— Что вы хотите? — спрашивает она, округляя рот в куриную гузку.— Я пришел ради твоих глаз, — говорю, — но если сверх того ты дашь мне телефонный справочник и рюмочку коньячку, я Просто бухнусь перед тобой на колени.Она пожимает плечами и приносит мне книгу. Я размышляю. Если мне не изменяет память, справочник был открыт в конце.Я раскрываю его и замечаю, что попал на версальских абонентов Как говорится, горячо: телеграмма Вольфу была отправлена из Версаля…Я листаю эту часть справочника и скоро нахожу запачканную страницу. На ней фамилии на Р и С, всего двести двадцать три штуки. Вырываю страницу и сую в свой карман.Шум разрываемой бумаги выводит хозяина из дремы. Второй раз за день он жутко орет из-за этой чертовой книги. Он вопит на всю свою забегаловку, что второго такого нахала, как я, нет в целом мире, что он сыт по горло этим кварталом, кишащим легавыми, и живет одной надеждой — увидеть нас висящими на крюках мясника. После чего, очевидно сорвав голос, он наливает себе стакан коньяку и наполняет мой.Мы чокаемся.Я приезжаю в Версаль в девять часов вечера. На город Короля-Солнца падает мелкий нудный дождик.Остановив машину на улочке возле префектуры, я захожу в унылый бар, кажущийся мне удобным местом для размышлений.Сидя перед дымящимся грогом, я смотрю на вырванную из телефонной книги страницу. Не обходить же всех типов, чьи фамилии напечатаны на ней! Тут я вспоминаю, что телеграмма Вольфа была подписана: “Клод”. Пробегаю взглядом бумажку и через четыре минуты констатирую, что только одного мужика зовут Клод. Клод Ринкс, по профессии скульптор…Эта деталь меня очень удивляет. Не понимаю, как скульптор может быть причастен к делу, которым я занимаюсь. Лица творческих профессий обычно не имеют; ничего общего с субъектами вроде Вольфа или Анджелино. Может, это просто приятель Вольфа, никак не связанный с его темными делишками?Наконец, поскольку другого лучика надежды не брезжит, и тем более я уже в Версале, решаю связаться с Ринксом.Думаю, действовать надо осторожно, так как я ступаю на совершенно неизвестную почву.Я подхожу к телефону и набираю номер Ринкса.Нежный голосок отвечает:— Алло?— Я бы хотел поговорить с месье Клодом Ринксом. Нежный голосок уверяет меня, что Клода Ринкса мужского пола не существует, а Клод Ринкс — это она. Только тут я осознаю, что имя Клод может носить и мужчина, и женщина.— О, простите! — говорю я. — Могу ли я с вами поговорить, мадам Ринкс?— Мадемуазель… А о чем?— Скажем, поличному делу.— Может, завтра?— Скажем, что личное дело еще и срочное…— Кто вы? Иду напролом:— Друг Вольфа… мое имя вам ничего не скажет. Молчание.— Кто такой Вольф? — спрашивает голос. В тоне моей собеседницы звучит искреннее удивление. Я говорю себе, что пошел неверным путем, и уже собираюсь извиниться и повесить трубку, но в моей черепушке начинает сильно звонить колокольчик тревоги. А когда он звонит, значит, мне пудрят мозги…— Могу я вам это объяснить при личной встрече? — отвечаю я на ее последний вопрос. Опять молчание.— Я в двух шагах от вас, — продолжаю я.— Ладно, приходите. Я живу на верхнем этаже… Дождавшись, пока она положит трубку, я вешаю на рычаг свою. Я задумчив, как роденовский “Мыслитель”. Я так задумался, что забыл допить свой стаканчик… Заметив это на улице, возвращаюсь исправить оплошность, но уже слишком поздно: хозяин успел вылить остаток моего коньяка назад в бутылку.Дом богатый. Монументальная деревянная лестница с медными перилами покрыта красным ковром.Взобравшись на четвертый этаж, я оказываюсь на конечной остановке перед широкой дверью, покрашенной в изумрудно-зеленый цвет.В тот момент, когда я протягиваю руку к звонку, дверь открывается. На мои плечи падает прямоугольник оранжевого света, а посреди этого прямоугольника стоит красотка, от которой просто дух захватывает.Она довольно высокого роста, стройная, хорошо сложена. Тяжелые золотистые волосы собраны сзади в длинную гриву а-ля Аттила Она кутается в синий атласный халат, черные глаза пристально смотрят на меня.Делаю усилие, чтобы проглотить слюну, и снимаю шляпу.— Мадемуазель Ринкс?— Она самая. Я кланяюсь:— Комиссар Сан-Антонио.Кажется, я поскромничал, уверив мадемуазель, что мое имя ей ничего не скажет.Она вздрагивает, и выражение ее глаз меняется от любопытства к настороженности.— Входите, — говорит она.Я вхожу в мастерскую скульптора, обставленную с безупречным вкусом. Во всех углах статуи, драпировки ярких цветов, мебель из лимонного дерева. В величественном камине из красного кирпича горят дрова.Она указывает на кресло.— О чем идет речь, господин комиссар?— О Вольфе…Я смотрю на нее. Она моргает. Я был прав, что пришел. Могу поставить истертую зубную щетку против тонны черной икры, что эта куколка знает Вольфа. Я решаю не давать ей времени соврать и, пользуясь своим преимуществом, начинаю блеф…— Вольф умер, — бросаю я. Она страшно бледнеет и шепчет:— Умер?— Погиб в конце дня от руки преступника, которого мы обложили в его логове… Детали вы узнаете завтра, из утренних газет…Она проводит рукой по лбу. Кажется, сейчас хлопнется в обморок.— С вами все в порядке?Она утвердительно кивает головой.Она сильная. Мне это нравится. Терпеть не могу девчонок, считающих своим долгом падать без чувств, чтобы показать глубину своей скорби.— Перед смертью Вольф, который был моим приятелем, прошептал: “Навести… Клод Ринкс… Версаль…” Больше он ничего сказать не смог Вот. Я решил, что обязан приехать, понимаете? Я не знал, что вы женщина…Делаю паузу, чтобы она успела осмыслить сказанное. Потом задаю вопрос, щекочущий мне язык:— Почему по телефону вы мне ответили, что не знаете его?Она пожимает плечами:— Не знаю. Ваш звонок в такой час показался мне необычным… Я… Я не подумала… Я смотрю на нее, — Вы были очень близки с Вольфом?— Он был другом детства… Мы потеряли друг друга из вида, а два месяца назад я встретила его в Сен-Жермен-де-Пре… Мы узнали друг друга… провели вместе вечер. Через некоторое время он приехал сюда — заказать мне работу…— Работу?— Он хотел, чтобы я сделала копию бюста Монтескье… Мне приходится ущипнуть себя, чтобы убедиться, что я не сплю. Вольф, циник, мерзавец и предатель, Вольф, влезший в грязные махинации, интересовался скульптурой и Монтескье. Обалдеть можно!Я смотрю на малышку Ринкс, чтобы убедиться, что она не издевается надо мной. Нет, сидит в своем кресле очень серьезная, грустная и красивая.— Бюст Монтескье? — бормочу я.— Да.— И вы его сделали?— Да.— Он просил его для себя?— Нет. Сказал, что это для одного из его друзей.— Копию?— Совершенно верно.— Копию чего?— Бюста работы Фийе.— А где этот бюст?— В Лувре…Не понимаю. Может, копия действительно предназначалась любителю искусства. В конце концов, я ничего не знаю ни о личной жизни Вольфа, ни о его знакомых. Я встаю…— Не понимаю, почему Вольф попросил меня приехать к вам… — Я смотрю на Клод. — Простите меня, но вы были…— Его любовницей? Нет! Просто другом. Хорошей знакомой, и все…Девочка кажется мне искренней. Я мысленно говорю себе, что Вольф был придурком, если не пытался взять эту каравеллу на абордаж. Эта маленькая скульпторша именно такая девушка, ради которой я готов ходить по потолку.Я бросаю на нее такой пристальный взгляд, что он чуть не прожигает дыру в ее нежной коже. Малышка краснеет.— Я вас покидаю, — говорю. — Прошу вас, мадемуазель, простить мне этот поздний визит…— Напротив, вы были очень любезны, что приехали сразу… — бормочет она. — Я очень тронута… Я так расстроена… Хотите чего-нибудь выпить?— Готов согласиться, — отвечаю я ей. Она бледно улыбается.— Тогда садитесь…Я подчиняюсь. Она идет к бару и выбирает бутылку виски.— Вы это любите?— Обожаю. Мне его давали еще в колыбели, так что, как вы понимаете…На этот раз она откровенно смеется, Я констатирую, что мое присутствие доставляет ей то, что на кастрированном языке называется “приятное отвлечение”.Мы разговариваем как добрые друзья… Нам хорошо, а я люблю, когда мне хорошо.— Знаете, — говорю я ей вдруг, — мне тоже нужно заказать вам бюст…— Правда? — спрашивает она. — А чей?— Угадайте…— Монтескье?— Нет. Ваш. Мне будет приятно поставить его на камин и по утрам, едва проснувшись, бросать на него первый взгляд…— Вы очень милый, — любезно говорит она. Запомните, ни одна красотка не может остаться равнодушной к удачному комплименту. Не знаю, заметили вы или нет, но этот к тому же и оригинален.— Отметьте, — добавляю я, — что, несмотря на весь ваш талант, вам не удастся превзойти природу. И обволакиваю ее бархатным взглядом.— По-моему, природа не схалтурила, когда лепила вашу грудь… Ой, простите…Она показывает мне свои перламутровые зубки, блестящие, как жемчужное ожерелье. — Вы умеете говорить, комиссар…— Чтобы молчать, видя вас, нужно залить язык гипсом…Как видите, если в профессиональном плане мои дела стоят на месте, зато в личном скачут галопом.Мы выпиваем второй стаканчик, и жизнь становится розовой и красивой. Не знаю, понимаете ли вы, к чему я клоню.В тот момент, когда она берет мой стакан, наши пальцы соприкасаются, и это производит на меня такой же эффект, как если бы я положил лапу на провод под высоким напряжением.— По третьему? — спрашивает красавица. — Сегодня мне надо немного взбодриться. Мне было больно.. узнать эту новость.— Давайте по третьему, моя маленькая. Я нежно улыбаюсь ей. Я знаю, что такие улыбки сделали бы мне карьеру в Голливуде.— Вас не шокирует, если я буду звать вас Клод?— Думаю, что нет, — щебечет она и протягивает мне стакан, в который щедро налила виски.На этот раз я не ограничиваюсь прикосновением к пальцам, а сразу беру ее за лапку.— А если я вас поцелую, Клод, вы обидитесь?— Вы ужасный человек, — шепчет малышка, краснея. Лично я совершенно не могу устоять перед краснеющей девушкой.— Это не ответ…Она пожимает плечами.— Если я отвечу “да”, вы сочтете меня маленькой потаскушкой, так?Она не лишена здравого смысла.— Знаете что, Клод, давайте проведем опыт. Я вас поцелую без вашего согласия. Если вам не понравится, вы влепите мне пощечину, как в бульварных комедиях. Тогда я возьму свою шляпу и отвалю.Еще не договорив, я встаю, заключаю ее в объятия и одариваю крепким поцелуем, так долго не переводя дыхание, что ловец жемчуга мог бы сдохнуть от зависти.Она не только не приходит в ярость, но реагирует очень живо: ее ноги обвивают мои, как быстрорастущие лианы дерево.— Вы моя любовь, — бормочет Клод.Она чуть отодвигается, чтобы посмотреть на меня. Помада образует вокруг ее губ ореол, как на лубочных картинках.Ее губы блестят, глаза тоже.Я думаю, что жизнь полна неожиданностей. Если бы меня мог сейчас видеть шеф, он бы сказал, что я умею сочетать приятное с полезным.Клод, дрожа, снова придвигается и с таким неистовством прижимается ко мне, что разлепить нас можно только ножом для открывания устриц.— Ты сводишь меня с ума, — лепечет она.Мы снова целуемся. Я точно смогу побить рекорд по длительности пребывания под водой.Позвольте вас просветить: эта киска может внушить игривые мысли даже огородному пугалу.Мы собираемся завершить этот новый поцелуй единственно возможным образом, но тут неуместный звонок в дверь разделяет нас.Клод вздрагивает и отодвигается от меня.— Кто это может быть? — шепчет она. Звонок раздается снова, но в условном ритме. Он исполняет “та-талада-гиди дзинь-дзинь”.— Это подруга, — говорит Клод.Она вытирает губы платком, приглаживает волосы и выходит из комнаты, послав мне воздушный поцелуй.Если вы никогда не видели долбанутого малого, смотрите внимательнее. Я так расстроен, что если бы послушался самого себя, то пошел бы крушить все вокруг. Возможно, особа, исполнившая соло на звонке Клод, имеет все мыслимые достоинства, но одного она лишена — чувства, когда приходить уместно, а когда нет.Слышу, как моя красавица спрашивает через дверь:— Кто там?Ответа я не слышу, вернее, слышу слишком громко, как и все остальные жильцы дома.Гремит автоматная очередь, короткая, но легко узнаваемая. Я-то в общем разбираюсь и непроизвольно прикидываю, что выпущено пуль двенадцать.Я бросаюсь вперед! Глава 6 Моя скульпторша лежит на паркете и обливается кровью. Дверь продырявлена, как решето.Я открываю ее и выскакиваю на лестницу, но, не успев пробежать и половины пролета, слышу, как на улице пулей сорвалась с места машина. Нет смысла нестись как угорелому. Чувак, саданувший из автомата, слишком намного опередил меня.Поднимаюсь на несколько ступенек и опускаюсь на колени рядом с Клод. Она получила добрых полдюжины маслин: одну в правое плечо, три в грудь, две в левую руку… Она жива, даже не потеряла сознания. Ее глаза полны слез.— Маленькая моя Клод, — шепчу я. — Подонок! Клянусь, я его достану! В открытую дверь вижу лица соседей, осторожно высунувшихся на лестничную площадку.— Вызовите “скорую”, быстро! — кричу я им. Я знаю, что больше ничем не могу помочь малышке. Чтобы ее починить — если ремонт вообще возможен, — требуется отличный врач с карманами, набитыми дипломами…— Сан-Антонио… — бормочет она.Она хочет мне что-то сказать, и я готов отдать свой выходной костюм, чтобы ее выслушать, но знаю, что малейшее усилие может стать для нее роковым.— Помолчи, киска моя, мы поговорим позже… Приезжает “скорая”. Малышку несут в нее через двойной ряд зевак в пижамах. Когда появляются парни из ближайшего комиссариата, я показываю им мои бумаги и делаю краткое резюме драмы.— Если узнаете что-то новое, звоните мне в Париж. Я сажусь в свою машину и на полной скорости гоню в сторону славной столицы…Ночь я заканчиваю в отельчике недалеко от конторы. Встав рано утром, принимаю ледяной душ, потом звоню в версальскую больницу узнать о состоянии Клод.Дежурный мне говорит, что ей сделали ночью срочную операцию, но состояние ее очень тяжелое и пока нельзя сказать ничего определенного.Эта новость вызывает у меня грусть, но, в конце концов, пока есть жизнь, есть и надежда. Клод молодая и крепкая и раз не отдала концы сразу, то выкарабкается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14