Я принёс воды, разложил костёр и вскипятил чай.
Облака разошлись. Тусклое солнце двигалось к закату. Прозрачные тени ползли по скалам Эски.
Я лежал на куске брезента, закинув руки за голову, слушал звон цикад и думал о погибшем городе. Мне слышался топот коней и мерный скрип возков. Перекликались на каменных башнях часовые, и безмолвные женщины с кувшинами на головах, как тени, проходили мимо, звеня медными украшениями.
Ещё я представил себе колонну усталых солдат на отдыхе. Прижимая к груди ружья, солдаты удивлённо смотрели вверх. Причудливая плоская гора поднималась над биваком. Серые известковые скалы были усеяны бойницами, узкие ходы вели внутрь.
Скалы просвечивали насквозь.
«Пещерный город!» — сказал старый солдат…
— Ты здорово устал, — донёсся до меня голос Марлена. — Полежи, я пойду поснимаю.
Он взял фотоаппарат и ушёл, я закрыл глаза.
Когда Марлен разбудил меня, была уже ночь. Мы забрались в тесную, узкую палатку и легли бок о бок.
Звон цикад, от которого сотрясалась скала, было последнее, что я услышал в тот день.
КТО ВИНОВАТ?
Мы вернулись в Голубую бухту.
На берегу у дельфиньей загородки стояли водолазы и что-то горячо обсуждали.
Мы подошли к ним.
— Что случилось? — спросил Марлен.
— Как что? — возмутился Павлов. — Уж вам-то надобно знать. Вы отвечаете за биологию. Дельфин — по вашей части. Саша пропал — вот что!
— К-как?
Мы уставились на загородку. Вода в ней была совершенно спокойна. Мы смотрели минуты три. Чёрная спина ни разу не показалась.
«Как же он мог уйти?»
— Волны сдвинули с места сеть. Её надо было проверять каждый день.
Около воды стоял Рощин-второй. Он стоял вытаращив глаза и смотрел на море, словно ждал: вот-вот появится Саша.
— Дельфин — инвентарное имущество, переданное этому человеку, — холодно сказал Марлен. — Этот человек отвечает за пропажу и срыв опыта.
Рощин продолжал смотреть на море.
— Обидно, — сказал Павлов. — Но что сделаешь? Будем работать без дельфина. Ладно. Всё равно у вас ничего не получалось.
Рощин скорбно посмотрел на него:
— Почему? Он уже узнавал меня.
— А вы — его, — сказал Марлен. — Больше вы не нужны. Завтра можете уезжать.
Рощин чуть не заплакал. Он хотел возразить, но только издал горлом непонятный звук: кх-кх-хх…
МАРЛЕН НЕ ПРАВ: НЕЛЬЗЯ БЫТЬ ТАКИМ ЖЕСТОКИМ.
— Хватит о дельфине, — сказал Павлов. — Завтра приезжают корреспонденты, а через два дня начинаем погружение. Может быть, наш художник возьмёт на себя общение с прессой? Как-никак вы родственные души, служители искусств.
Он посмотрел на меня.
Я смутился и сказал:
— Я что… Я с удовольствием.
НЕ ТЕ КОРРЕСПОНДЕНТЫ!
Они приехали на следующий день.
Ждали не только из газет — из кинохроники тоже, но приехали одни газетчики. Двое мужчин и женщина.
Один мужчина был маленький и лысый. Он представлял молодёжную газету и всё время прятался в тень, закрывал голову от солнца. Второй был весёлый и толстый. Его прислала областная газета. Этот всё время бродил по лагерю и рассказывал смешные случаи, которые бывают с работниками печати.
Женщина носила огромную шляпу и чёрные очки. Она ходила следом за толстым мужчиной, ждала, что он расскажет, и говорила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9