она словно рассердилась на людей за их достижения — покорение полюса и отважные полеты. В вагоне мы узнали о новом трансарктическом перелете. Известный полярный летчик С. А. Леваневский на тяжелом самолете с большим грузом вылетел через полюс на Аляску. Когда это сообщение появилось в газетах, все радовались новому достижению в покорении Арктики. Но уже на следующий день газеты сообщили печальную новость. Самолет перелетел через полюс и час спустя дал тревожную радиограмму о неисправности мотора. Затем связь прекратилась. Самолет исчез. Сразу же были приняты меры по его розыску. В Арктику полетели специальные экспедиции — искать исчезнувший самолет. Но все было напрасно. Самолет погиб, погиб и славный летчик Леваневский. Гибель его опечалила всех. Люди стали еще больше волноваться за судьбу четверки, дрейфующей на льдине. А там в это время начались сильные штормы и сжатия. Лед вновь встал как страшная разрушительная стихия. Льдину, на которой дрейфовали папанинцы, разломало. Возникла угроза гибели лагеря. В таких тревожных условиях наступила в Арктике зима. Тревоги продолжались-в
дальше, — ледяная стихия бушевала. Пришлось принимать срочные меры по спасению зимовщиков. Были посланы суда и самолеты. И вот в эфир пошла последняя телеграмма с первой дрейфующей станции: «Станция Северный полюс. 19 февраля. Всем, всем, всем. Заканчиваю свою работу. Кренкель».
Продрейфовав более двухсот семидесяти суток, станция закончила свою работу. Люди были сняты советским ледоколом.
Папанинцы прибыли в Ленинград. Толпы народа стояли на улицах, по которым ехали их автомашины. Мне очень хотелось посмотреть на этих отважных людей, которые были там, в стране холода и снега.
Народу собралось столько, что пробраться было совершенно невозможно. Но мне повезло: в толпе, которая, как волна прибоя, металась из стороны в сторону, я успел схватиться за фонарный столб и удержался на месте. В следующее мгновение я был уже в передних рядах и проскользнул на угол Невского и Литейного. Машины с полярниками прошли рядом со мной. Водной из них сидел человек с умным, волевым лицом и огромной бородой. Это был Отто Юльевич Шмидт. Он приветливо улыбался и махал рукой.
После того как все машины проехали и люди разошлись, я пешком пошел к себе в Сосновку, где было наше студенческое общежитие.
Вот я и увидел настоящих полярников; но странно,— почему-то я думал не о них, а о своей реке, заполненной массой ледяных чешуек, с которыми мне предстояло бороться.
Время шло очень быстро, и надо было уже приступать к работе над дипломом.
Трудность борьбы с этими ледяными чешуйками на моей реке заключалась в том, что зимой река давала мало воды, так как большинство ледников переставало таять. Но именно в это время и появлялась масса шуги.
Гидростанция, которую я проектировал, была высоко в горах. Если шугу допустить до станции, то будут забиты все подходы к турбинам и станция не сможет работать. Надо было обязательно задержать шугу и убрать ее где-то на пути к гидростанции. Но как? В этом-то и была задача!
Существующие способы борьбы с шугой мне.не под-
ходили; они основывались на том, что верхний слои воды вместе с шугой отводили особым лотком в сторону и ебрасывали. Но это можно было делать, когда много воды. А если ее мало, тогда как поступать? Кроме того, на горных станциях каждый кубический метр воды ценится тем больше, чем выше он поднят. Иными словами, один и тот же кубический метр воды может дать разное количество энергии, в зависимости от того, с какой высоты он падает. В моем дипломном проекте воду нужно было поднимать на 100 метров, поэтому терять воду, поднятую на такую высоту, чтобы смыть шугу, было расточительством. Это было бы равносильно топке печи бумажными деньгами, вместо того, чтобы на них купить дров.
Профессор меня перехитрил. Несколько лет пробовал он давать этот проект студентам в качестве диплома, но никто его не брал, все боялись шуги. А я поплатился за «полярничка» и за то, что увлекся льдом. Но делать нечего, «Назвался груздем, полезай в кузов», — говорит русская пословица.
Мозг мой напряженно работал. Куда бы я ни шел, что бы ни делал, мысль возвращалась к проекту. Я перебрал массу всяких вариантов, но все они не подходили. Мои приятели уже начали чертить предварительные схемы.
Только я еще ничего не придумал.
— Что, «полярничек», не слушаются твои «ледышки»,— добродушно смеялись надо мной ребята.
— Не получается, — признавался я. Неудача с дипломной работой меня сильно угнетала.
Как-то вечером, сидя в столовой, я вспомнил, как определял, сколько воды в зимнее время дает Абакан. Тогда, чтобы избавиться от шуги, я применил сетчатый черпак, которым вычерпывал из лунки шугу. Вода просачивалась, а ледяные пластинки оставались на металлической сетке. Меня осенила догадка: что, если перегородить канал особыми сетками и скопившуюся шугу вычерпывать и сбрасывать с помощью транспортеров? Мысль мелькнула, как молния, и захватила меня всего. Я бросил ужин и побежал в «чертежку». Чертежная работала до 12 часов ночи, народу там было мало. Я выбрал дальний угол и засел за схему. С этого дня с утра до вечера я проводила чертежной, рассчитывая Свои
черпаки. Свой план держал втайне, боялся, что будут смеяться. Я еще не был уверен в правильности своего вывода. Почему такое простое решение раньше никому не приходило в голову? Очевидно, где-то таятся подводные камни? Надо точно подсчитать, какое количество энергии затрачивается на процеживание и сброс шуги. Оказалось, что очень большое. Я расстроился: вот, оказывается, в чем дело.
Печальный, собрал я свои чертежи, завернул их в трубочку и пошел в общежитие. Но по дороге мелькнула другая мысль. А сколько энергии потребуется, если смывать шугу водой? Надо же перевести теряемую воду в энергию, это же самое главное! Я снова побежал в «чертежку». Наверное, вид у меня был странный, потому что лаборантка, выдававшая счетные линейки, смотрела на меня очень удивленно и даже подозрительно, тем более, что с полчаса назад я здесь уже был.
Когда я провел расчет энергии теряемой воды, то даже подпрыгнул от неожиданности. Цифры получились огромные. Теперь энергии требовалось в десять раз больше, чем на подъем шуги черпаками. От радости мне захотелось крикнуть «ура!»
Для убедительности надо было построить график, который показал бы, как постепенно с высотой подъема воды становится выгоднее использовать электроэнергию. Расчеты подтвердили, что при падении воды с высоты 10 метров уже выгоднее использовать электрическую энергию. Оказывается, в высокогорных станциях на смыв шуги теряется огромное количество энергии. Я так увлекся расчетом, что не заметил времени. Лаборантка уже два раза меня предупреждала, что чертежная, закрывается. Наконец она подошла ко мне и плачущим голосом сказала:
— Может быть, вы ночевать тут собираетесь?
— Разве уже пора?— спросил я.
— Что пора! Я из-за вас уже лишних полчаса сижу!
— Извините, пожалуйста. Понимаете, получилось! — воскликнул я.—Посмотрите на этот график!
Но девушка не стала смотреть на мой график. Я увидел ее усталые глаза, быстро собрал свои вещи, еще раз извинился и, радостный, пошел в общежитие.
Ребятам ничего не сказал. Надо еще и еще раз все проверить. Профессору также решил пока не говорить.
Хотя мной он уже интересовался и спрашивал: «Куда исчез полярничек?» Ребята ему говорили, что я хожу мрачный, ни с кем не разговариваю и вообще они опасаются за мою жизнь. Как бы шуга меня не «зашуго-вала» совсем.
— Говорите, мрачный ходит? — спрашивал профессор.— Это хорошо, — значит, думает!
Ему-то было хорошо, а вот мне-то каково! Но сегодня и мне стало хорошо. Словно до этого был туман перед глазами и я не знал, куда идти, а вот туман рассеялся и путь ясен.
На следующий день я проверил все расчеты и, убедившись, что они правильны, отправился к профессору.
Профессора я не застал, но зато увидел огромное объявление о конкурсе по борьбе с наносами и шугой. Подача предложений должна была быть в конвертах под девизом. Это значит, что участник конкурса подает два конверта с каким-нибудь придуманным названием — девизом. В одном конверте должно быть предложение, а в другом — имя, фамилия и адрес автора. Такой порядок установили для объективности суждения и для того, чтобы заранее не знали имени участников конкурса. Если предложение понравится, то вскроют второй конверт и узнают, кто автор этого предложения; если же предложение не обратило на себя внимание, то никто не будет знать, кто его подал. У меня мелькнула мысль: а что, если подать на конкурс? Я же ничем не рискую; плохо, так никто и не узнает. А вдруг понравится!
Никому ничего не говоря, я подал свои расчеты и схемы на конкурс. Только, чтобы профессор меня не узнал, я убрал название реки и расчет сделал для разных горных речек. С этого дня судьба моего проекта зависела от конкурсной комиссии. Хотя я очень сильно волновался, но виду не показывал. К профессору тоже не пошел. Зачем? Теперь скоро он все узнает из конкурса. А он опять обо мне справлялся.
— Ну, сходи ты к нему, это же невежливо! — говорили мне товарищи. Я и сам знал, что поступаю плохо, но боялся, что, если пойду к нему, то проговорюсь.
Однажды я его встретил в парке. Хотел спрятаться за дерево, но было уже поздно.
— Вы что от меня прячетесь? — спросил он. — Орешек-то, видно, трудно раскусить?
Меня так и подмывало все ему рассказать, но я сдержался.
— Пока ничего не получается, вот и избегаю вас. Как только что-нибудь придумаю, сразу же приду к вам,— солгал я и покраснел.
— А вы не больны, не жар ли у вас? Что-то вы очень красный? — участливо спросил он. Я готов был провалиться. — Вы особенно не волнуйтесь. Если ничего сами не придумаете, то придется взять готовое решение. Сейчас у нас в институте проходит конкурс. Может быть, какая-нибудь новинка там и появится.
— А когда будут известны результаты конкурса? — спросил я, стараясь казаться равнодушным.
— Через неделю, — ответил он, попрощался и ушел.
Значит, через неделю все будет ясно! И действительно, через неделю было все ясно. В общежитие пришел из института курьер и передал мне повестку. В ней говорилось, что участника конкурса (там стояла моя фамилия) просят явиться к часу дня в научный институт. Как же они меня узнали? Неужели вскрыли конверт? Я собрался и пошел в институт. Результаты конкурса объявляли в красном уголке. Народу было очень много. Я постарался незаметно проскользнуть в зал.
На сцене стоял покрытый красным кумачом стол, за которым сидела конкурсная комиссия. Вскоре заседание началось. Председательствовал наш профессор — Владимир Сергеевич. Он объявлял каждого участника, получившего наибольшее число очков, и говорил кратко об идее предложения. Потом он вызывал к столу автора предложения, поздравлял его и, под аплодисменты всего зала, вручал конверт с премией. Сначала рассматривали предложения по наносам, потом по шуге.
— Студент пятого курса гидротехнического факультета,— сказал Владимир Сергеевич и назвал мою фамилию.
Сердце у меня ушло в пятки; в каком-то тумане я встал и пошел к сцене. Зал захлопал.
— Ну что, «полярничек», шуга-то, оказывается, не такая «противная», — сказал Владимир Сергеевич.— Поздравляю. Предложение мне очень понравилось:— Он пожал мне руку и вручил конверт и, обращаясь ко всему залу, сказал: — А он меня перехитрил. Неделю назад спрашиваю: «Как дела?» А он казанской сиротой
прикинулся и говорит: «Ничего не выходит». А сам красный стоит. Я думал, что заболел. Теперь буду знать: когда хитрит, то делается красным, как кумач.
Все засмеялись. Я смутился и, наверное, покраснел еще больше. Все лицо у меня пылало. Под грохот и аплодисменты всего зала пошел на свое место. Вечером в общежитии в честь выигранного конкурса был устроен пир; а на следующий День я купил коробку шоколадных конфет, пошел в чертежную и подарил их лаборантке. Она была свидетельницей моих переживаний.
Еще до окончания института нас распределяли, то есть намечали будущее место работы. Профессор предложил мне работу в научном институте гидротехники, где я смогу попробовать на практике осуществить и проверить свою идею. Я, конечно, согласился. Но на защите дипломного проекта разгорелся целый бой. Многие инженеры находили, что предложенная идея борьбы с шугой механическими способами неосуществима. Механизмы будут обмерзать и ломаться.
— Вот видите, как важно проверить идею на практике, — сказал мне Владимир Сергеевич после защиты.
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Я энергично принялся за постройку такой машины и к концу зимы следующего года ее соорудил. Надо было начать испытание. Стоял февраль. Было холодно. Снегу выпало много. Но вот последние дни, как раз когда я собирался вывести свою машину на Неву, наступила оттепель. Снег растаял — и на льду образовались лужи.
Перед тем как начинать опыты, позвонили в Бюро погоды.
— Скажите, как долго может продлиться оттепель? По телефону какой-то очень приятный голос ответил:
— Оттепель — это явление временное; дня через два, самое большее через три — она окончится и наступят снова морозы.
Нам как раз и нужны были морозы. Но должен сказать, что в больших городах, прежде чем выходить на лед, нужно получить разрешение милиции. Так пришлось поступить и мне, — вызвать милиционера. Милиционер казался очень милым старичком, вид у него был бравый.
Через его левое плечо была перетянута портупея, на поясе висел браунинг. Особенную важность ему придавали усы, которые он время от времени подкручивал.
Мы осмотрели лед, пробили лунки и установили, что лед крепкий и вполне выдержит мою машину.
— Ну что ж, — сказал милиционер, — ставьте опыты. Сейчас пойдем в сторону на берег, и я подпишу вам разрешение.
Он вынул кисет, закурил, потом вдруг произнес:
— Вот только оттепель меня смущает, как бы не простояла долго.
— Нет, оттепель скоро кончится, — ответил я. — Мне в Бюро погоды так сказали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28