– Вокруг все спокойно, – сказал аббат. – То и дело кричит эта глупая сова, и где-то на севере бродит много волков. Я всю ночь слышал, как они воют, будто собираются в огромную стаю. Но они далеко, нам нечего беспокоиться.
– Тогда лезь под одеяло, – сказал Харкорт. – Возьми и мое тоже, тебе будет теплее.
Аббат завернулся в одеяло, а Харкорт еще долго стоял неподвижно, прислушиваясь к непрерывным стонам совы. С севера до него время от времени доносился волчий вой. Он подумал, что в это время года волки обычно не воют. Они воют глубокой осенью и ранней зимой, а весной или летом это бывает очень редко. Наверное, там случилось что-то такое, из-за чего они забеспокоились.
Его глаза привыкли к темноте, и он уже мог различить на земле все три спящие фигуры. Аббат причмокнул во сне и захрапел. Попугай что-то проворчал в ответ. Сова наконец умолкла. Сквозь листву понемногу начинал пробиваться свет. Харкорт принялся ходить взад и вперед, чтобы согреться.
Когда еще немного рассвело, он разбудил своих товарищей.
– Еще темно, – недовольно сказал аббат. – Утро еще не наступило.
– Света хватит, чтобы разглядеть дорогу, – сказал Харкорт. – Мы отправимся сразу, без завтрака, и будем идти час или два. Потом, когда встанет солнце, можно будет сделать привал и поесть. Может быть, рискнем развести огонь и что-нибудь приготовить.
Он вопросительно взглянул на Иоланду. Та кивнула:
– Я думаю, это можно. Хотя бы ненадолго. Нам нужно поесть чего-нибудь горячего. Может быть, сварим овсянку.
– И поджарим сала, – с надеждой добавил аббат.
– И поджарим сала, – улыбнулась она.
Аббат повеселел.
– Это другое дело, – сказал он. – Всухомятку есть вредно.
Глава 18
Они шли весь день и все следующее утро. Идти было легко. Местность была большей частью открытая, лишь кое-где попадались небольшие рощи. Много раз они видели заброшенные хозяйства, заросшие бурьяном и сорняками поля, развалины домов. Когда-то эти места изобиловали зажиточными фермами.
Холмов на пути больше не было – повсюду вокруг лежали сырые низины. Путники то и дело посматривали на небо – не покажется ли там дракон или еще кто-нибудь, но никого не было видно, даже феи не появлялись.
В середине первого дня Шишковатый подстрелил из лука молодого кабана, которого они спугнули в кустах. Вечером они поджарили его на костре и устроили пир, предварительно как следует затоптав огонь. Может быть, необходимости в таких предосторожностях и не было, потому что местность была совершенно пустынна, но на этом настояла Иоланда.
– Чтобы привлечь Нечисть, хватит одной струйки дыма, – сказала она. – Не стоит рисковать.
Во время ужина Харкорт присел рядом с Иоландой и спросил:
– Что говорит тебе раковина?
Он знал, что это глупый вопрос. Раковина ничего не может говорить, у нее нет никакого дара предвидения. Но больше им не на что было полагаться, да и Иоланда в это верила. Такой вопрос мог придать ей новые силы, показав, что Харкорт принимает раковину всерьез. Сама Иоланда, похоже, относилась к ней очень серьезно – она утверждала, что там, на острове, раковина предупредила ее о приближении великанов.
– Ничего не говорит, – ответила она. – Наверное, это означает, что у коробейника нет ничего такого, о чем он хотел бы мне сказать.
– Или что он ничего такого не знает, – заметил Харкорт.
– Может быть, хотя он мало чего не знает. Он умелый чародей, очень умелый.
– А он работает на нас? В наших интересах? Ты в этом уверена?
После некоторого колебания она ответила:
– Уверена, насколько это вообще возможно. Я давно его знаю и верю ему.
– Значит, все, что говорит тебе раковина, исходит от коробейника?
– Мой господин, – сказала она, смело взглянув на него, – в этом я не очень уверена. Это его раковина, он мне ее дал, но я не знаю, заключена ли в ней только его мудрость. Может быть, в ней есть и мудрость кого-то или чего-то другого, еще более мудрого, чем он.
Харкорт решил больше ни о чем не расспрашивать: он понял, что дальнейший разговор заведет его в такие метафизические дебри, которые окажутся ему не под силу. Он не имел ни малейшего желания предаваться глубокомысленным рассуждениям о тонкостях чародейства.
– Ну ладно, – сказал он, смирившись, – слушай и дальше, если хочешь.
Ночью, перед самым рассветом, разразился короткий весенний ливень, и они выползли из-под одеял насквозь промокшие и недовольные. Но ливень кончился, и вскоре уже ярко светило солнце, а на голубом весеннем небе плыли лишь последние клочки пронесшейся тучи. Путники быстро обсохли, хотя их одеяла были все еще мокрые.
– Придется остановиться на ночлег задолго до захода солнца, – сказала Иоланда, – чтобы расстелить их и высушить.
Несколько раз они видели, как вдалеке крадутся волки. Потом в небе показались стервятники, летевшие парами и тройками в одном и том же направлении. Вскоре после полудня к путникам подбежала Иоланда.
– Наверное, мы приближаемся к гнездилищу гарпий, о котором предупреждал коробейник, – сказала она. – Я что-то чую в воздухе. Очень может быть, что это и есть гарпии.
– Где они могут быть? – спросил аббат.
– Как будто вон там, – она указала пальцем. – Чуть севернее.
– По-моему, дело пахнет не просто гарпиями, – сказал Шишковатый. – Слишком много волков. Они всю ночь выли и много раз попадались нам по пути. И еще стервятники.
Харкорт пристально посмотрел на него.
– Ты хочешь сказать…
– Очень может быть, – ответил Шишковатый. – С того высокого холма мы видели великое множество Нечисти. Она спешила куда-то на север и на запад. У нее там какой-то сбор.
– Надо проверить, – сказал Харкорт.
– Только осторожно, – предупредил Шишковатый. – Как можно осторожнее.
Прячась, где только возможно, и стараясь не показываться на открытом месте, путники двинулись в том направлении, куда показала Иоланда. Они еще не успели далеко отойти, когда легкий ветерок донес до них отвратительный смрад разлагающейся плоти. Запах становился все сильнее и сильнее. Впереди возвышался над местностью небольшой пригорок. Они поднялись на него и осторожно подползли к самому гребню. Запах сделался еще сильнее – ясно было, что его источник уже совсем близок. Осторожно заглянув через гребень, они увидели, откуда исходит запах.
Склон пригорка отлого спускался в небольшую низину. В низине и по всему склону неподвижно лежали какие-то темные массы. На одних сидели стервятники, над другими сгрудились волки, то и дело начинавшие грызться между собой из-за добычи. Ветер трепал клочья одежды, которые висели на кустах или еще оставались на трупах. В одном месте валялась мертвая лошадь, задрав вверх все четыре ноги. Многие трупы были неузнаваемы, другие казались человеческими, третьи, несомненно, принадлежали Нечисти. Кое-где они были навалены целыми грудами, в других местах лежали поодиночке. Повсюду блестели на солнце разбросанные щиты и мечи. Волк, угрожающе щелкая зубами, погнался за лисой, которая убегала, лавируя среди трупов. Там и сям белели уже дочиста обглоданные кости. В воздухе над телами тучами летали и дрались стервятники. И над всей низиной поднимался удушливый, тошнотворный запах падали.
– Там, внизу, человек, – с трудом выговорил аббат. – Вон он, вместе с волками потрошит убитых.
– Это не человек, – возразил Шишковатый. – Я давно на него смотрю. Это не человек, а вурдалак.
– Не вижу, – сказал Харкорт.
Иоланда, лежавшая рядом, взяла его за руку.
– Вон он, – сказала она. – Смотри туда, куда я показываю.
Он вгляделся и сначала по-прежнему ничего не увидел, а потом разглядел вурдалака – он склонился над человеческим трупом, разрывая его руками и зубами.
– Он не похож на человека, – сказал Харкорт. – Он похож на…
В этот момент существо подняло голову и посмотрело на верхушку холма, где притаились путники. Харкорту показалось, что оно их заметило, но он тут же понял, что видеть их оно не может.
Черты вурдалака напоминали человеческие. Волосы его мокрыми, сальными прядями падали на лицо и шею. Нижняя губа отвисла, открывая острые белые зубы. Хищные глаза даже на ярком солнечном свете, казалось, горели адским огнем. Все лицо было вымазано чем-то жирным и черным.
Тошнота подступила к горлу Харкорта. Уткнувшись лицом в землю, чтобы не ощущать трупного смрада, он глубоко вдыхал запах травы и почвы, но и сквозь этот запах пробивалась удушливая вонь. Он изо всех сил зажмурил глаза, чтобы не видеть вымазанного в гниющей плоти почти человеческого лица.
Он припомнил, как всего несколько дней назад, сидя на коне, разговаривал с центурионом, на шлеме которого красовались развевающиеся алые перья. «Наш трибун рвется к славе, – сказал тогда центурион. – Он всех нас угробит». Харкорт приподнял голову и, взглянув вниз, попытался разглядеть среди трупов алые перья. Но если они там и были, он их не увидел.
«Децим. Не просто Децим, а как-то еще – римляне любят длинные звучные имена. Децим Аполлон… нет, не так, Децим Аполлинарий Валентуриан, вот как».
Харкорт припомнил, как пригласил римлянина на обратном пути остановиться у него выпить и поболтать.
«Вряд ли он теперь возвратится, не суждено нам с ним выпить. Неизвестно, возвращусь ли и я сам. Но не стоит об этом думать. Так и погибнуть недолго. Нельзя поддаваться сомнениям».
– Теперь начнется, – почему-то шепотом сказал он Шишковатому.
– Да уж, – тоже тихо ответил тот. – Брошенные Земли сейчас не самое подходящее место для людей.
– Похоже, немногим из римлян удалось уйти, – сказал Харкорт.
– Наверное, никому, – сказал Шишковатый. – Нечисти здесь было видимо-невидимо. Они же собирались на наших глазах, а ведь мы видели только тех, что были поблизости от нас. Они, наверное, сходились отовсюду.
– Где они сейчас?
– Этого мы знать не можем. Может быть, собрались где-нибудь, чтобы отпраздновать победу.
– Я больше не могу вдыхать этот запах, – сказал Харкорт. – Он слишком напоминает то, что было семь лет назад. Я пошел назад.
– Нужно идти тихо. И по возможности незаметно. Лучше всего ползком.
– Но битва уже кончилась. Здесь никого нет, кроме волков и стервятников.
– Все равно двигайся ползком и тихо, – сказал Шишковатый. – Неизвестно, кто еще тут может быть.
Харкорт начал отползать назад по склону пригорка, стараясь не поднимать головы. Оглянувшись, он увидел, что спутники последовали за ним.
Не повезло, подумал он. До них пор все шло довольно гладко. Но как только Нечисть кончит торжествовать победу, – если только она действительно этим занята, – она вновь рассеется повсюду, неся с собой извечную ненависть ко всему человеческому. Новый прилив ненависти повлечет за собой новые набеги через границу. А уж на самих Брошенных Землях ни один человек больше не может считать себя в безопасности. Если до сих пор Нечисть еще кое-как могла терпеть присутствие людей, то теперь ее терпению пришел конец. Людей будут убивать, как только заметят.
«И за каким дьяволом римлянам понадобилось сунуть сюда нос?» – подумал он. Децим говорил, что это рекогносцировка. Может быть, все и обошлось бы более или менее мирно, если бы это в самом деле была только рекогносцировка – короткая вылазка, чтобы выяснить ситуацию, и сразу обратно. Но случилось несколько стычек – пусть сами по себе они были и незначительны. И слишком долго легион оставался здесь. В этом все дело – слишком долго они оставались здесь, дав время Нечисти собраться во множестве.
Спустившись к подножию пригорка, все четверо остановились под прикрытием небольшой рощицы. Некоторое время они молча стояли, глядя друг на друга, потрясенные, опечаленные и встревоженные тем, что увидели. Наконец аббат спросил Шишковатого:
– Что нам теперь делать? Идти дальше или повернуть назад? Лично я за то, чтобы идти дальше, но не надо ли предупредить людей по ту сторону границы?
Шишковатый покачал головой.
– Не знаю, аббат. Все зависит от того, что сейчас на уме у Нечисти. А этого тебе, наверное, никто не скажет. Кто может так хорошо знать Нечисть?
– Иоланда, – сказал Харкорт. – Она знает эти места лучше нас всех.
Все посмотрели на Иоланду. Она отрицательно мотнула головой.
– Не мне решать, – сказала она. – Я здесь всего лишь для того, чтобы помогать, чем могу.
– Но у тебя должно быть какое-то собственное мнение, – сказал аббат. – И ты вполне можешь его высказать. Мы все в одинаковом положении, и ты тоже.
– Мы прошли полпути, – сказала она. – Может, немного больше. Нечисть всегда опасна. Сейчас, возможно, опаснее, чем обычно, из-за этой битвы, но она опасна всегда. Каждый шаг, который был здесь нами сделан, грозил нам гибелью.
– Наша первая задача – разыскать храм, – сказал Шишковатый, – и переговорить со священником, о котором мы слышали от дяди Чарлза. Мы не знаем, где этот храм. Знаем, что к западу отсюда, но где? Чтобы его найти, нам, возможно, придется немало бродить наугад. Это увеличит риск. Если бы мы точно знали, где он, мы могли бы быстро туда добраться.
– Тихо! – прервала его Иоланда. – Тихо! Я что-то слышу.
Они замолчали и вслушались. Сначала ничего не было слышно, потом до них донесся стон.
– Это вон там, – сказал аббат. – Кто-то лежит в агонии. Может быть, один из тех, кто остался в живых после битвы.
Аббат быстро сделал несколько шагов вперед и остановился перед зарослью кустарников.
– Это здесь, – сказал он. – Кто бы это ни был, он здесь, в кустах.
Харкорт бросился к нему, схватил его за плечо и оттащил назад.
– Осторожнее, – предупредил Шишковатый. – Прежде чем подходить, сначала выясните, кто это.
Харкорт нагнулся и стал всматриваться в гущу кустов. Он увидел, что там сверкнули чьи-то глаза. Над глазами нависали всклокоченные брови. Густые черные волосы с запутавшимися в них репьями и сучками свисали по обе стороны худого и злобного лица, похожего на человеческое, с крючковатым носом и оскаленным ртом, где торчали огромные клыки.
Харкорт сделал шаг назад.
– Это гарпия, – сказал он. – Я знаю, это гарпия.
– Но она ранена, – сказал аббат. – Вон торчит стрела. Она страдает.
– И пусть страдает, – сказал Шишковатый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38