Сантехника, закажу еще
Схватившись обеими руками за приваренное пудовое кольцо я попытался открыть лаз, но с таким же успехом я мог пытаться сдвинуть Арарат или Памир. Но как мог тщедушный скрипач справиться с этой задачей, которая оказалась непосильной для нормального мужика? Оглядевшись по сторонам я увидел лом и понял в чем причина неуемном силы Столетова. Продев его в скобу и действуя как рычагом я откинул восьмидесятимиллиметровую броню и заглянул вниз. Черный могильный холод ударил в лицо, но сколько бы я не вглядывался, ничего кроме четырех лестничных перекладин разглядеть не мог.
- Ну что там, Костя? - Подпрыгивала внизу от нетерпения Милка. - Что видно?
- А ни хрена не видно. - Успокоил я её. - Темно как у меня в душе. Фонарик - то хоть в машине есть?
- Кажется есть. - Оживилась и активизировалась супруга. - Сейчас посмотрю. Точно есть! - Через некоторое мгновение радостно сообщила она.
- Так немедленно тащи его сюда.
- Но ты же говорил, чтобы я никуда от машины не отходила. - Язвительно вспомнила она и полезла наверх.
До дна колодца было не меньше десяти метров, причем на половине этого расстояния он резко расширялся так, что полностью разглядеть все дно мы никак не могли. Сплюнув и зажав фонарный шнурок зубами я полез вниз.
- Ммыы - ммыы! - Только и мог возразить я, чтобы не уронить фонарик, когда заметил, что Милка спускается следом. - Ну, чертова кукла. - злорадно решил я. - Вот сейчас спустимся и ты получишь все чего добивалась.
Однако ничего такого она не получила, потому что спустившись на дно мы в были в буквальном смысле охвачены и поражены жутким кошмаром. Когда я, наконец, смог оторвать луч фонарика от этого зрелища и перевести его на Милку, то всерьез испугался за её рассудок. Ее широко открытый, перекошенный рот едва слышно вопил от ужаса.
На разложенной вдоль стены, черной от крови клеенке, лежало два обезглавленных женских тела, причем одно из них некогда принадлежало Толстухе и было оно относительно целым, кроме головы отсутствовала только правая рука. Зато от второго, уже почерневшего тела оставалось только туловище. Кисти рук, кости ног, плечей и предплечий с остатками срезанного мяса, как и черные лоскуты кожи были беспорядочно разбросаны кругом. На кривоногом столике, где скрипач срезал мышцы жертв лежал широкий нож, а в чурку, кому - то и когда - то служившую стулом был воткнут блестящий кухонный топорик.
- Не думай ни о чем! - Быстро вылезай отсюда, дура! - Заорал я в самое ухо ничего не соображающей Милки и не долго думая потащил её к лестнице.
- Не надо, Константин Иванович! - Как гром среди ясного неба сверху рассыпался смех скрипача. - Оттуда уже никто не вылезет. Вы теперь там жить будете. Мясо у вас старое, так что в этом смысле вы для меня интереса не представляете. Живите сколько получится, я ведь просто так никого не убиваю, я не маньяк. Живите спокойно, но только в обмен на это отрежьте и отдайте мне ленкины ноги. Я здесь раз в неделю буду повляться, а потом, когда вы умрете я вас вытащу и сброшу в овраг. Там вороны живут. Они вас быстренько склюют, а кости собаки растащат.
- Послушай, Столетов, - хоть и сердце подпрыгнуло куда - то под язык, как можно спокойней начал я переговоры, - прекрати свои шуточки и пока у тебя есть возможность, немедленно сматывайся, потому как уже через час здесь будут люди.
- Га - га - га! - Зашелся он мефистофельским смехом и я понял, что он ненормальный. - Га - га - га! Какие это люди здесь будут?!
- Те кому мы доложили куда едем.
- Не смеши меня, Константин Иванович, я же прекрасно все видел. Я видел как вы рыскали за мной, сами не зная куда ехать. Ты что же думаешь, что я действительно был пьяным? Глубоко ошибаешься. Я притворялся. Я тебя ждал, потому что перед смертью Ленка, надеясь, что это меня остановит, рассказала о вашей совместной находке моего мундштука. Толстая глупая баба. Она так до конца и не поверила моим словам о том что я хочу её съесть. Кстати сказать, сегодня и ты отведал её мясца, а ещё и похвалил. Аппетитная, говоришь женщина! Я от смеха чуть не описался. Вот и на здоровье, вот и будете её доедать. Только в сыром виде. Я понимаю, что маринованная, да в шашлыке она вкуснее, но уж как есть. Не обессудьте. Я специально вытащил мундштук, ожидая твоей реакции, но ты или не обратил на это внимания или смог сдержать свои эмоции. Признаться у меня даже появились подозрения, что Ленка блефовала, но когда я увидел тебя у моего дома во второй раз, то понял, что наживку ты заглотил и пора тебя везти в мой холодильник. Как он тебе нравиться? Я его облюбовал ещё сорок лет назад, когда мой отец его строил. Их тогда под конвоем водили, а мы с мамкой иногда приходили и передавали ему хлеб. Мне было тогда пять лет и я ему сказал, чем голодать, так съели бы вы кого - нибудь, а то с хлебом трудности. Он тогда меня по лицу ударил и мамке сказал, что на радость её бабки растет ещё один вурдалак. Мать заплакала и била меня весь вечер.
- Твоя бабушка была такая же ненормальная? - Словно проснувшись спросила Милка.
- Нет, да и я совершенно нормальный человек, просто мне с детства запала в душу одна история рассказанная ей. Торопиться мне некуда, если хотите, то я вам ту историю перескажу.
- Да, хочу! - С каким - то нездоровым интересом ответила Милка.
- Моя бабушка во время войны пережила Ленинградскую блокаду. Так вот, бабушка с детства мне твердила, что все россказни про то что есть человечинку нельзя, то просто чепуха и прерассудок. Все это чушь будто бы все кто ел людишек быстро помирали. Она мне объяснила, что власти нас просто пугают, а сами каждый день обжираются людьми. потом она мне рассказывала про то как она первый раз попробовала человечинки и какая она вкусная. Она тогда жила в коммунальной квартире и кроме неё там проживало ещё четыре семьи. К зиме сорок третьго года из двадцати человек проживавших в этой квартире осталось только пятеро, в том числе и моя бабушка. Все они жили в одной самой маленькой комнате, потому что так было легче согреваться. Они даже и не жили, а лежали и готовились к смерти, уже безразличные к тому кто из них умрет первым.
Однажды один из них, профессор Станислав Юрьевич понес на рынок продавать последнюю ценную вещь, но его там то ли отобрали, то ли обманули, а может он сам её потерял. Бабушка до самой смерти не могла сказать этого точно. В общем плачущий профессор едва притащил свои ноги назад и без сил рухнув на пол сказал.
- Все. У меня больше ничего и никого нет. Теперь остается покорно лечь и помереть либо начать питаться трупами.
- Зачем же трупами? - Чуть слышно возразила молоденькая еврейка, теперь больше похожая на дряхлую старуху. - Не надо трупы. На них нет мяса. Под нами живет толстая девушка, дочь господина Берзина. Она регулярно и хорошо питается тем, что он ворует у себя на складах. Почему бы нам не съесть ее? Мы можем её убить и кушать свежее, жирное и сочное мясо целый месяц. Она весит не меньше чем семьдесят кило. Подумайте об этом, товарищи.
- А что тут думать? - Отозвалась бабушка. - Я бы рада, да только не одолеть нам её даже впятером. Она нас как дохлых мух перебьет.
- Я знаю как её убить. - Продолжала настаивать на своем еврейка. - Я крещеная и хочу чтоб мы весь грех поделили поровну.
- Как же мы можем её убить? - Уже заочно соглашаясь спросила Нюра, профессорская домработница. - А ну как сам Берзин про это узнает? Тогда всем нам крышка.
- Не узнает. - Успокоила её еврейка. - Сделаем так: Ты, Стеша, завтра утром как только Берзин уйдет на свои склады и она останется дома одна, поднимешся к ней и скажешь, что профессор уже не может ходить и хочет продать ей последнюю дорогую вещь. Она обязательно захочет её дешево купить и побежит к нам. Вот тут мы её и будем поджидать. Тут она и убъеться.
- Господи, - в отчаянии возразила бабушка, - да не сладить нам с нею.
- Нам и не надо её убивать. За нас это сделает пианино.
- Это как же? - Не понимающе спросил профессор и все посмотрели на чугунную раму со струнами, остатками от сожженного уже пианино.
- Мы повесим её над входом и укрепим так, чтобы она сорвалась вниз как только дверь пропуская девушку откроется достаточно широко.
- Но она же такая тяжелая, что мы едва ли сможем поднять и укрепить её над дверью. - Опять возразила бабушка.
- А вот этим нам надо заняться прямо сейчас. - Предложила инициатор убийства и все поползли пробовать свои силы.
Бабушка рассказывала, с каким трудом, трижды они поднимали чугунную арфу прежде чем смогли её закрепить так, чтобы падая она упала входящему точно на темя. А утром, как только Берзин ушел, она разбудила его ещё спящую дочку и передала просьбу профессора, а потом протиснулась в узкую щель над заряженной дверью и приготовилась со всеми вместе ждать.
Толстая дочка Берзина ворвалась без стука почти следом и сразу нашла свою смерть. Нет, удар не пришелся ей точно по голове. Рама сломала ей ключицу, плечо и опрокинула на пол. Но профессор и второй мужчина, имени которого бабушка не помнит, стояли с ножами на готове и быстро перерезали её горло и мучения. Потом они поднялись к ней в квартиру, взяли по два полена и в дальней комнате разожгли буржуйку. Еврейка была хоть и молоденькой, но умной. Она не давала им много мяса. Сначала совсем чуть чуть и только к концу второго дня позволила есть сколько им влезет. Бабушка рассказавала, что более вкусного мяса она никогда в жизни не едала и это острой зарубкой осталось в моей памяти. Уже тогда я решил, что неприменно, во что бы то ни стало, но съем полную девушку. Я и на Ленке - то женился из этого расчета. Планировал, что когда - нибудь оставшись одни в каком нибудь домике я обязательно её съем. Но наверное я неосторожно себя с ней вел, а может быть заранее сболтнул что - то лишнее, не знаю, но она стала меня бояться, по ночам закрываться на ключ в другой комнате, а три года назад вообще потребовала развода. Мне не оставалось ничего другого как с этим согласиться, потому как я боялся, что на суде она может поделиться своими подозрениями в отношении меня, а то и вовсе напишет заявление.
Когда позавчера, после вашей совместной прогулки, она вне себя примчалась ко мне и начала совать в нос мундштук, который я там потерял, я понял, что она сама себе подписывает приговор, а кроме того сбывается моя давнишняя мечта и я наконец - то смогу её попробовать. Сладко ей улыбаясь, с отточенным как бритва ножом я зашел к ней за спину. Чик и все готово. Ленка булькнула кровью и сразу же умерла. Не торопясь я помыл полы, а поздним вечером, когда дачники улеглись спать, отвез её сюда. Ну а остальное вы знаете сами.
- Зачем ты приехал сюда сегодня?
- Во - первых чтобы отрезать у неё голову, а во - вторых, чтобы заманить вас сюда - Предельно откровенно ответил шизофреник.
- Значит смерть Елены тобой намечалась давно?
- Выходит что так.
- Тогда объясни, зачем ты убил Савину Веронику? Если у тебя была идея фикс сожрать свою бабу, то причем здесь семнадцатилетняя школьница? Темнишь ты что - то, скрипач. Уже заранее, на всякий случай, хочешь зарекомендовать себя сумасшедшим.
- А кто вам сказал, что я сумасшедший? Я себя таковым не считаю и ни на какие снисхождения не надеюсь. Впрочем они мне и не нужны, потому, что вряд ли кто может разглядеть во мне злодея. Я интеллегентный человек и отличный музыкант. На работе заркомендовал себя только с хорошей стороны. Так что, как видете о снисхождениях говорить рано. Я вне подозрений. Никто ничего не видел, никто ничего не знает, а вы отсюда живыми никогда не выберетесь.
- Что же, хозяин барин. - Грустно согласился я. - Только мне не понятен один момент. Если сможешь, проясни его ещё до нашей смерти.
- С удовольствием.
- Если ты зациклился на канибализме, то в моем понимании, ты должен был строго придерживаться и следовать своих принципов, иначе вся твоя история про ленинградскую бабушку выглядет смешно. Я прав?
- Вы абсолютно правы, но я и придерживался принципов.
- Тогда зачем ты всю ночь насиловал Веронику, а убил только под утро Вспомнив видения Толстухи, на всякий случай спросил я.
- Откуда вам это известно? - Как - то стыдливо и застенчиво спросил он.
- Мне многое про тебя известно. - Понимая что попал, многозначительно ответил я. - Известно, что после каждого акта насилия ты втирал ей в уши всякую поэтическую чушь, а потом стал отрезать у неё голову, даже предварительно её не умертвив. Ты не маньяк - шизофреник, Столетов, ты элементарный убийца - садист. И даже в нашем псевдо - гуманном законодательстве, лично для тебя сделают исключение и назначат высшую меру как она есть, то бишь смертную казнь.
- Вы не понимаете. Да вам не понять меня никогда. Она, эта девушка, была прекрасна, и она могла принадлежать только мне. В ту ночь я понял, что она преднназначена для меня. Я был волен распоряжаться её душой, её судьбой и её телом. И я распорядился так как счел нужным. Вы ничего не понимаете. Она встретила свою смерть легко и радостно, так как было уготовано самой судьбой.
- Красиво говоришь, паскуда. - Прижимая к себе дрожжащую Милку выругался я. - Но только опять у тебя, козла, не клеется. Если рок и судьба, если знамение, зачем же тогда ты сожрал её руки и ляжки?
- Вам этого не понять... Я... Что это?...Нет, недо! - Вдруг заорал Столетов.
- Что это? - Я так и не понял, потому что стальная броня люка с грохотом поставила на нашем диалоге точку.
Вот теперь стало по настоящему темно. И если бы не слабеющий луч фонарика, то можно было подумать, что мы с Милкой провалились в тартарары. То ли от страха, то ли от холода, но её плечо упираясь мне в ребра стучали отбойным молотком.
- Прекрати вибрировать, овца! Не все ещё потеряно.
- Неужели ты ел её мясо? - Как будто теперь это что - то значило с тревогой спросила она. - Ты её ел? Нет, ты ответь, ты её ел?
- Перестань дурить. - Зло и сурово отозвался я. - Ты же знаешь, что после первой я не закусываю. У тебя что, более серьезной темы для размышлений нет?
- О каких размышлениях ты говоришь? Костя! Мы пропали? Здесь можно сойти с ума.
- Можно. Если постоянно об этом думать, а если повернуть свои мозги к более актуальному вопросу, то никакое сумасшествие нам не грозит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
- Ну что там, Костя? - Подпрыгивала внизу от нетерпения Милка. - Что видно?
- А ни хрена не видно. - Успокоил я её. - Темно как у меня в душе. Фонарик - то хоть в машине есть?
- Кажется есть. - Оживилась и активизировалась супруга. - Сейчас посмотрю. Точно есть! - Через некоторое мгновение радостно сообщила она.
- Так немедленно тащи его сюда.
- Но ты же говорил, чтобы я никуда от машины не отходила. - Язвительно вспомнила она и полезла наверх.
До дна колодца было не меньше десяти метров, причем на половине этого расстояния он резко расширялся так, что полностью разглядеть все дно мы никак не могли. Сплюнув и зажав фонарный шнурок зубами я полез вниз.
- Ммыы - ммыы! - Только и мог возразить я, чтобы не уронить фонарик, когда заметил, что Милка спускается следом. - Ну, чертова кукла. - злорадно решил я. - Вот сейчас спустимся и ты получишь все чего добивалась.
Однако ничего такого она не получила, потому что спустившись на дно мы в были в буквальном смысле охвачены и поражены жутким кошмаром. Когда я, наконец, смог оторвать луч фонарика от этого зрелища и перевести его на Милку, то всерьез испугался за её рассудок. Ее широко открытый, перекошенный рот едва слышно вопил от ужаса.
На разложенной вдоль стены, черной от крови клеенке, лежало два обезглавленных женских тела, причем одно из них некогда принадлежало Толстухе и было оно относительно целым, кроме головы отсутствовала только правая рука. Зато от второго, уже почерневшего тела оставалось только туловище. Кисти рук, кости ног, плечей и предплечий с остатками срезанного мяса, как и черные лоскуты кожи были беспорядочно разбросаны кругом. На кривоногом столике, где скрипач срезал мышцы жертв лежал широкий нож, а в чурку, кому - то и когда - то служившую стулом был воткнут блестящий кухонный топорик.
- Не думай ни о чем! - Быстро вылезай отсюда, дура! - Заорал я в самое ухо ничего не соображающей Милки и не долго думая потащил её к лестнице.
- Не надо, Константин Иванович! - Как гром среди ясного неба сверху рассыпался смех скрипача. - Оттуда уже никто не вылезет. Вы теперь там жить будете. Мясо у вас старое, так что в этом смысле вы для меня интереса не представляете. Живите сколько получится, я ведь просто так никого не убиваю, я не маньяк. Живите спокойно, но только в обмен на это отрежьте и отдайте мне ленкины ноги. Я здесь раз в неделю буду повляться, а потом, когда вы умрете я вас вытащу и сброшу в овраг. Там вороны живут. Они вас быстренько склюют, а кости собаки растащат.
- Послушай, Столетов, - хоть и сердце подпрыгнуло куда - то под язык, как можно спокойней начал я переговоры, - прекрати свои шуточки и пока у тебя есть возможность, немедленно сматывайся, потому как уже через час здесь будут люди.
- Га - га - га! - Зашелся он мефистофельским смехом и я понял, что он ненормальный. - Га - га - га! Какие это люди здесь будут?!
- Те кому мы доложили куда едем.
- Не смеши меня, Константин Иванович, я же прекрасно все видел. Я видел как вы рыскали за мной, сами не зная куда ехать. Ты что же думаешь, что я действительно был пьяным? Глубоко ошибаешься. Я притворялся. Я тебя ждал, потому что перед смертью Ленка, надеясь, что это меня остановит, рассказала о вашей совместной находке моего мундштука. Толстая глупая баба. Она так до конца и не поверила моим словам о том что я хочу её съесть. Кстати сказать, сегодня и ты отведал её мясца, а ещё и похвалил. Аппетитная, говоришь женщина! Я от смеха чуть не описался. Вот и на здоровье, вот и будете её доедать. Только в сыром виде. Я понимаю, что маринованная, да в шашлыке она вкуснее, но уж как есть. Не обессудьте. Я специально вытащил мундштук, ожидая твоей реакции, но ты или не обратил на это внимания или смог сдержать свои эмоции. Признаться у меня даже появились подозрения, что Ленка блефовала, но когда я увидел тебя у моего дома во второй раз, то понял, что наживку ты заглотил и пора тебя везти в мой холодильник. Как он тебе нравиться? Я его облюбовал ещё сорок лет назад, когда мой отец его строил. Их тогда под конвоем водили, а мы с мамкой иногда приходили и передавали ему хлеб. Мне было тогда пять лет и я ему сказал, чем голодать, так съели бы вы кого - нибудь, а то с хлебом трудности. Он тогда меня по лицу ударил и мамке сказал, что на радость её бабки растет ещё один вурдалак. Мать заплакала и била меня весь вечер.
- Твоя бабушка была такая же ненормальная? - Словно проснувшись спросила Милка.
- Нет, да и я совершенно нормальный человек, просто мне с детства запала в душу одна история рассказанная ей. Торопиться мне некуда, если хотите, то я вам ту историю перескажу.
- Да, хочу! - С каким - то нездоровым интересом ответила Милка.
- Моя бабушка во время войны пережила Ленинградскую блокаду. Так вот, бабушка с детства мне твердила, что все россказни про то что есть человечинку нельзя, то просто чепуха и прерассудок. Все это чушь будто бы все кто ел людишек быстро помирали. Она мне объяснила, что власти нас просто пугают, а сами каждый день обжираются людьми. потом она мне рассказывала про то как она первый раз попробовала человечинки и какая она вкусная. Она тогда жила в коммунальной квартире и кроме неё там проживало ещё четыре семьи. К зиме сорок третьго года из двадцати человек проживавших в этой квартире осталось только пятеро, в том числе и моя бабушка. Все они жили в одной самой маленькой комнате, потому что так было легче согреваться. Они даже и не жили, а лежали и готовились к смерти, уже безразличные к тому кто из них умрет первым.
Однажды один из них, профессор Станислав Юрьевич понес на рынок продавать последнюю ценную вещь, но его там то ли отобрали, то ли обманули, а может он сам её потерял. Бабушка до самой смерти не могла сказать этого точно. В общем плачущий профессор едва притащил свои ноги назад и без сил рухнув на пол сказал.
- Все. У меня больше ничего и никого нет. Теперь остается покорно лечь и помереть либо начать питаться трупами.
- Зачем же трупами? - Чуть слышно возразила молоденькая еврейка, теперь больше похожая на дряхлую старуху. - Не надо трупы. На них нет мяса. Под нами живет толстая девушка, дочь господина Берзина. Она регулярно и хорошо питается тем, что он ворует у себя на складах. Почему бы нам не съесть ее? Мы можем её убить и кушать свежее, жирное и сочное мясо целый месяц. Она весит не меньше чем семьдесят кило. Подумайте об этом, товарищи.
- А что тут думать? - Отозвалась бабушка. - Я бы рада, да только не одолеть нам её даже впятером. Она нас как дохлых мух перебьет.
- Я знаю как её убить. - Продолжала настаивать на своем еврейка. - Я крещеная и хочу чтоб мы весь грех поделили поровну.
- Как же мы можем её убить? - Уже заочно соглашаясь спросила Нюра, профессорская домработница. - А ну как сам Берзин про это узнает? Тогда всем нам крышка.
- Не узнает. - Успокоила её еврейка. - Сделаем так: Ты, Стеша, завтра утром как только Берзин уйдет на свои склады и она останется дома одна, поднимешся к ней и скажешь, что профессор уже не может ходить и хочет продать ей последнюю дорогую вещь. Она обязательно захочет её дешево купить и побежит к нам. Вот тут мы её и будем поджидать. Тут она и убъеться.
- Господи, - в отчаянии возразила бабушка, - да не сладить нам с нею.
- Нам и не надо её убивать. За нас это сделает пианино.
- Это как же? - Не понимающе спросил профессор и все посмотрели на чугунную раму со струнами, остатками от сожженного уже пианино.
- Мы повесим её над входом и укрепим так, чтобы она сорвалась вниз как только дверь пропуская девушку откроется достаточно широко.
- Но она же такая тяжелая, что мы едва ли сможем поднять и укрепить её над дверью. - Опять возразила бабушка.
- А вот этим нам надо заняться прямо сейчас. - Предложила инициатор убийства и все поползли пробовать свои силы.
Бабушка рассказывала, с каким трудом, трижды они поднимали чугунную арфу прежде чем смогли её закрепить так, чтобы падая она упала входящему точно на темя. А утром, как только Берзин ушел, она разбудила его ещё спящую дочку и передала просьбу профессора, а потом протиснулась в узкую щель над заряженной дверью и приготовилась со всеми вместе ждать.
Толстая дочка Берзина ворвалась без стука почти следом и сразу нашла свою смерть. Нет, удар не пришелся ей точно по голове. Рама сломала ей ключицу, плечо и опрокинула на пол. Но профессор и второй мужчина, имени которого бабушка не помнит, стояли с ножами на готове и быстро перерезали её горло и мучения. Потом они поднялись к ней в квартиру, взяли по два полена и в дальней комнате разожгли буржуйку. Еврейка была хоть и молоденькой, но умной. Она не давала им много мяса. Сначала совсем чуть чуть и только к концу второго дня позволила есть сколько им влезет. Бабушка рассказавала, что более вкусного мяса она никогда в жизни не едала и это острой зарубкой осталось в моей памяти. Уже тогда я решил, что неприменно, во что бы то ни стало, но съем полную девушку. Я и на Ленке - то женился из этого расчета. Планировал, что когда - нибудь оставшись одни в каком нибудь домике я обязательно её съем. Но наверное я неосторожно себя с ней вел, а может быть заранее сболтнул что - то лишнее, не знаю, но она стала меня бояться, по ночам закрываться на ключ в другой комнате, а три года назад вообще потребовала развода. Мне не оставалось ничего другого как с этим согласиться, потому как я боялся, что на суде она может поделиться своими подозрениями в отношении меня, а то и вовсе напишет заявление.
Когда позавчера, после вашей совместной прогулки, она вне себя примчалась ко мне и начала совать в нос мундштук, который я там потерял, я понял, что она сама себе подписывает приговор, а кроме того сбывается моя давнишняя мечта и я наконец - то смогу её попробовать. Сладко ей улыбаясь, с отточенным как бритва ножом я зашел к ней за спину. Чик и все готово. Ленка булькнула кровью и сразу же умерла. Не торопясь я помыл полы, а поздним вечером, когда дачники улеглись спать, отвез её сюда. Ну а остальное вы знаете сами.
- Зачем ты приехал сюда сегодня?
- Во - первых чтобы отрезать у неё голову, а во - вторых, чтобы заманить вас сюда - Предельно откровенно ответил шизофреник.
- Значит смерть Елены тобой намечалась давно?
- Выходит что так.
- Тогда объясни, зачем ты убил Савину Веронику? Если у тебя была идея фикс сожрать свою бабу, то причем здесь семнадцатилетняя школьница? Темнишь ты что - то, скрипач. Уже заранее, на всякий случай, хочешь зарекомендовать себя сумасшедшим.
- А кто вам сказал, что я сумасшедший? Я себя таковым не считаю и ни на какие снисхождения не надеюсь. Впрочем они мне и не нужны, потому, что вряд ли кто может разглядеть во мне злодея. Я интеллегентный человек и отличный музыкант. На работе заркомендовал себя только с хорошей стороны. Так что, как видете о снисхождениях говорить рано. Я вне подозрений. Никто ничего не видел, никто ничего не знает, а вы отсюда живыми никогда не выберетесь.
- Что же, хозяин барин. - Грустно согласился я. - Только мне не понятен один момент. Если сможешь, проясни его ещё до нашей смерти.
- С удовольствием.
- Если ты зациклился на канибализме, то в моем понимании, ты должен был строго придерживаться и следовать своих принципов, иначе вся твоя история про ленинградскую бабушку выглядет смешно. Я прав?
- Вы абсолютно правы, но я и придерживался принципов.
- Тогда зачем ты всю ночь насиловал Веронику, а убил только под утро Вспомнив видения Толстухи, на всякий случай спросил я.
- Откуда вам это известно? - Как - то стыдливо и застенчиво спросил он.
- Мне многое про тебя известно. - Понимая что попал, многозначительно ответил я. - Известно, что после каждого акта насилия ты втирал ей в уши всякую поэтическую чушь, а потом стал отрезать у неё голову, даже предварительно её не умертвив. Ты не маньяк - шизофреник, Столетов, ты элементарный убийца - садист. И даже в нашем псевдо - гуманном законодательстве, лично для тебя сделают исключение и назначат высшую меру как она есть, то бишь смертную казнь.
- Вы не понимаете. Да вам не понять меня никогда. Она, эта девушка, была прекрасна, и она могла принадлежать только мне. В ту ночь я понял, что она преднназначена для меня. Я был волен распоряжаться её душой, её судьбой и её телом. И я распорядился так как счел нужным. Вы ничего не понимаете. Она встретила свою смерть легко и радостно, так как было уготовано самой судьбой.
- Красиво говоришь, паскуда. - Прижимая к себе дрожжащую Милку выругался я. - Но только опять у тебя, козла, не клеется. Если рок и судьба, если знамение, зачем же тогда ты сожрал её руки и ляжки?
- Вам этого не понять... Я... Что это?...Нет, недо! - Вдруг заорал Столетов.
- Что это? - Я так и не понял, потому что стальная броня люка с грохотом поставила на нашем диалоге точку.
Вот теперь стало по настоящему темно. И если бы не слабеющий луч фонарика, то можно было подумать, что мы с Милкой провалились в тартарары. То ли от страха, то ли от холода, но её плечо упираясь мне в ребра стучали отбойным молотком.
- Прекрати вибрировать, овца! Не все ещё потеряно.
- Неужели ты ел её мясо? - Как будто теперь это что - то значило с тревогой спросила она. - Ты её ел? Нет, ты ответь, ты её ел?
- Перестань дурить. - Зло и сурово отозвался я. - Ты же знаешь, что после первой я не закусываю. У тебя что, более серьезной темы для размышлений нет?
- О каких размышлениях ты говоришь? Костя! Мы пропали? Здесь можно сойти с ума.
- Можно. Если постоянно об этом думать, а если повернуть свои мозги к более актуальному вопросу, то никакое сумасшествие нам не грозит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15