Женщина возлежала на той самой отодвинутой от стены кровати, облокотившись на гору разнокалиберных подушек, и зябко поводила закутанными в черную шаль плечами. Длинные темные волосы герцогини были в беспорядке спутаны.
Глаза женщины были зеленоватого оттенка – точно у кошки, большие, хотя на ее лице они казались непропорционально маленькими по сравнению с остальными чертами. Вообще герцогиня Гроун была крупной и рослой женщиной.
Раскрыв глаза, она равнодушно наблюдала, как сидевшая на ее запястье сорока методично, один за другим, склевывала с ладони зернышки. На плече ее восседал крупный ворон – он спал, опустив голову с мощным клювом. На спинке кровати сидели еще две птицы – сова и горлица. Узкое окно было настежь распахнуто в ночь. Видимо, окно давно уже не закрывали, поскольку несколько веток плюща, обвивавшего стены замка снаружи, довольно по-хозяйски расположились на подоконнике. Там же, на подоконнике, сидело еще несколько птиц – да, пернатые всегда были страстью леди Гертруды.
– Ну все, довольно, хватит, я сказала, – обратилась герцогиня к непослушной сороке. – Я говорю, довольно на сегодня.
Словно повинуясь голосу покровительницы, сорока вспорхнула и, расположившись на спинке кровати, принялась деловито чистить оперение.
Леди Гроун небрежным жестом швырнула остатки птичьего корма на пол, и горлица, встрепенувшись, слетела со своего импровизированного насеста и, сделав круг вокруг канделябра, опустилась на пол и принялась собирать рассыпанные зернышки.
Герцогиня слегка приподнялась на локте, стараясь рассмотреть птицу на полу. Убедившись, что ее пернатая подруга надолго занялась зерном, женщина откинулась на подушках, разметав руки по сторонам. Лицо ее было совершенно непроницаемо. Взгляд зеленых глаз рассеянно скользил по краям паука-канделябра. Потом леди Гертруда заинтересовалась тем, как со свечей каплями падает вниз растопленный воск и, застывая, образует на столе причудливые фигурки.
Со стороны невозможно было бы определить, думает ли в настоящий момент герцогиня о чем-нибудь. Не поворачивая головы, она иногда переводила глаза в сторону окна, хотя там, без сомнения, разглядеть ничего было нельзя. Можно было предположить, что вынужденное безделье подсказало женщине идею – посчитать листочки на ветках плюща, однако сторонний человек, конечно, не мог ручаться за верность такого предположения. Достоверно было только одно – окно в этой комнате находится на расстоянии четырнадцати футов от земли.
– Ну вот, – задумчиво повторяла женщина, словно рассуждая, – вот оно и произошло. Вернулся, шельмец. Где он был все это время? Ну что скажешь, а? На каких деревьях сиживал? Сколько туч рассек своим крылом? Какой ты у меня красавец.
Столь ласковые слова относились к белесому грачу, что опустился на подоконник. Несомненно, появление птицы обрадовало леди Гертруду. Грач слегка наклонил голову, словно вдумываясь в смысл произносимых хозяйкой слов.
– А что, уже третья неделя пошла, – продолжала рассуждать вслух герцогиня. – Шлялся где-то, а теперь вернулся, прощения, наверное, решился попросить? А что, изголодался, наверное, на воле-то? Свободой, красавец мой, не всегда сыт бываешь.
Женщина слегка повернулась на бок и пригласила питомца:
– Ну, раз уж прилетел – входи, входи, не стесняйся.
Грач зашевелился, словно уловив смысл услышанного.
Птица внимательно смотрела на леди Гертруду, словно понимая, что происходит сейчас в ее душе. Наконец, не выдержав, грач осторожно переместился к ногам хозяйки, не спуская с нее глаз. И тут птица, раскрыв мощный клюв, громко и выразительно каркнула.
– Что, дружок, прощения запросил? – улыбнулась герцогиня. – Неужели ты и вправду подумал, что этим только и отделаешься? Думаешь, мне неинтересно знать, где ты шлялся целых три недели? Ну, знаешь ли… С какой стати так запросто прощать тебя? Знаешь, что? Иди-ка поближе, дружок. Давай, давай, не бойся.
Между тем ворон, дремавший на плече леди Гертруды, очнулся от созерцания сладостных сновидений и резко поднял голову, Завидев грача, он взмахнул крыльями, словно балансируя в воздухе. Зато небольшая сова спокойно продолжала спать – по-видимому, она не ревновала хозяйку к другим пернатым.
Леди Гроун рассеянно взъерошила руками оперение грача, зажмурившегося от удовольствия. Между тем глаза женщины следили за капающим на стол воском, словно он мог подсказать ей ответы на многие важные вопросы. Что ж, возможно, так оно и было…
Неожиданно для самой себя герцогиня смежила веки и задремала. Птицы тоже не шумели, словно не решаясь тревожить хозяйку. Однако тишине не суждено было слишком долго властвовать в комнате – за дверью раздался топот, а потом чья-то рука зашарила по той стороне двери, ища и не находя впотьмах ручку. Леди Гроун тотчас открыла глаза – теперь она в точности напоминала испуганную кошку.
Птицы тоже встревожились – они махали крыльями и вытягивали шеи, словно стараясь разглядеть нарушителей их покоя.
– Кто там? – наконец спросила женщина, удивляясь неестественности собственного голоса.
– Я, я, сударыня, – тотчас отозвался дрожащий голос.
– Кто я? Да перестаньте барабанить в дверь.
– Я, я, со мной пришли его светлость, высочайший лорд…
– Что? – закричала леди Гроун. – Чего вам надобно? Что за нужда у людей, которая заставляет их ломиться в двери?
Кажется, гость или гостья – по голосу трудно было определить пол пришедшего – только теперь осознал, что герцогиня не узнала его. И в следующий момент голос уже спокойно сообщил:
– Неужели вы забыли про меня? Это же я! Я – нянька Слэгг!
– И что тебе от меня нужно? – спросила герцогиня, тоже начиная успокаиваться.
– Привела его светлость взглянуть на вас хоть краешком глаза, – сказала нянька, причем голос ее снова взволнованно задрожал.
– О, даже так? Кажется, вы хотите войти в комнату? Я верно поняла? Ого – лично с его сиятельством!.. А, кстати, что именно вам нужно? Что хочет его сиятельство?
– Они просто желают встретиться с вами. – Госпожа Слэгг, кажется, умудрилась побороть робость и даже осмелилась сообщить более точно о цели визита, хотя и несколько завуалировано. – Его сиятельство только-только пришли из бани. Выкупались, значит…
Леди Гроун позволила себе улыбнуться и спросить:
– Это из какой же бани, не из новой ли?
– Мне можно войти, сударыня? – уже более требовательно поинтересовалась Слэгг.
– Давай! Давай! И хватит скрестись в мою дверь, как кошка. Чего вы ждете?
Дверная ручка задребезжала с новой силой, и дверь распахнулась, скрипя плохо смазанными петлями. Кажется, этот противный скрип окончательно вспугнул птиц – они мгновенно поднялись в воздух и вылетели через окно на улицу…
ЗОЛОТОЕ КОЛЬЦО ДЛЯ ТИТУСА
Нянька Слэгг, то и дело оглядываясь, наконец-то переступила порог комнаты, неся на руках младенца – будущего хозяина замка – огромного скопища башен и стен, потайных ходов и рвов, в которых мальчишки – будущие слуги будущего герцога – беззаботно удили рыбу.
Нянюшка поднесла малыша к матери, но продолжала держать на руках. Леди Гертруда бросила на ребенка довольно безразличный взгляд и резко бросила:
– Где доктор? Прунскваллер? Положи ребенка на кровать и отвори дверь! Быстрее!
Слэгг немедленно повиновалась распоряжению, и как только кормилица повернулась лицом к двери, герцогиня быстро наклонилась и заглянула младенцу в лицо. Крошечные глазки ребенка были уже сонными, а пламя свечей бросала на лысую головку причудливые тени.
– Хм, хм, – рассеянно проговорила мать. – Ну и что теперь прикажете с ним делать?
Хоть госпожа Слэгг и была умудренной жизнью нянькой – седовласой и морщинистой – она несколько иначе восприняла смысл услышанного:
– Он только что из бани. Мы его выкупали и насухо вытерли. Дай Бог здоровья будущему повелителю.
– Ага, понятно, – равнодушно ответила герцогиня.
Не найдя, что ответить, нянька подхватила ребенка на руки и стала убаюкивать его.
– А Прунскваллер-то куда подевался? – снова поинтересовалась леди Гертруда.
– А… он… он внизу, – затараторила старая женщина, указывая морщинистым пальцем на пол. – Думаю, он должен быть еще там. Собирался пить пунш… Наверное, еще не ушел… Да будет благословен наш красавчик. Ах ты, прелесть моя.
Несомненно, последние две фразы относились все-таки к ребенку, а не к доктору Прунскваллеру. Леди Гроун, приподнявшись на локте, сурово посмотрела в сторону двери и зычным голосом крикнула:
– Скваллер!
Громкий крик загрохотал в коридорах и галереях, спустился на этаж ниже и дошел-таки до сознания доктора, и в самом деле успевшего уже принять пару стаканчиков пунша. Тем не менее врач не потерял способности соображать – судя по громкости голоса, можно было догадаться, что ее сиятельство очень желают видеть его, и именно сейчас. Неопределенного цвета глаза лекаря, похожие на два кусочка студня, заметались по комнате и наконец остановились на потолке. Прунскваллер поправил очки. Поспешно залив в глотку из стакана остатки горячительного напитка, медик бросился из комнаты. Еще даже не переступив порога комнаты леди Гертруды, доктор начал в своей обычной манере, перемежая слова ничего не значащими «ха-ха»:
– Госпожа! Ха-ха, я услышал ваш голос внизу и решил, ха-ха, что…
– Опять напился? – спросила герцогиня нарочито сурово.
– Ха-ха, вы поразительно верно догадались, ха-ха. Сидел, думал о жизни, конечно, ха-ха, за стаканчиком горячительного… И, ха-ха, услышал вдруг…
– Что услышал? – с легким раздражением перебила леди Гертруда.
– Да голос ваш, голос, – залепетал доктор, пьяно поводя глазами по сторонам. – Как только услышал, ха-ха, сразу и кинулся, коли желали меня видеть, ха-ха, так мы рады…
Герцогиня несколько мгновений смотрела на разболтавшегося эскулапа тяжелым взглядом, а потом снова откинулась на подушки.
Нянюшка Слэгг, мрачно смотря по сторонам, продолжала убаюкивать ребенка.
Между тем сам доктор, подойдя к столу, принялся рассеянно водить длинным указательным пальцем правой руки по кучке застывшего воска, при этом на его лице играла довольно неприятная улыбка.
– Я позвала тебя, Прунскваллер, – наконец заговорила герцогиня, тщательно подбирая каждое слово, – чтобы сказать – завтра я, скорее всего, окончательно встану на ноги…
– Ха-ха, сударыня, ха-ха, хи-хи, как вы изволили сказать? Завтра, ха-ха?
– Завтра, завтра, – хмуро подтвердила герцогиня, – а почему бы нет?
– Вообще-то, с точки зрения специалиста… – тут врач замялся.
– А почему нет? – холодно с нажимом повторила леди Гертруда.
– Ха-ха, я бы сказал, что очень необычно, хо-хо, странно и непонятно. Я бы хотел знать, почему все-таки так рано, хах-ха?
– Начинаете пудрить мне мозги, да? Я так и думала, между прочим… И тем не менее завтра с утра я буду на ногах.
Доктор Прунскваллер неопределенно пожал плечами и возвел глаза к небу – дескать, поперек воли господ не пойдешь. Поймав на себе выжидающий взгляд женщины, он выдавил:
– Хо-хо, я только советую, но приказывать не могу… Воля ваша, сударыня…
– Да перестань бормотать глупости, – вспыхнула Гертруда.
– Это не глупости, – неожиданно возразил эскулап, – это, хо-хо, ха-ха, если хо-хо-хотите знать, ха-ха, очень важно. Я бы настоятельно рекомендовал… – но тут Прунскваллер, поймав уже разгневанный взгляд герцогини, попятился назад, и пока она еще ничего не успела сказать или выкрикнуть, доктор с неожиданным проворством распахнул дверь и опрометью вылетел из комнаты.
– Баю-бай, спи, красавчик наш, – бормотала еле слышно нянька, – правда ведь, он у нас такой замечательный? Ах ты, мой сладенький.
– Кто?! – закричала леди Гертруда с такой силой, что пламя свечей наверху тревожно заколебалось.
Конечно, от столь пронзительного крика ребенок моментально проснулся и заплакал, а нянюшка Слэгг испуганно попятилась.
– Как кто? Его сиятельство, малыш, – растерянно забормотала нянька. – Он у нас такой…
– Слушай, знаешь что? – тяжело задышала роженица. – Я хочу видеть его только тогда, когда ему исполнится шесть лет! А пока ступай. Заботься о нем хорошо. Найди в городе кормилицу. У кастелянши спроси старые бархатные занавески – она знает, такие зеленые… Ткани много, сшейте ему, что там нужно из одежды… Да, вот тебе золотое кольцо, подбери к нему цепочку и надень малышу на шею – пусть носит. Отныне мальчик получает имя Титус. А теперь иди и оставь дверь открытой на шесть дюймов.
Леди Гертруда тут же запустила руку под подушку и извлекла на свет небольшую тростниковую свирель. И тотчас комнату наполнили звуки заунывной мелодии. А нянюшка Слэгг, судорожно схватив на лету брошенное госпожой золотое кольцо, поспешно бросилась вон из комнаты, точно здесь было преддверие ада. Леди Гроун приподнялась – теперь грусть напрочь исчезла из ее глаз, уступив место почти детскому ликованию. Некоторое время женщина неподвижным взглядом смотрела на неприкрытую нянькой – как и было приказано – дверь. Потом леди Гертруда резко тряхнула головой и снова заиграла печальную мелодию. В комнате стало тише и темнее. Темнее потому, что белые кошки хозяйки были убраны отсюда по настоянию доктора. Надолго ли?
СЕПУЛКРЕЙВ
В любой день в году, независимо от происходивших событий, между девятью и десятью часами утра его можно было застать сидящим в Каменном зале. По издавна заведенному порядку, именно в это время лорду подавался завтрак. Этот зал испокон веков служил хозяевам Горменгаста столовой и за все время повидал немало, а при возможности многое мог бы поведать. Лорд Сепулкрейв мрачно оглядел овальное помещение, своды которого подпирали два ряда колонн – справа и слева. Потолок был раскрашен в бело-голубые оттенки, изображая небосклон, на котором резвились и преследовали друг друга нарисованные безвестным художником розовощекие купидоны. Тот, кто задался бы целью сосчитать ангелочков, все равно сбился бы со счета – не только потому, что их было нарисовано слишком много, но и потому, что со временем краски потускнели и трудно было отличить отдельные фигурки от изображенных там же пухлых облачков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11