- Я художник, - медленно проговорил Дима, глядя на нее.
- Идем, Барри, - сказал старичок и неторопливо пошаркал к парадному,
унося с собой необозримую рыхлую память о массовых митингах, массовых
восторгах, массовых героизмах, массовых расстрелах, массовых выселениях,
массовых предательствах, массовых смертях, массовых надеждах, массовых
дряхлениях, сквозь клубящиеся бездны которых, чуть мерцая в темноте, как
струйка ни в чем не виноватого и ничего не понимающего Барри, сочилась
удивительно короткая его жизнь.
- То есть, учусь на художника, четвертый курс... вы не подумайте -
так, маляр...
Она взглянула на него, искря стеклами очков.
- Я и не думаю. Маляр так маляр.
Она была как призрак, порожденный ночным маревом. Казалось, она
светится. Казалось, она ничего не весит, не касается земли, плывет, над
этим обыкновенным мокрым тротуаром, и каблучки ее стучат просто так, для
виду, чтобы никто не понял, кто она такая.
Господи, да ничего в ней не было! Чистое легкое лицо, короткое
платье, тонкие руки, открытые до плеч...
Она была как душа. Дима склонил голову набок, не в силах оторвать
взгляд. Просто нельзя было не знать, как добраться до Уткиной заводи.
Сегодня мой день, подумал он. Сердце вдруг взбесилось: казалось, не то что
ребра - рубашка не выдержит и лопнет, вот сейчас лопнет...
- Автобусом, я только не помню, - сказал он, поднявшись со скамейки,
- где останавливается восьмерка. Придется чуть-чуть поплутать...
Она смотрела на него. Ей было легче - она закрывалась очками, в них
отсверкивал далекий фонарь.
- Может, на пальцах объясните, маляр?
Дима сделал беспомощное лицо.
- Сам буду искать, - извинился он. - Шестым чувством. Если вы устали,
или не хотите с маляром идти рядом - я могу сбегать, а потом вернусь сюда
и доложу, лады?
- Быстрее будет спросить кого-нибудь другого, - недовольно сказала
она.
Секунду Дима стоял с разведенными руками, взглядом лаская ее
настороженно сжатые губы, а потом вздохнул и уселся обратно.
- Это, несомненно, логично, - согласился он.
Она не могла уйти, он всемогущ. Только он должен выполнить ее
просьбу. Она задумчиво вытянула губы в трубочку. Улицы были пусты. Окна
гасли - то одно, то другое.
- И зачем вам так далеко! - спросил Дима.
- Не ваше дело, - резко ответила она, но не ушла, лишь с ноги на ногу
переступила в нерешительности. Ноги стройно светили на фоне черного
отблескивающего асфальта. Она перехватила его взгляд, издевательски
спросила:
- Нравится?
Дима поднял глаза. Ее очки отсверкивали, как ледышки.
- Да, - виновато ответил он и опять чуть развел руками: дескать, что
ж тут поделаешь. Она скривилась. Он поспешно добавил: - Вы не думайте, это
у меня профессиональное.
- Профессиональное заболевание - сифилис, - едко сказала она. -
Кто-то из ваших великих в принципе не мог нарисовать женщины, если с ней
не переспал?
Дима тяжко вздохнул.
- Потрясающая эрудиция. Вы, простите, из искусствоведов?
- Нет, - ответила она. - Я спешу.
Дима вскочил.
- Да, конечно, шеф, - сказал он энергично. - Простите, я отвлекся.
Засмотрелся, - добавил он. - Это вон туда. Бежим?
Она взъерошила маленькой пятерней свою короткую прическу. Решительно
отрубила:
- Бежим!
И зацокала рядом с Димой, глядя только вперед, держась прямо и
строго, как в строю. Дима смирил шаги - поначалу он и впрямь побежал от
избытка чувств.
- Вы действительно спешите?
Она помолчала, потом ответила ядовито:
- Если бы я хотела прогуляться в обнимку до ближайшей парадной, я бы
прямо сказала.
Дима всплеснул руками.
- Бога ради, не надо прямо! Если вас не затруднит, молчите, я сам
догадаюсь.
- Повремените, - отрубила она.
Они неслись.
Город здесь не походил на себя. Был просторнее, темнее, свежее, земля
влажно дышала; напоенный теплым туманом воздух создавал ощущение сна.
Казалось, ночь южная; казалось, тропическая; казалось, самая главная в
жизни.
- Вечер такой чудесный, - сказал Дима. - Даже жалко спешить так... -
он испуганно осекся. - Только не сочтите за намек...
Она только фыркнула.
- Вам не нравится? - печально спросил он.
- Это уже не столько вечер, сколько ночь, сухо сказала она. - А ночью
надо спать. Или, еще лучше, работать. Меньше отвлекающих факторов.
- Ну да?! - изумился Дима. - А плеск невидимых в темноте волн? А
прибрежный песок под кокосовыми пальмами, после дневной жары еще теплый,
как человеческое тело? А звезды, наконец?
- Перестаньте паясничать. Взрослый же человек.
- О да, - сказал Дима. - А вы не ленинградка.
- Ну и что?
- А я тоже не ленинградец. Родился в Москве, здесь учусь только.
Она помолчала, явно колеблясь, отвечать ли информацией на информацию,
или пренебречь. Такт пересилил.
- Владивосток, - уронила она.
- Лихо, - сказал Дима с восхищением. - А я вот Европы не покидал,
обидно... Как же вы заблудились?
Она молчала.
- Это секрет? - кротко спросил он.
Она поджала губы. Потом такт пересилил снова.
- Мы на неделю приехали. Подруги в какой-то театр пошли прорываться,
а мне эти лицедейства даром не нужны. Решила просто посмотреть вечерний
город и... перестаралась.
- Не огорчайтесь, - сказал Дима. - Я вас спасу.
Она фыркнула. На протяжении всего разговора она не взглянула в его
сторону ни разу.
- Может, познакомимся все же? - попросил Дима.
- Галка, - ответила она немедленно, будто дожидалась. - Только Галка,
никаких уменьшительных.
- Есть, шеф! - гаркнул Дима, на ходу щелкнув каблуками. - Будет
исполнено, шеф! Очень приятно, шеф!
- А вас? - спросила она натянуто.
- Доцент тупой, - сказал Дима. Она даже не улыбнулась, ни чуть-чуть;
губы ее, такие мягкие, нежные были фанатично стиснуты.
- Меня - Димка, - сообщил он. Томно вздохнул. - Можно также Дымок.
Она фыркнула.
- А можно - Пушок? - осведомилась она. - Или предпочитаете Барсик?
- Предпочитаю Дымок, однако ж, если вам угодно...
- Димка так Димка, - оборвала она. - Скоро?
- Ну, как... - честно ответил Дима.
Она впервые покосилась в его сторону - коротко и требовательно.
Двойной пролетающий молнией взблеснули очки.
- Перестаньте молотить языком и займитесь делом, наконец. Вы же
обещали. Мне нужно домой, вы понимаете?
- Исессино, - ответил Дима.
- Вот навязался...
- Уважаемая и где-то внутри милая Галка, - сказал Дима. - У вас
виктивное поведение.
- Что?! - взъярилась она.
- Вы так боитесь, что я склоню вас к позорному сожительству в детской
песочнице, затем убью, ограблю и, расчленив юное тело, спущу в
канализацию, что вы каждой фразой меня на это провоцируете. Расслабьтесь.
Я довольно хороший.
Она не реагировала секунд пять, а потом даже остановилась.
Повернулась к нему наконец.
- Я вас боюсь? - с предельным презрением сказала она. - Да я вас в
грош не ставлю! Вы прост болван или маньяк!
Дима широко улыбнулся.
- Наверное, все-таки маньяк, - сказал он. - За последние два дня я
влюбляюсь в третий раз. И все три раза - безответно. Просто не знаю, как
жить дальше.
- Нет, - сказала она. - Все-таки болван.
Дима засмеялся.
- Что вы хихикаете все время?!
- Блошки щекочуть.
Она фыркнула.
- Где остановка?
- Да, черт! Я и забыл, мы ж остановку ищем, - спохватился Дима. -
Шерше...
- Ну знаете, это действительно свинство! Я тороплюсь!
- Принято, шеф, - сказал Дима и щелкнул каблуками. Потом они снова
пошли.
Некоторое время молчали. Дима озирался - он честно старался найти.
Галка смотрела только вперед.
- Крайне дурацкий город, - вдруг сообщила она.
- Какой?
- Ваш.
- Впервые слышу. Поясните, будьте добры.
- Не паясничайте, Дымок, я вас просила уже. С одной стороны - вся эта
прорва архитектурных финтифлюшек, с другой - плоскостность, двухмерность,
монохромность. У нас вот - сопки, дома разного цвета... С матфака, с
Суханова, Золотой Рог видно, это же приятно, когда на лекциях сидишь и
балдеешь. А тут - крыши, крыши...
- Исаакий как раз напротив универа...
- Ха, драгоценность! Торчит ни к селу ни к городу...
Дима почесал щеку.
- Айда взорвем, - предложил он. - У меня ребята есть знакомые, пару
грузовиков с ТНТ подбросят к рассвету...
Она блеснула очками в его сторону и впервые улыбнулась. Правда, еще
не настоящей своей улыбкой. Этим губам сухая ирония не шла. Но все-таки
уже улыбнулась. Сказала:
- Рук марать неохота.
Подождала.
- Шокирует?
- Ясное дело.
- Ну да, вы - художник. Чем бесполезнее, тем лучше. Наверное, слюной
исходите от сфинксов?
- Слезами, - ответил Дима. - Стояли они в Фивах, горюшка не знали, а
тут на воздусях кислоты плавают, перегары, выхлопы, и от эдакого амбре за
полсотни лет они истрепались больше, чем за предыдущие тысячи.
- Следовало ожидать, - сказала она после короткого размышления.
Помолчала. - А зимняя канавка меня вообще убила и к месту пригвоздила. Там
не то что взрослая женщина - ребенок не утонет.
- Это в связи с загрязнением среды, - серьезно заметил Дима. - Во
времена Лизы было значительно глубже.
- Вы-то откуда знаете?
- Я в команде был, которая ее вытаскивала. Зеленая такая, осклизлая,
карасями изгрызенная...
Сказав про карасей, Дима вспомнил, что не ужинал, и немедленно
захотел есть. Но он шел ровно, и все посматривал - не становится ли нежнее
строевая походка подруги? Нет, но раскованней и более усталой.
- Я вам соврала, - вдруг сказала Галка.
- Когда это вы успели?
- Меня зовут Инга.
Дима качнул головой.
- Позвольте документик.
- Что?!
- Я очень нехорошо отношусь к тем, кто на ходу меняет имена.
Она опять скривила губы и, остановившись, сунулась в сумочку. Дима
тоже встал, созерцая дивное зрелище, прелесть которого неожиданно стала
ему доступна. Прежде вид девушки, роющейся в сумочке, раздражал.
- Прошу вас, - сухо сказала она, протягивая паспорт.
Он открыл - действительно Инга. Таманова Инга Витальевна. На фото
Инге Витальевне было лет пятнадцать. Маленькая девчонка со свешенной на
лоб челкой беспомощно и чуть испуганно щурилась.
С трудом Дима подавил позыв изобразить пытливое милицейское лицо и,
как бы в шутку полистав паспорт, заглянул в графу "семейное положение".
- Инга по-японски - карма, - задумчиво сказал он, возвращая документ.
- Что?
- Карма. Есть такое понятие в буддизме, я думал, всякий знает.
- А ну-ка, назовите число "пи" с точностью до десятого знака!
- Что? - удивился Дима. Она победно сверкнула очками и сказала: - Я
думала, всякий знает.
Дима улыбнулся.
- Как бы квиты, - проговорил он. Подумал. - Это закон распределения
душ умерших для следующего воплощения.
- Да, для нашей жизни такое знание совершенно необходимо, - съязвила
Инга.
- Каждый поступок, - будто не слыша, продолжал Дима, - ставит твою
душу на один из миллиона возможных путей, по которому после твоей смерти
она пойдет. И в конце каждого из путей - какой-то будущий человек, будущее
животное, будущее растение...
- И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.
- Вот именно. И каждый поступок перещелкивает стрелки с одного
возможного пути на другой, в лучшего или худшего человека, в благородное
или мерзкое животное... Итоговый вариант пути - это и есть карма.
Фактически "инга" - это судьба. Только не данной жизни, а будущей,
посмертной.
Слова были как удар. Он сам это сказал, сам. Я даже зажмурился на миг
от какого-то мистического, суеверного трепета. Он опять все знал наперед.
Сам не подозревая об этом.
- И которой уже Инге вы вбиваете клин столь охмурительной
информацией? - ершась уже без всякого желания, и потому с какой-то совсем
нелепой грубостью, спросила девушка.
Дима покосился на нее. Глядя вперед, Инга поджала губы.
- Фи, Элиза! - проговорил Дима с жеманным возмущением а-ля доктор
Хиггинс. - Что за тон, что за манеры! Единственная Инга, с которой я был
более или менее знаком, - это Инга из Германовской "Операции "С Новым
годом".
- Герман - это что, писатель? - после паузы спросила Инга. Дима даже
слегка растерялся.
- Ну да, - подтвердил он, придя в себя. - Но героиня "Пиковой дамы"
утопилась в Зимней канавке не из-за него.
Инга фыркнула.
- Вы меня уже совсем за дебилку держите?
- Нет! - возмутился Дима. - Не совсем!
- И на том спасибо. Послушайте, куда вы так несетесь? Я же не
иноходец!
Дима сразу замедлил шаги.
- Простите, я как-то запамятовал, что вы не иноходец.
Она опять фыркнула.
- Вот фырканье меня и сбило с толку, - пояснил Дима. - Оно типично
лошадиное.
Она чуть было не фыркнула в третий раз. Задавила фырк в зародыше и
только махнула блеском очков в Димину сторону. Дима тихонько засмеялся, с
наслаждением глядя на нее.
- Ну что вы так смотрите? - спросила девушка, чувствуя его взгляд
щекой. - Профессиональное?
- Оно, - подтвердил Дима.
- Не понимаю... Давайте пойдем немного быстрее.
- Ну, елки-моталки, с вами совершенно невозможно дружить! - Дима
всплеснул руками. - То медленнее! То быстрее! С ума сойти. Если вы и во
всем остальном так...
- Я замерзаю немножко, - объяснила, - объяснила она совсем уже мирно,
даже виновато. - Ноги устали и не идут, поэтому хочется идти медленнее. А
по ребрам мороз, платьице-то пшик, марлевка... поэтому хочется идти
быстрее.
- Ясно, Судьба, - с пониманием сказал Дима, и я опять вздрогнул. -
Был бы пиджак - накинул бы...
- Я бы не взяла, - ответила Инга. - Ох, неужто доберусь сегодня до
подушки?
- Гарантирую, - заверил Дима.
Она пождала губы.
- Я свою имела в виду, - сказала резко.
- Ясно дело, - удивился Дима, не поняв.
Даже в темноте было видно, как она покраснела. И сама же вспылила.
Огрызнулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26