Его контракт с Флорентийской республикой только что истек, поэтому он немедленно распрощался с синьорией note 100 и через четыре дня, войдя во главе своей армии в Алессандрию, был по-отечески обнят Фачино.
Он прибыл в тот самый момент, когда на военном совете намечался план кампании против французов.
— Я не сомневался, что ты приедешь и приведешь с собой не менее тысячи человек, которых мы уже включили в расчеты.
— Со мной тысяча двести хорошо вооруженных и опытных солдат.
— Отлично, мальчик мой, отлично! — похлопал его по плечу Фачино и, опираясь на руку Беллариона, — подагра не желала отпускать его, — повел своего приемного сына вверх по той же самой извилистой каменной лестнице, по которой тот, переодетый погонщиком мулов, некогда поднимался, чтобы одурачить Виньяте.
— Маркиз Теодоро тоже здесь? — спросил Белларион.
— Да, слава Богу. В последнее время он постоянно досаждал мне просьбами выступить против Генуи, но я не поддавался на его уговоры. Я не верю маркизу Теодоро и не собираюсь делать для него что-либо, прежде чем он хоть что-то сделает для меня.
— А юный маркиз? — поинтересовался Белларион.
Фачино расхохотался.
— Ты не узнаешь его. Он стал таким скромным и уравновешенным; подумывает даже о том, чтобы стать монахом. Ничего, скоро мы сделаем из него настоящего мужчину.
Белларион удивленно взглянул на него.
— Как вам удалось совершить такое чудо?
— Прогнав его наставника и всех, кто был с ним. Скверная компания!
— он остановился на ступеньке лестницы. — Они не понравились мне с первого взгляда, и твое мнение о них полностью подтвердилось. Однажды Фенестрелла и этот горе-наставник устроили вместе с мальчишкой пьянку, и после этого случая я тут же отправил их назад, к маркизу Теодоро, сопроводив их отъезд письмом, в котором предлагал поступить по своему усмотрению с негодными развратниками, злоупотребившими его доверием. Одновременно с ними я прогнал врача и личных слуг юного маркиза, оправдывая свои действия перед Теодоро тем, что они не внушали мне доверия, и их пришлось заменить более надежными людьми. Ему ничего не оставалось, как написать мне благодарственное письмо, в котором он выражал свою признательность за мои хлопоты! Ты смеешься! Да, здесь есть над чем посмеяться, черт возьми! Я тоже посмеялся бы, но не хочу терять бдительность.
Они продолжили подъем наверх, и Белларион вежливо поинтересовался самочувствием синьоры Беатриче.
— Она находилась в Касале, — услышал он ответ Фачино, — где во время военных действий было безопаснее, чем в Алессандрии, которая могла подвергнуться неприятельской осаде.
С этими словами Фачино распахнул перед ним дверь в комнату, где заседал военный совет. Это была та же самая комната с низким сводчатым потолком и открытыми всем ветрам готическими окнами, в которой состоялась беседа тирана-аскета Лоди и Беллариона, но теперь ее стены были завешены коврами и появилась богатая обстановка, более соответствующая сибаритским note 101 вкусам Фачино.
За длинным дубовым столом сидели пятеро мужчин, четверо из которых встали навстречу Беллариону, а пятый, регент Монферрато, остался сидеть, подчеркивая этим разницу в их положении.
— А, синьор Белларион, — лениво протянул маркиз Теодоро в ответ на его поклон, и Фачино показалось, что он уловил насмешку в тоне регента.
— Он привел с собой тысячу двести человек для участия в кампании,
— поспешил отрекомендовать его старый кондотьер.
— Ну, тогда мы рады видеть его, — снизошел до приветствия регент, но в его словах отсутствовала искренность, и Беллариону бросилось в глаза, что от его былой обходительности не осталось и следа.
Но все остальные тепло приветствовали Беллариона. Первым к нему направился великолепный Карманьола, как всегда обращавший на себя внимание прекрасным платьем и гордой осанкой. Однако, когда он поздравлял Беллариона с военными успехами, в его манере проскользнуло что-то снисходительное, и Фачино, усаживаясь в кресло, недовольно буркнул:
— Он станет не менее великим воякой, чем вы, Франческо.
— Вы мне льстите, синьор, — поклонился ему Карманьола, не заметив иронии в его словах.
— О Боже! — вздохнул Фачино.
Рыжебородый краснолицый Кенигсхофен, искренне улыбаясь, стиснул его руку с такой силой, словно собирался оторвать ее, вслед за ним к Беллариону подошел пьемонтец Джазоне Тропа, невысокого роста, смуглый и подвижный, как ртуть, а затем — худощавый юноша, спокойный и сдержанный, в котором Белларион с трудом узнал бы Джанджакомо Палеолога, если бы изящество его фигуры и темные, задумчивые глаза не напомнили ему о принцессе Валерии.
Беллариону предложили стул и ознакомили с расстановкой сил. Помимо кондотты Беллариона и трех тысяч солдат, которых мог выставить Монферрато, не рискуя оставить без прикрытия Верчелли, Фачино располагал восемью тысячами человек, десятком трехсотфунтовых пушек и таким же количеством бомбард note 102, способных метать ядра весом в двести фунтов.
— И каков же план кампании? — спросил Белларион.
План был чрезвычайно прост: намечалось пойти на Милан и взять его. Все было готово к выступлению, в чем Белларион сам успел убедиться, увидев при подходе к Алессандрии огромный воинский лагерь, разбитый под ее стенами.
— Существует иной вариант ведения кампании, — после небольшой паузы проговорил Белларион, когда Фачино наконец замолчал. — Вы, наверное, упустили из виду то обстоятельство, что Бусико захватил больше, чем способен удержать. Он стянул все войска в Милан, жители которого решительно настроены против французской оккупации, и этим оголил Геную, где своим чрезмерно суровым правлением тоже не снискал себе популярности у местного населения. Вы все спутали. Вы считаете своим врагом герцога, но единственным настоящим вашим противником является Бусико. Зачем целиться в его прикрытое щитом сердце, когда на его голове не осталось даже шлема? — спросил он и сам же ответил на свой риторический вопрос: — Почему бы вместо Милана не выступить на Геную, которую он так легкомысленно оставил незащищенной? Генуэзцы не окажут вам никакого сопротивления, вы без боя овладеете городом, а Бусико, возможно, придется отвечать за свою промашку перед французским королем.
Такое предложение было горячо одобрено маркизом Теодоро, но встречено в штыки Фачино, который отнюдь не собирался первым выполнить свои обязательства перед маркизом Теодоро.
— Подожди! Подожди! — выпалил он. — Каким образом обладание Генуей приблизит нас к овладению Миланом?
— Бусико наверняка попытается вернуть себе Геную. А для этого ему придется выйти из крепости в чистое поле, да еще уменьшить свои силы, оставив в Милане достаточное число солдат, чтобы держать в повиновении горожан.
Предложенная Белларионом стратегия убедила всех, включая Фачино, который скрепя сердце согласился в конце концов принять ее.
— Вы делаете это не ради маркиза Теодоро, а ради себя, — оставшись наедине с Фачино, попытался рассеять его сомнения Белларион. — Что касается Теодоро… — тут он загадочно улыбнулся. — На вашем месте я не стал бы завидовать ему. Его успехи очень скоро окажутся мнимыми, и ему придется дорого заплатить за них.
Фачино пристально взглянул на него.
— Мальчик мой, — с нескрываемым удивлением произнес он, — что произошло между тобой и Теодоро Монферратским?
— Ничего, я просто знаю, что он — мошенник.
— Ну-у, если ты собрался очистить всю Италию от мошенников, тебе придется стать странствующим рыцарем и немало потрудиться.
— Наверное, вы правы, — задумчиво ответил Белларион.
Глава II. БИТВА ПРИ НОВИ
Подробности кампании против излишне честолюбивого наместника французского короля можно узнать из исторических трудов мессера Корио и из других источников.
Во главе сильной армии, насчитывающей двенадцать тысяч человек, Фачино подошел к Генуе, которая сдалась без малейшего сопротивления. Услышав о приближении столь многочисленного войска, горожане, опасаясь грабежа и насилия, переправили свои семьи и ценности на стоявшие в гавани корабли, а затем их представители встретились с Фачино и обещали открыть ворота города при условии, что армия останется вне его стен.
— Единственной причиной, по которой мы оказались здесь, — ответил им Фачино с носилок, к которым приковала его разыгравшаяся подагра, — является восстановление законных прав маркиза Монферратского. Если вы примете его как своего государя, я немедленно отведу своих солдат к Нови, чтобы защитить вас от гнева маршала Бусико.
На следующее утро Теодоро Монферратский в сопровождении всего пятисот солдат торжественно въехал в Геную и был встречен восторженными толпами горожан, провозглашавших его своим принцем и избавителем от французского гнета. А на другой день Фачино отошел к Нови встречать Бусико.
Ему не пришлось долго ждать. Новость о взятии Генуи прозвучала для приготовившегося к обороне Бусико как гром среди ясного неба. В ярости и панике он оставил Милан, этим поспешным уходом уничтожив последнюю возможность поправить свои дела. Форсированным маршем он достиг равнины возле Нови, где армия Фачино преградила дорогу его усталым людям. И тут он совершил следующую ошибку. Узнав, что измученного подагрой Фачино утром отправили в Геную и теперь армией командует его приемный сын Белларион, французский маршал решил воспользоваться этим обстоятельством и немедленно вступить в сражение.
Местность была идеальна для использования кавалерии, и Бусико лично возглавил атаку четырех тысяч всадников, составлявших ударную силу французской армии. Они лавиной устремились на центр войск Беллариона, намереваясь с ходу прорвать его, и на первый взгляд могло показаться, что им без труда удастся сделать это. Стоявшая в центре пехота начала сдавать позиции еще задолго до непосредственного контакта с неприятелем, словно устрашенная его атакующим порывом. Однако французы не обратили внимания ни на организованность столь поспешного отхода центра, ни на то, что правый и левый фланги, состоявшие исключительно из кавалерии, не отступили ни на шаг.
Французы стали брать пики наперевес и уже начинали осыпать насмешками дрогнувшего, по их мнению, противника, когда Белларион, находившийся вместе с трубачом в тылу отступавшей пехоты, произнес одно-единственное слово. Трубач вскинул рожок к губам, и не успел отзвучать поданный им сигнал, как отход неожиданно прекратился. Находившиеся в авангарде копийщики Кенигсхофена воткнули свои пятнадцатифутовые копья тупыми концами в землю, каждый солдат первых двух шеренг опустился на одно колено, и перед увлекшимися атакой французами вдруг возник сплошной частокол из смертоносных копий. Не менее полусотни лошадей, с ходу налетевших на них, замертво рухнули на землю; задние напирали на передних, толкали их вперед, на смертоносные копья, и в какие-то несколько секунд ряды французов смешались.
— Это научит Бусико уважать пехоту, — мрачно заметил Белларион. — Труби атаку!
Трижды протрубил рожок, и оба фланга — правый, которым командовал Джазоне Тротта, и левый, под командованием Карманьолы, одновременно устремились на французов, окружая их. Только тут Бусико понял, чем обернулось его излишне самоуверенное наступление: все его попытки перестроить своих всадников и контратаковать оказались тщетными, и сам он, сражаясь как лев, едва вырвался из этой мясорубки. Каким-то чудом он сумел подвести на помощь свои сильно отставшие фланги, но они прибыли слишком поздно: французская кавалерия, цвет армии Бусико, перестала существовать как боеспособная единица, и те, кто остался в живых, сложили оружие и сдались на милость победителя. Подошедшие подкрепления наткнулись на плотный строй солдат противника и после отчаянной схватки с ними были вынуждены отступить с большими потерями.
«Молниеносная операция, превосходный образец удачного взаимодействия различных частей армии» — так отозвался сам Белларион о победе при Нови, в которой французы потеряли не только Милан, но и Геную. Бусико с позором ушел во Францию, уведя с собой остатки своей потрепанной армии, и в Италии о нем больше никогда не слышали.
Следующим вечером в Генуе, во дворце Фрегозо, где устроил свою резиденцию Теодоро Монферратский и где временно расположился выщедший из строя Фачино, состоялся грандиозный банкет в честь сразу двух важных событий: победы над французами и восхождения Теодоро на генуэзский престол. Но если Теодоро являлся, так сказать, официальным именинником, то главным — и настоящим — героем был, конечно же, Белларион.
Он сдержанно принимал обильно сыпавшиеся на него поздравления и равнодушно выслушал как льстивую речь Теодоро, так и язвительные намеки Карманьолы на сопутствовавшую ему удачу.
— Вас не зря прозвали «счастливчиком? « — сказал ему этот честолюбивый рубака. — Хотел бы я знать, что произошло бы, если бы Бусико вовремя раскусил вашу хитрость.
— Такие размышления пошли бы вам на пользу, — с холодной вежливостью отозвался Белларион. — И не забудьте прикинуть, что могло бы случиться, если бы Буонтерцо догадался о наших намерениях на Треббии, а Виньяте предупредил меня в Алессандрии.
И Белларион оставил закусившего от досады губу Карманьолу переваривать смех своих соратников по оружию.
Но его беседа с принцем Теодоро носила более серьезный характер. Ему сразу не понравилась напыщенность похвал регента, и он ничуть не удивился, когда услышал предложения перейти вместе со своей кондоттой на службу в Монферрато. Беллариону стало ясно, что, во-первых, Теодоро намерен значительно увеличить свои силы, с тем чтобы теперь, когда его собственные цели были достигнуты, он смог бы без опаски разорвать союз с Фачино, а во-вторых, его, Беллариона, принимали за продажного, своекорыстного искателя приключений, никогда не задумывающегося о чести там, где речь шла о выгоде.
И расчетливое, алчное выражение, появившееся на лице Беллариона, убедило Теодоро, что он не ошибся в своих предположениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49