— Вот-вот,— засмеялся доктор Костович,— это и есть один из тех вопросов, который мне еще не до конца ясен.
— Словом, вы привыкли,— констатировал Франтишек,— и теперь вам это кажется нормальным. Но когда вы только начинали работать, вам это действовало на нервы или нет?
— Тридцать лет назад?
— Да.
— Тогда у меня не было большого выбора.
— Почему?
— В те годы моя профессия казалась обществу лишней. Люди жили ожиданием райского будущего, которое, казалось, вот-вот наступит. Пришлось мне переквалифицироваться в бетонщики. До пятьдесят восьмого ходил я в бетонщиках, и, представьте, мне было неплохо...
1 Низшая ученая степень, присуждаемая после окончания университета и специальных экзаменов.
Потом выяснилось, что до райской жизни еще довольно далеко, и тогда меня перевели со строительной площадки в контору, где я и сижу по сей день.— Костович улыбнулся и спросил: — Забавно, да?
— Откровенно говоря, не очень...— буркнул Франтишек.
— Знаете, когда я сегодня размышляю над этим, я не жалею, что так все сложилось. Некоторым образом это даже оригинально, вам не кажется? — продолжал старый юрист.— Я бы мог работать бетонщиком по сей день — и наверняка справлялся бы! И никто бы не гнал меня на пенсию.
— Пожалуй. И все же я вас не до конца понимаю. Ведь потом времена опять изменились, правда? А вы так и не подыскали себе работу ближе к дому. Почему? — допытывался Франтишек.
— Почему? — Доктор Костович задумался.— Почему...— повторил он и опять на мгновение задумался.— Видите ли, друг мой, так иногда бывает. Человек подчас ведет себя совершенно необъяснимо.— Он улыбнулся и, уже уходя, добавил: — Поверьте мне, старику!
Этот разговор состоялся примерно год назад. С тех пор они не раз видели друг друга и у дома, и в других местах, но эти встречи были мимолетны и сводились к двум-трем фразам.
Мощная комплекция доктора Костовича занимала большую часть скамейки. Франтишек, сдвинувшись к краю, соображал, как бы завести разговор на интересующую его тему. Ему показалось, что старый юрист сегодня не в самом лучшем настроении.
— Какой чудесный вечер! — задумчиво произнес доктор.— И комары еще не разгулялись.
— Да, вечер замечательный!
— А я все гадаю, будет ли в этом году настоящее лето. Вы как считаете?
— Возможно,— ответил Франтишек.— Если не польет опять... Хоть бы еще месячишко продержалась такая погода...
— Выдалось бы лето, как когда-то! — Доктор Костович потянул носом воздух.— Эх, какие раньше бывали лета! Вы помните?
— Да, я еще их застал немного,— сказал Франтишек, улыбаясь.
— Эх, какие стояли лета! Балканские, бесконечные, жаркие! Они тянулись с мая по сентябрь, даже в последнюю августовскую ночь знойный, душный воздух истязал нас в постелях своей мертвой неподвижностью; вы помните? — спросил доктор, и Франтишек согласно кивнул.— На плетях вырастали за день вот такие огурцы! — Доктор показал свою ладонь.— А какие сочные плоды давал перец, причем, заметьте, без всякой пленки. Тогда ее применяли только в Америке. А какие листья вырастали у табака! Ими можно было закрыться от дождя. Из ананасных арбузов брызгал сок слаще любого нектара, а на рынке каждый второй болгарин предлагал дыни размером в половину автомобильного колеса! — Доктор глубоко вздохнул.— Славные лета! Таких уже не будет. Может, когда- нибудь, этак лет через сто. А это, друг мой, чересчур долгий срок, разве не так?
— Да, немалый,— согласился Франтишек.
— Эх...— снова вздохнул доктор Костович.— Друг мой,— неожиданно о чем-то вспомнил доктор,— вы работаете все там же, где и в прошлом году?
— Все там еще...
— А вот каркасы для пленочных теплиц у вас случайно не делают?
— В больших количествах нет, но на заказ изготовляем и более сложные вещи.
— Вот как,— кивнул головой Костович.
— А почему вы спрашиваете? — поинтересовался Франтишек.
— Да просто так,— махнул рукой доктор.
Какое-то время оба молчали. Франтишек подумал, что
если эта безмолвная пауза слишком затянется, то Костович уйдет. Поэтому он, не откладывая, решил прямо спросить о деле, над которым ломал голову все последние дни.
— Доктор,— начал он нерешительно,— у меня к вам небольшая просьба... Мне кое-что неясно... Могу ли я задержать вас ненадолго?
— Конечно, что у вас?
— Два человека владеют вместе домом, и у меня вопрос: может ли один из них без согласия другого продать свою часть?
Франтишек впился взглядом в юриста, который, ни секунды не раздумывая, ответил:
— Без согласия совладельца юридический акт недействителен.
— Да? — оживился Франтишек.
— Закон гласит, что совладелец может без согласия других совладельцев передать свою часть либо другому совладельцу, либо своим прямым потомкам. Вы же, судя по всему, имеете в виду не этот случай,— заключил доктор.
— Не этот. Один из двух хозяев хочет переписать свою часть на постороннего человека,— объяснил Франтишек.
— Без согласия другого это нельзя сделать,— повторил доктор.
— Значит, нельзя,— облегченно вздохнул Франтишек.
— У вас, наверное, какие-то неприятности? — осторожно поинтересовался Костович.
— Да нет... Это я так спросил, на всякий случай,— уклонился от ответа Франтишек, точно так же, как замял разговор доктор Костович, когда речь зашла о каркасе для теплицы.
— Если понадоблюсь, приходите, я к вашим услугам,— предложил старый юрист.— Друг мой, теперь у меня будет масса времени, так что могу себе позволить завести частную практику.— Доктор нарочито громко, как бы через силу, рассмеялся.
— Кончились ваши ежедневные путешествия?
— Увы, да. Ушел на отдых одновременно с учащимися.
— Хм,— промычал Франтишек, он так и не уловил, радуется ли сосед своему новому положению или нет.
— Так вы говорите, я бы мог заказать на вашем заводе тепличный каркас? Небольшой, этак два на восемь,— снова спросил Костович.
— Почему бы и нет...
— Теплица мне нужна для садового участка, есть у меня несколько соток недалеко от старой крепости. Чего вы удивляетесь, неужто не знали об этом?
— Ей-богу, не знал,— сказал Франтишек.
— Без пленки перец теперь растет плохо, придется и мне завести у себя такую штуку.
— Да, теплицы теперь почти у всех, вещь хорошая,— одобрил Франтишек.
— Я как-нибудь загляну к вам на работу. Не знаете, за сколько времени могут сделать этот заказ?
— Когда как,— ответил Франтишек.
— Понимаю,— кивнул доктор Костович.
Недалеко по железной дороге загромыхал пассажирский поезд. Замелькали горящие квадратики окон. Замедляя ход, поезд заходил на поворот перед вокзалом.
Только сейчас они заметили, что стемнело.
— Что-то я, друг мой, засиделся,— поднялся со скамейки доктор Костович.— Какой приятный вечер, какие чудные запахи, а ведь я годами этого не замечал,— покачал головой старый юрист.
Франтишек тоже встал.
— Доктор,— сказал он деловито,— купите где-нибудь материал, я вам этот каркас быстро сварганю.
— Друг мой, вы смогли бы сделать для меня эту штуку? — оживился Костович.— Правда?
— Работа несложная, было бы из чего. Достаньте где- нибудь материал...
— Хорошо, пан...— Костович запнулся, пытаясь вспомнить, как зовут соседа, но так и не вспомнил. Впрочем, он никогда и не знал ни его фамилии, ни имени.— Хорошо, друг мой, я достану, обязательно достану.
— И тогда сразу мне дайте знать... Вам бы сгодились даже обрезки стальной арматуры,— сказал Франтишек.— Покрасить зеленой краской, и никто не догадается, что каркас из отходов... Теплица получится не хуже, а за нержавейку жалко платить большие деньги.
— Спасибо, друг мой, спасибо. Скоро я вам напомню о себе.
— Доброй вам ночи! — сказал Франтишек.
— И вам доброй ночи, мое почтение! — ответил доктор Костович.
И все же мои советы стоят побольше ломаного гроша, радовался Франтишек, когда вечером перед сном перебирал в памяти разговор со старым юристом. Если мама не захочет, ничего у них не выйдет. Представив себе всю ситуацию, он улыбнулся.
И почему это доктор так неожиданно решил уйти на пенсию, ведь еще недавно он утверждал, что и думать ни о чем таком не хочет! Надо же, доктор права Костович — садовод-любитель! Странно как-то звучит... А тепличный каркас я ему быстро сварганю. Как только будет материал, за мной дело не станет. Пусть выращивает свой перец... Ведь кто знает, может, это все, что ему осталось в жизни!
С раннего утра непрерывно лило. Струйки дождя, сбиваемые северным ветром, с шумом ударяли в кухонное окно. В спальне, окна которой обращены на юг, было тихо, и лишь бормотавшая в водосточной трубе вода напоминала о ненастье.
После теплых, поистине летних дней, когда полеводы в приподнятом настроении, но и слегка встревоженные тем, не выкинет ли погода какую-нибудь пакость перед самой уборкой, обходили сулящие отменный урожай поля зерновых, неожиданное вторжение холодного дождливого циклона действует особенно угнетающе. Жители многоэтажек, спросонок откинув оконные шторы, растерянно взирали на разверзшиеся хляби небесные, на лужи, на залитые водой газоны, на цветники, превратившиеся в грязное месиво, с сиротливо поникшими мокрыми цветами, потом быстро отходили от окон и снова залезали под теплые одеяла, предполагая услышать в вечернем прогнозе, что, хотя в ближайшие дни резких перемен в погоде не ожидается, в конце недели возможны теплые и солнечные дни.
И когда горожане довольно поздно, но все же волей- неволей повылезли из своих постелей, то подумали, что неплохо было бы, если бы вдруг телевидение посчиталось с тем, что все сейчас сидят по домам, улицы обезлюдели, но телепрограмма до вечера не предлагала ничего интересного, и в такой день оставалось только одно: забраться в свою скорлупу и стараться не действовать друг другу на нервы, особенно если учесть квартирную тесноту...
У них в спальне было тихо и уютно, несмотря на то что водосточная труба продолжала монотонно бормотать свою песню. Однако резкая смена атмосферного давления и не менее резкое падение температуры вызвали у жены острый приступ радикулита, о приближении которого предупреждали недавние симптомы; в этот день жена не встанет к кухонной плите, хорошо, если придет в себя до понедельника, а пока на выходные дни ее место в кухне займет муж.
— Эх, надо было вчера вечером окно закрыть! — сказал Франтишек, услышав до боли знакомый стон.— Но кто мог такое ожидать, я уснул после двенадцати, а на улице все еще было тихо!
— Чему бывать, того не миновать,— вздохнула Йола,— и открытое окно тут ни при чем.
— Но все-таки...
— Сегодня от меня толку мало. Жаль, мне хотелось приготовить лечо...
— Ничего, не волнуйся...
— Все найдешь там, в холодильнике, с лечо ты не хуже меня справишься, правда?
Он кивнул, соглашаясь.
— А как же суп? — беспокоилась жена.— Там, на кухне, поищи консервы — «Суп из потрохов», наверное, это легче всего будет приготовить...
— Не хочу я супа.
— Ну, как знаешь...
— Сейчас я тебе чаю принесу.— Он прошел на кухню.
Через час, нарезая колбасу и овощи для лечо, Франтишек вновь в который раз подумал о том, что пора бы наконец официально оформить их отношения. Надо пойти и расписаться. Вступающим в брак общество не только вменяет множество обязанностей, но и дает им права друг на друга, которые при их странном супружестве полностью отсутствуют. А ведь люди, особенно женщины, только выигрывают от того, что брак принято официально регистрировать. Наверняка и Йола об этом не раз подумывала. Когда он недавно завел речь о браке, она шутливо ответила: «А зачем, разве нам сейчас плохо? А то еще начнешь колотить меня на законном основании...»
Вспомнив ее ответ, он невольно улыбнулся — в сущности, она права, можно, конечно, все оставить как есть... Но с другой стороны, почему нельзя поменять это положение? Сознание того, что ты ничем не связан и при желании в любой момент можешь собрать чемодан и уйти, развращает человека. Вот так проникают в него бациллы легкомыслия, вседозволенности, безответственности.
Йоле тридцать девять, и ясно, что детей у них уже не будет. Конечно, ей нелегко от этого, хотя она и пытается прикрыть шутками свою тоску.
Да, мама права, укоряя нас: ах, дети, дети, разве можно так жить, господи, ну неужели нельзя все по-людски сделать!
Как только Йоле станет легче, попробую опять поговорить с ней, решает Франтишек. Надо внести ясность в это дело. И Йола, наверное, не станет возражать, так что на шутки ее больше не стоит обращать внимание.
Дождь не прекращался. Окно дребезжало под резкими порывами северного ветра, по стеклам сплошным потоком бежала вода, и сквозь ее пелену ничего нельзя было рассмотреть. Через плохо уплотненные рамы струйки текли на подоконник, сливались в лужицы, вот-вот по стене побежит ручеек.
Он взял тряпку, вытер сначала подоконник, а потом и запотевшее окно. В передней раздался звонок. Сняв фартук и поспешно набросив его на крючок около плиты, он пошел открыть дверь.
На пороге стояла сестра. Сложенный зонтик у нее
в руках был почти сухой, видно, пользовалась она им недолго. Тибор наверняка ожидал ее в машине где-нибудь за углом.
— Ты один? — спросила сестра, окинув беглым взглядом кухню и большую комнату.
— Нет, Йола там, в спальне. У нее опять приступ, похолодало сегодня...
— Понятно.
— Проходи в комнату,— пригласил он сестру.
— Не стоит,— покачала она головой.— Лучше на кухне поговорим, не будем ей мешать.
— Садись,— предложил он стул, стоявший у кухонного стола.
Однако сестра не села, а прошла к окну и встала там, глядя куда-то на улицу.
И он остался стоять.
— Послушай, Феро, мы уже не дети, так что не будем играть в прятки,— сказала она напрямик, все еще глядя на затуманенное окно.— Не знаю, может быть, для тебя это удовольствие — вставлять нам палки в колеса... Во всяком случае, мне так кажется... Ты не захотел прописаться у матери, и это твое дело, мы тебя не принуждаем... Но почему ты суешь нос в дела, что тебя не касаются?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19