https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Но зато мы поражены сами: видом на замечательную землю, проплывающую внизу. Считается, что Юг — некрасивое место, и действительно, находясь на земле, я видел ее некрасивой, покореженной и изуродованной слепой бессмысленной ненавистью. Но с воздуха всего этого не заметишь, и поэтому Юг — место, исполненное добра и красоты.
Самолеты постоянно искушают пилотов опасностями, и не один пилот, и даже не десять, держат в своей памяти перечень мест, привлекающих их с воздуха. В моей собственной картотеке значится долина меж холмов, окаймляющих море в Лагуне-Бич, штат Калифорния. И еще та долина, что лежит чуть восточнее Солт-Лэйк-Сити, в штате Юта, по ту сторону большой горы, где на самом дне долины течет река, где летом даже лучше, чем в Шангри-Ла. Замечательное место есть в восточной Пенсильвании, и возле него даже имеется поросшая травой посадочная полоса. Пилот одной авиалинии рассказывал мне об интересном месте, которое он открыл для себя в Аризоне. Он наблюдал его с высоты тридцати двух тысяч футов на воздушной трассе сообщения Нью-Йорк — Лос-Анджелес и с тех пор изучал его в каждый полет. Он говорил, что неплохо бы приехать туда после ухода на пенсию, пожить в одиночестве и тишине.
Есть равнина на севере Франции, холм в Германии, берег залива, омывающего Флориду, где песок словно сахар. А сегодня к моим записям добавляю еще одну: фермы и пастбища Центральной Алабамы. Если появится надобность уединиться, то, пожалуйста, — они ждут.
Замечательные места. А еще — замечательные времена.
Не то чтобы они были замечательными . Они замечательны сейчас. Потому что они по-прежнему есть, и я могу насладиться их замечательностью, просто открыв свои записи, выбрав одну из них и еще раз пережив мысленно то приключение, которое было с ней связано. Не само приключение, а то, чему оно научило. Не символ, но его смысл. Не внешнюю его сторону, а то, что произошло внутри.
Беру карточку, любую карточку с записью. Ну вот, одна из них, вверху на ней значится: Пэт и Лу — Эль-Торо. Приключение.
Прошел год, как я уволился из 141-й Тактической Истребительной Эскадрильи, перебравшись в противоположный конец страны. И однажды раздается телефонный звонок. На горизонте снова появляются Патрик Фланаган и Лу Пизан, Асы Дальней Авиации из Воздушной Национальной гвардии Нью-Джерси. На эгот раз они выполняли учебный полет протяженностью в 2600 миль и посадили свои F-86 на военно-морской авиабазе в Эль-Торо, в тридцати милях от меня.
Карточка исписана и наполнена былыми днями, оживающими заново картинами тех времен, когда Пэт на старом F-84F перехитрил Марк VI Сейбр Канадских Королевских Военно-Воздушных Сил, поймав его на мгновение в свое прицел. Бой, конечно, был учебным, и все же Марк VI был самолетом, предназначенным для воздушного боя, а 84-й — нет. Но Пэт — искусный летчик, умеющий слегка приукрасить то здесь, то там, обладающий блестящим даром и драматизировать, и шутить, вот почему у бедняги Кленового Листа с самого начала не было никаких шансов.
И Лу, высокий невозмутимый Лу, который привнес кое-что в мои знания о терпеливости! Когда в одном из полетов я был у него ведомым, он стал преследовать и в конце концов догнал французский истребитель, затем с ревом пронесся в ярде от его крыла, напоминая, что нужно смотреть по сторонам, иначе его поймают даже старые F-84. Лу, такой уравновешенный, вежливый и абсолютно правильный, словно его учили этикету с тех пор, как он стал понимать слова, — пока ты его не узнаешь; и он оживет у тебя па главах, по-прежнему оставаясь невозмутимым, но тебе откроется острый логический ум, который не примирится с абсурдом, исходящим пусть даже от главнокомандующего.
— Да бросьте, генерал. Мы же с вами знаем, что никто не читает каждую строчку в списке предполетных проверок. Если Вы хотите, чтобы мы, выполняя проверки, держали в руке список, то так и скажите. Но не стоит навязывать нам эту чепуху, что, мол, нужно читать каждую строчку перед каждым полетом.
Я храню эту запись в разделе «Замечательные времена», чтобы снова мысленно встретиться с ними, чтобы снова отвезти их обратно ко взлетной полосе Эль-Торо. А там, в окружении самолетов Военно-Морских Сил, стоят рядом друг с другом два серебристых F-84.
— Как-то грустно было расставаться с 84-ми во Франции — Но 86-й — тоже неплохой самолет, и вскоре эскадрилья получит 105-е. Не хочешь ли вернуться?
— Вернуться? И это зная ваши характеры? Мне пришлось пересечь всю страну, чтобы унести ноги от таких ребят, как вы. И вот теперь вы меня даже здесь достали. Хороший старый 84-й. Лу, ты не будешь против, если я загляну в твою кабину и пообещаю там ничего не трогать. Парни, во всем мире не найдется столько необузданных лошадей, которые смогли бы затащить меня назад в 141-ю Боевую Эскадрилью.
Ты только глянь в эту кабину. Все в ней на месте, как и положено: панель вооружения, ручка газа, переключатель тормозов, полетные приборы, длинная рукоятка выпуска-уборки шасси, панель прерывателя, штырьки на катапультном кресле. Вы, парни, никогда ничему не учились, уж больно рискованное общество, чтобы с ним связываться. Лу, ты оставил список проверок здесь, наверху. Как тебе удается без этого списка провести правильный предполетный осмотр? — никогда не выполняет инструкции. Безнадежное общество.
И вот в сумерках наступает время пожать друг другу руки на прощание; затем они забираются по лестницам в свои кабины, пристегивая ремни. Странное, неуютное ощущение, будто я должен поторопиться и сесть в свой самолет, потому что иначе они взлетят без меня. А где же мой самолет? Мне никогда не приходилось оставаться на земле, когда остальная часть моей эскадрильи готовится к полету. Шлем и кислородная маска надеты. Какое-то время Пэт говорит по рации, принимая исходную полетную информацию, повторяя ее диспетчеру.
Эй, Пэт, а помнишь тот раз, когда ты был Ведущим у Роя Смита, а для него это был первый полет в непогоду? Он тогда сказал:
«Не беспокойся обо мне, лети так, будто ты один…» Помнишь, Пэт?
Эй, Лу! Помнишь, как тогда в Шомоне ты бился об заклад, что в момент приземления с парашютом удар не сильнее, чем при прыжке из окна второго этажа. Помнишь?
А Пэт чертит в воздухе окружность — сигнал Лу запускать двигатель, и, черт побери, такую же окружность он чертит мне, стоящему на площадке в деловом гражданском костюме. Зачем он сделал это, Фланаган? Ах ты, поганец! И ФУМ-ФУМ! Друг за другом стремительно оживают оба двигателя, а затем — нарастающий вой компрессоров, через воздухозаборник заглатывающих воздух, и рев камер сгорания, превращающих его в огонь и выталкивающих на турбину. Я могу сейчас крикнуть, и они будут воспринимать только движение моего рта. И вот начинают крутиться колеса, и они разворачиваются и выруливают мимо меня в сторону взлетно-посадочной полосы. Невидимая глазу пыль столбом поднимается над бетоном там, где струя выхлопного газа ударяет в нее своим неистовым штормом. Мимо проезжает Пэт, глядит вниз на меня с высоты своей кабины и быстрым движением отдает мне честь. Прощай, Пэт. Может, когда-нибудь увидимся, парень. Кончиком крыла он еле касается моего пиджака, изогнутый хвост величественно проплывает мимо. А в двадцати футах позади него следует Лу, нарушающий правила. Пизан, при рулежке положено соблюдать дистанцию в сотню футов. По-твоему, ты на одном из воздушных зрелищ, да, ас?
Штатскому человеку в деловом костюме отдают честь, человеку, который стоит на бетонной площадке. Всыпь там генералу чертей, Лу. Хотя, впрочем, ты и так это сделаешь.
И они удаляются по рулежной дорожке, а на ней зажигаются голубые ночные огни. Там, в конце взлетной полосы, разражается гроза от двух самолетов, прогоняющих свои двигатели перед тем, как подняться в воздух. Что ты делаешь, Пэт, сию минуту? Проверку аварийных топливных систем? Жать изо всех сил на тормоза, ручкой газа довести мощность до 95%, а затем щелкнуть переключателем аварийных топливных систем, дать оборотам двигателя стабилизироваться, затем выжать полный газ, снова убрать мощность, переключиться в нормальное положение. А как там Лу? Проверки выполнены. Увеличь мощность до 98%, держи тормоза, дай знак Пэту, когда будешь готов начать разбег
Крошечные истребители на том конце взлетной полосы начинают разбег, на полном газу оставляя позади себя тонкую струю черного дыма. Они вместе увеличиваются в размерах, вместе отрываются от земли, у них синхронно открываются створки шасси, и колеса втягиваются вовнутрь двух гладких фюзеляжей: створки шасси закрываются, все происходит непреклонно и автоматично. Они несутся низко над землей, все стремительнее и стремительнее.
Двигаясь в воздухе плотным строем, они внезапно становятся огнедышащими стрелами, пытающимися одним лишь звуком неистово разорвать воздух и лавиной обрушить его на взлетную полосу. Их силуэты величественно проносятся мимо, и с земли пилоты в кабинах кажутся всего лишь точками. Затем мне видны только крылья, и рули направления, и рули высоты, и два шлейфа тонкого черного дыма.
Они становятся все меньше и меньше, летя к горам на востоке, набирая высоту, стремительно… и меньше… прощай, Пэт… и меньше… нажимай там на харчи, малыш Лу… и исчезают.
Два шлейфа в воздухе, извивающиеся на ветру.
В мертвой тишине я смотрю вниз на свои гражданские ботинки, стоящие на чертовом бетоне, и не могу отчетливо разглядеть ни ботинки, ни бетон, и это тоже по-чертовски, потому что даже несмотря на чертовы прожекторы, приходит ночь и чернеет все вокруг. Зачем вам нужно было возвращаться, а, парни? Зачем вам понадобилось выследить меня, а затем укатить без меня, а, болваны? Вам, поганцы, не удалось бы затащить меня назад в эту чертову эскадрилью даже в обмен на весь чертов чай всего Китая.
Множество событий хранится в этом ящике, множество приключений.
Тени на земле. Они не длинные. Это означает всего лишь, что солнце обгоняет меня. Ничего не поделаешь. Если бы оно двигалось вокруг Земли со скоростью 80 миль в час, то день у нас был бы довольно-таки длинный. Ну-ну, Солнце, несись вперед. Все равно как раз пора приземляться. Я могу сделать сегодня еще один перелет. Может, доберусь до Миссисипи, если повезет.
Опрятно скошенные пастбища Страны Оз сменяются болотистой местностью и спокойными озерами, от которых веет теплом. Биплан неизменно тянет за собой собственную тень, которая мчится по шоссе навстречу медленно-медленно движущемуся автомобилю. Спасибо небесам, что мы еще пока обгоняем автомобили — вот она, граница между Быстро и Медленно. До тех пор, пока мы обгоняем автомашины, нам не о чем беспокоиться.
Впереди находится то, что на карте обозначено голубым кружком, — Демополис, штат Алабама. Окрестности реки (извилистая голубая линия на карте) сплошь покрыты зарослями осоки. Величественный громадный аэропорт, геометрически точный центр местности Бог — Знает — Где. Даже чтобы добраться до Демополиса, нужно долго ехать вдоль шоссе. Во время войны, на аэродроме, должно быть, тренировались какие-то летчики, но теперь он выглядит заброшенным, с одной крошечной бензоколонкой, одним-единственным конусом и метеобудкой чуть поодаль. Что ж, опять на траву, самолет, поглядим, что пас ждет.
А ждет нас, как ни странно, небольшая кучка людей, возникших непонятно откуда, чтобы посмотреть на биплан. Он — целое Событие в Демополисе, где во всем видимом пространстве — пятидесяти акрах бетона, — кроме биплана, всего-то стоит еще один самолет.
Вопросы в лучах солнца, пока горючее плавной струей наполняет бак.
— Откуда летишь?
— Из Северной Каролины?
— А куда?
— В Лос-Анджелес?
Пауза — взгляды вглубь кабины, на маленькую приборную панель.
— Длинный путь.
— Да, похоже, и в самом деле длинный. — И я думаю о галлонах бензина, которые мне еще предстоит влить в этот бак, и о тех часах, на протяжении которых я буду вглядываться в окрестности через лобовое стекло, выпачканное маслом, о солнце, которое будет вставать позади меня каждое утро и отражаться в моих глазах каждый вечер. Похоже, действительно предстоит еще длинный путь.
Я захожу в здание летных служб и уделяю время бутылке неизменной пепси-колы. Я знаю, что тут должно быть очень тихо, но двигатель все еще тарахтит 1 — 3 — 5 — 2 — 4 — в моих ушах. Сегодня предстоит совершить еще один перелет. Еще один длительный полет, до самого заката — в воздухе. Возможно, к ночи доберусь до Миссисипи. Хорошо будет выбраться из кабины, прогуляться по окрестностям. Провел в ней сегодня так много времени. Будет здорово растянуться на траве и уснуть. Еще один перелет — и я так и сделаю.
8
Все начинает меркнуть, все смешивается в кучу. Я ловлю себя на том, что начинаю торопиться. Время после полудня; снова вырастают деревья, толпясь вдоль дороги, и везде, где я могу видеть, зеленеют их вершины. В этот день так много часов было проведено в кабине, что я устал.
И тут же — негромкий удивленный голос. Устал? Устал от полета? Ого! Стало быть, требуется всего несколько часов непрерывного ветра, и ты уже устал и готов все бросить. Наконец мы видим, что между пилотами дня вчерашнего и дня нынешнего есть разница. Не преодолев и полпути, ты уже не выдерживаешь нагрузки нескольких часов полета.
Хорошо, хватит, хватит. У тебя нет убедительных доказательств того, что пилоты прежних лет не чувствовали усталости, и ты увидишь, что я вовсе не собираюсь все забросить или хотя бы снизить темп. Не слова, а действия покажут, смогу ли я справиться. Только живя всем этим, я открою для себя полет.
Вот почему многие люди путешествуют на самолетах, но лишь некоторым из них известно, что значит летать. Пассажиры, ожидающие в аэропорту своего рейса, смотрят на самолеты сквозь стекло толщиной в двадцать футов, из куба, в котором работают кондиционеры и мягко звучит музыка. В некоторых аэропортах действительность преподносится им едва ли не на серебряном блюдечке, поскольку их одежды может коснуться тот же воздушный поток пропеллера, пресловутый поток, трепавший куртки великих сынов полета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15


А-П

П-Я