Через четверть часа они подбежали к дверям дома актрисы.В доме Пуссеты было тихо и темно.
— Можно подумать, что дом пуст, — сказал Ивон.
— А между тем дверь заперта только на задвижку, — отвечал Кожоль.
Толкнув дверь в спальню актрисы, Кожоль вдруг отшатнулся.
— Какой чад! — произнес он.
Из открытой двери спальни распространялся по дому удушливый запах углеродного газа.
— Неужели она задохнулась? — вскричал граф, бросаясь в комнату и открывая окна.
В этой кокетливой комнате, на постели, украшенной шелком и кружевами, лежала грациозная, милая женщина. Она была мертва. На столе лежала бумажка со следующими строками:
«Я не могу пережить того, что узнала. Моя любовь так горяча, что я не имею мужества проклинать его. Пусть Лоретта, друг моих последних дней, помолится за меня Богу».
— Бедная Пуссета! — сказал Кожоль, целуя лоб умершей.
— Кто этот негодяй, который все ей рассказал? '— спросил Ивон.
Вместо ответа он услышал крик графа.
— Взгляни! — сказал он, указывая под кровать.
Под кроватью актрисы виднелся труп, окрученный веревками. Одна из них, обернутая вокруг шеи, привязывала его к ножке кровати.
Во рту был кляп.Достав труп из-под кровати, молодые люди узнали Шарля Точильщика.
— Его смерть была ужасна, — сказал Кожоль. — Тот, кто предупредил Пуссету, изобрел для Точильщика переход в вечность неизмеримо более мучительный, чем эшафот.
Опутанный веревкой, с кляпом во рту, он не мог ни пошевелиться, ни крикнуть, наблюдая за самоубийством той, кого любил больше жизни, не имея возможности спасти ее или даже попрощаться с ней. Несчастная Пуссета умерла, даже не подозревая, что ее любимый умирал рядом с ней...
Из кармана жилета Бералек достал письмо с надписью: «Графу Кожолю». «Только вчера я узнал о месте, где скрыто сокровище. Срок возвращения Пуссеты истекает завтра. Так что я успеваю. 17 брюмера».
— Кажется, смерть помешала ему быть точным, — прервал Ивон. Кожоль продолжал читать:
«Миллионы зарыты в погребах, которые Сюрко в течение шести недель снимал у галунщика Брикета, в том самом отделении, которое занимал граф Кожоль в течение одиннадцати месяцев».
— Это все? — спросил Ивон.
— Нет, тут есть еще кое-что...
«Когда граф Кожоль будет читать это письмо, я буду за французской границей с Пуссетой, поэтому поручаю ему отыскать некую даму, имени которой он не желал назвать...».
— Что еще за дама? — прервал удивленный шевалье.
— По правде, не знаю. Он хотел узнать имя одной дамы, с которой, как он вообразил, я прогуливался... А так как я и сам не мог вспомнить, то ничего не мог ответить по этому поводу...
— Ну так читай дальше!
«... и передать ей следующие слова, она сумеет их понять: «Разносчик Шарль возвращает вам свободу, которой вы лишили себя, чтобы спасти любимое существо».
— Что за чепуха? — ворчал Кожоль.
— Кем бы могла быть эта женщина? —наивно спрашивал Бералек.
— Я знаю столько же, сколько и ты. Вот и все...
— Это все?
— Еще маленькая приписка, «Одновременно с выдачей миллионов я готовлю вам сюрприз, который должен отомстить за меня».
Друзья удивленно переглянулись.
— О, Господи, аббат нас ждет! Лети к нему, — сказал Кожоль, — а я помчался их выкапывать!
— Хорошо, — сказал Ивон, — но дай мне записку, в которой Пуссета прощается с мадам Сюрко.
Взяв записку, Бералек удалился. Кожоль попрощался с умершей и тоже вышел. Аббат сидел в приемной у Фуше, когда заметил Ивона Бералека, входящего в здание префектуры.
— Гражданин министр, вы позволите переговорить мне с моим человеком?
— Сделайте одолжение, аббат, сделайте одолжение! Может быть, этот молодой человек скажет что-нибудь о семи миллионах! — отвечал Фуше смеясь.
Бералек не мог сообщить при Фуше все подробности, так что он ограничился тем, что прошептал:
— Мы узнали, где лежит сокровище! Кожоль побежал выкапывать его. Я сейчас присоединюсь к Кожолю.
— Нет, шевалье. Ваша помощь понадобится здесь. Вокруг дома бродит много наших, ступайте к ним. Предупредите только Кожоля, где найти меня!
Ивон удалился...
— Итак, гражданин министр, мы можем возобновить наш разговор...
— Так решено, что наш человек стоит бесспорно семь миллионов?
— Да, решено!
— В какую минуту он будет стоить этой суммы?
— Как только он остановит полет триумфатора... Аббат подошел к окну и окликнул Бералека, которого мучило предчувствие какого-то несчастья.
— Нет известий о Кожоле?
— Никаких. Я послал за ним Сен-Режана, но и того еще нет.
Сердце болезненно ныло в груди у аббата. Вдруг он почувствовал на своем плече прикосновение руки Бералека.
— Кожоль подъезжает к дому.
Пьер вошел. Он был смертельно бледен. Аббат едва смог прошептать:
— Сокровище?
— Отыскали раньше меня... все унесено! — хрипло сказал Кожоль.
Карета Бонапарта подъезжала ко дворцу. Фуше поднес к губам свисток.
— Пришла минута дать мне слово, аббат! — сказал он отрывистым голосом.
Аббат резко выпрямился.Он готов был дать клятву. Но его совесть — совесть честного человека, возмутилась, и он тяжело опустился.на стул.
— Пропустите эту карету, господин министр.
— После всего, что случилось, господин Монтескье, вы понимаете, что приобрели во мне жестокого врага.. Даю вам четыре часа для выезда из Парижа... вам и вашим... примите это к сведению, потому что я изучил все места, где могу найти вас...
Он повторил:
— Четыре часа!
ГЛАВА 30
Монтескье обратился к друзьям:
— Вы слышали, нам дают четырехчасовую отсрочку. Позаботьтесь о своей безопасности.
И они расстались.Кожоль, ни слова не говоря, повел друга прямо к заставе Було. Там их ждал Сен-Режан, держа под уздцы двух отличных лошадей. К седлу каждой был привязан походный чемодан.
Друзья попрощались с Сен-Режаном, и он удалился.
— Теперь, Ивон, скорее в седло и в путь! — скомандовал Кожоль, вскакивая на спину лошади.
— Ты ничего не забыл перед отъездом? — спросил шевалье.
Кожоль пожал плечами.
— Не думаю, Ивон. Ты видишь: у нас превосходные лошади, отличное оружие, набитые чемоданы и у меня в поясе — триста луидоров. Я ничего не забыл. Итак, в путь!
— А Лоретта?!
Пьер был невозмутим.
— Мадам Сюрко опять переехала в свой дом. Я заходил к ней и простился за нас обоих, извинившись за тебя, что ты лично не мог повидаться с нею...
— Ты что-то скрываешь от меня?
— Ты с ума спятил? — отвечал Кожоль с громким смехом.
—С ней что-то случилось, а ты скрываешь от меня! Пьер молчал.
— Я хочу еще раз увидеть Лоретту. Может, она умерла?
— Нет, клянусь, что она жива!
— Но что же случилось? Говори, умоляю тебя! Граф снова промолчал.
— Ты молчишь! Понимаю... Что ж... И он повернул лошадь.
Кожоль схватил ее под уздцы.
— Ты не поедешь, — отрывисто бросил он.
— Пусти, Пьер, — проговорил Ивон с едва сдерживаемой яростью.
— Поверь мне, ты должен отказаться от желания увидеть Лоретту!
Ивон вынул пистолет и взвел курок,
— Пьер, подумай о моем отчаянии. Ведь я буду вынужден убить тебя! — сказал он.
— Ступай, упрямец! Я хотел тебя избавить от этого! — грустно отвечал Пьер.
Копыта лошадей дробно застучали. Расстояние между заставой и улицей Мон-Блан покрылось мгновенно.
Шевалье подлетел к дому Сюрко, обезумев от отчаяния.Кожоль еще раз остановил его, загородив собой дверь и последний раз повторив:
— Откажись видеть Лоретту!
Не отвечая ни слова, влюбленный отшвырнул его и вбежал в дом.
— Бедный Ивон! — прошептал Кожоль, бросаясь за ним. Ивон жил в этом доме целый год, и он хорошо знал все его закоулки, чтобы заблудиться в темноте. Дверь комнаты вдовы была распахнута настежь. Бералек вбежал с криком:
— Лоретта! Лоретта!
Внезапно он отшатнулся, пораженный ужасом. Мадам Сюрко лежала на кровати бледная и без движения.
— Умерла!
Адский хохот раздался ему в ответ. Затем послышался дребезжащий голос:
— О, нет! Не умерла! Она еще долго будет жить... чтобы мучиться... а иначе я не буду вполне отомщен!
Ивон поднял глаза и увидел за изголовьем кровати отвратительного старика с выражением мрачного торжества на лице. Несколько минут Бералек рассматривал эту жуткую личность.
— Кто ты? — спросил он.
— Я — Сюрко, муж этой женщины, которого считали мертвецом! — захохотал старик.
Шевалье в ужасе отшатнулся.
— Ты лжешь! Лжешь!
— Спроси тоге, кто стоит у тебя за спиной! Ивон обернулся и увидел Кожоля.
— Да, это правда, он действительно Сюрко, — сказал граф.
— Откуда ты это знаешь?!
— Лоретта сама подтвердила это мне, когда он предстал перед ней. Он вышел из подземелья Точильщика, куда тот его упрятал.
Ивон был близок к помешательству.
— Я убъю его!
Но Кожоль стал перед ним.
— Во имя той, которая здесь лежит, я приказываю вам пощадить этого человека. Такова ее воля, и моя обязанность позаботиться об ее исполнении.
— Твоя обязанность, Пьер?
— Да, моя обязанность. Лоретта — моя сестра, а этот подлец, мой прежний лакей, заставил ее выйти за себя замуж под страхом эшафота, куда отправил мою мать.
— И ты не даешь мне убить его!
— Нет. Я поклялся сестре, что сохраню его жизнь. Ивон без сил опустился на стул.
— Да, — продолжал Кожоль, — вот почему я не пускал тебя сюда, мой бедный друг. Я хотел оставить только себе ту ужасную истину, которую сегодня узнал от Лебика.
— Ты видел этого разбойника?!
— Ты все узнаешь, но надо торопиться. У нас мало времени.
— И мы оставим ее в руках этого мерзавца?
— Так надо...
Нагнувшись к уху друга, граф прошептал так тихо, что Сюрко не мог ничего расслышать.
— Ивон, не все потеряно, надейся!
Затем он подошел к Сюрко и, указывая ему на бездыханное тело Лоретты, произнес спокойно, но твердо:
— Лабранш, эта женщина сегодня два раза спасла тебе жизнь. В первый раз я готов был убить тебя, во второй я спас тебя от своего друга. Помни это. Не вздумай требовать у нее ответа за прошлое. Она так же невинна, как новорожденный младенец. В противном же случае — берегись!
Бросив прощальный взгляд на сестру, все еще скованную тяжелым обмороком, Кожоль увел шевалье.Когда стук копыт донесся до слуха старика, он дико захохотал:
— А, похитители сокровищ! Вы украли у меня золото с помощью этой проклятой женщины и еще хотите, чтобы я не мстил ей! Она моя, она в моей власти, моя, моя, моя! Я сам видел ее в постели с любовником. А они уверяют, что она невинна!..
Он остановился, задыхаясь от злобы.
— Неважно, если я потом умру!
И отвратительный старик, задыхаясь от жестокого предвкушения, протянул к Лоретте свои крючковатые руки... В этот момент огромная рука мягко легла на его затылок. Старик задергал было головой, пытаясь высвободить шею, но исполинские пальцы медленно, страшно
медленно обхватили ее и сжимали до тех пор, пока не раздался отвратительный треск позвонков... ...Вот что случилось с Кожолем, когда он бросился откапывать сокровище...
Граф вошел в помещение через отверстие, проделанное в печи дома Сюрко и добрался до погребка, где так долго сидел в заточении.Здесь он остановился в изумлении. Ковры, занавеси, мебель — все исчезло. Остались только голые стены, тускло отражавшие свет его фонаря.
Вдруг он споткнулся и упал в углубление, сделанное в земле.
— Я опоздал...
Кожоль вылез из ямы, освещая земляной пол фонарем. Он заметил, что все углы изрыты.
— Все похищено! — повторил он.
Неожиданно раздался громкий смех. Дверь погреба быстро захлопнулась, и лязгнул засов.Опять Кожоль был в плену.Он яростно бросился к двери. За ней слышался насмешливый хохот.
— Отвори, негодяй! — крикнул он.
— Ого, — отвечал голос, — это слишком грубое обращение к вашему другу Лебику!
— Чего ты хочешь за мое освобождение? — спросил он голосом, которому пытался придать твердость.
— Почти ничего, господин Кожоль, я, собственно, ничего не имею против вас... при случае... даже не откажусь услужить вам некоторыми сведениями. Я вам сейчас отопру, только дайте мне честное слово дворянина, что ничего не предпримете против меня и беспрепятственно отпустите после того, как мы с вами побеседуем.
Кожолю ничего не оставалось делать, как согласиться.
— Даю слово, — отвечал он.
Он услыхал лязг засова. Дверь отворилась и вошел Лебик, хохоча, как уличный мальчишка, выкинувший забавную шутку.
— Я был уверен, — произнес он, — что мышка попадет в мышеловку. Уже три дня, как я вас караулю.
— Зачем? — спросил Пьер.
— Да затем, чтобы отблагодарить за указание места, где искать сокровища!
— По-твоему, это я указал, где лежат миллионы?
— Вы не можете себе представить, скольких трудов и неприятностей стоил мне этот клад! Рассказать?
— Рассказывай.
— Охотно. Я думаю, что не стоит рассказывать, как он попал в руки к Сюрко и его приятеля от Дюбарри...
— Мой друг Бералек познакомил меня с некоторыми твоими похождениями, Баррасен.
— Видите ли, когда сокровище было похищено двумя приятелями, я задался мыслью непременно стянуть его для себя. Но в то время некто Функье Тинвилль сильно интересовался мною. Настолько сильно, что я вынужден был бежать. В одно из таких путешествий я и познакомился с Точильщиком, моим дорогим другом.
— Кстати, Лебик, не замешан ли ты немножко в смерти своего дорогого друга? Два часа тому назад я видел его труп.
— Не сбивайте меня... Прежде всего мне нужен был надежный помощник, и я выбрал Шарля. Решили честно поделить добычу. Месяц спустя мы были опять в Париже и с нами — тридцать славных товарищей.
— Да, шайка Точильщика.
— Именно. Сначала я было решил прижать Сюрко. Предчувствие подсказывало мне, что именно он был хранителем клада. Одно обстоятельство подтвердило мое предположение — его женитьба. Сюрко был дальновидный человек. Он сообразил, что революционное господство не вечно будет длиться. В один прекрасный день смиренные возвысятся, а гордые унизятся. Обворованные потребуют свое имущество. Словом, надо заранее создать себе обеспеченное положение...
— Отлично придумано.
— Он рассуждал так: «Если власть снова перейдет к дворянам, они не станут меня трогать, когда узнают,- что я женился на благородной девушке и спас ее тем от эшафота. А миллионы можно представить, как деньги жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33