https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_kuhni/rossijskie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


В открытую дверь виднелся угол площади. Там развьючивали караван, снимая с пыльных верблюдов какие-то кожаные сундуки. Хатута тоже смотрел на эти сундуки.
Уловив его взгляд, повар, подавая похлебку, сказал:
- Самаркандские купцы товар привезли. Теперь только у них и есть товары. Скоро узнаем, что привезли.
- А что может быть в таких сундуках?
- А все может быть. У них все есть. Только у них и закупаются наши торговцы.
Услышав слова повара, один из торговцев быстро оставил свою плошку и выглянул в дверь - им не было видно каравана.
Другой, тоже прервав еду, выскочил в дверь, и никто из них не вернулся. Оставшись один, Хатута спросил повара:
- А где хозяин харчевни, что напротив?
- Раим? Ой-вой, его вчера стража увела. Он чего-то кому-то наговорил. И ведь не так глуп был, а чего-то наговорил. Никто не знает, - увели и... Вот и все.
Хатута занялся едой, думая о пропавшем Раиме.
Когда похлебка была почти доедена, Хатута поднял голову и вздрогнул от неожиданности: неподалеку сидел человек, появившийся неслышно, как бы возникнув из доски! Немолодой, одетый бедно, но опрятный и сидевший независимо, он не был похож ни на купца, ни на воина, ни на землевладельца, - словно мог жить на свете человек сам по себе, не занимаясь делом.
Хатута снова склонился к плошке, доставая лепешкой кусочки голья из навара.
Человек так же свободно и молча сидел на скамье, ничего не спрашивая у повара, ни к чему не приглядываясь, но Хатута заметил, как один из поваров подтолкнул локтем другого, и оба они завозились около печки, не разговаривая между собой.
Так же молча повар пришел взять опустевшую плошку и лишь по обычаю спросил:
- Не добавить ли?
- Спасибо.
Хатута положил на скамью несколько полушек, не зная цену еде. Повар взял лишь половину:
- Много даете. Это пити столько стоит, да и то с нашей лепешкой, а вы ели похлебку из голья! - и проводил Хатуту до порога.
- Ты с него мало взял. Задаром кормишь! - сказал молчаливый посетитель.
Колени у повара задрожали от этого замечания. Но низко кланяясь, он попытался оправдаться:
- Они со своим хлебом. Мы им ничего не добавили. За что ж брать? А накинем цену - никто к нам и не пойдет.
- Смотри берегись! - сказал посетитель, выходя.
Повар тихо сказал другому повару:
- Вот, обошлось! Милостив аллах! А и так никто у нас не ест, - чем рассчитываться? Разве это малые деньги для простого человека? Удачливому торговцу под силу, а народ-то вон сушеное яблоко жует да водой запивает. А этому показалась наша похлебка дешева!
- Подослан!
- Они везде.
Хатута вернулся к мастерской Али-зада. Здесь ничего не изменилось. Лавчонка пустовала.
Теперь негде было узнать - как жить дальше, куда идти, что делать; на все это мог ответить только Али-зада.
Весь остальной день Хатута ходил по базару, разглядывая бедные товары здешних торговцев, видел, как сидят на коврах, заламывая цены, приезжие самаркандские и гератские купцы: у них были любые товары, как в давние, мирные времена, о которых здесь вспоминали и рассказывали лишь пожилые люди. Вокруг суетились марагские перекупщики, умоляя сбавить цену и дать местным торговцам заработать на привозном товаре. Но приезжие, неулыбчивые, неразговорчивые купцы, лишь переглядывались между собой, выжидая и опасаясь друг друга: кто из них посмеет сбить цену на привозной товар!
Так целый день, нигде не задерживаясь, Хатута походил по разным рядам, а перед вечером вернулся к Куполу Звездочетов и вышел в Медный ряд.
У лавки Али-зада стоял осел между двумя тяжело нагруженными корзинами со всякими медными изделиями.
Хатута оживился: "Вернулся старик!"
В мастерской, повернувшись спиной к свету, старик расставлял по полкам кувшины разных форм, маленькие ведерца, плошки, подносы.
Хатута стал у входа, не решаясь окликнуть старика, блюдя почтительность, ожидая, пока тот сам не обернется.
Но обернулся к нему иной старик - в черной барашковой шапочке, горбоносый, с длинными-длинными седеющими усами и с печальным взглядом круглых серых глаз.
Хатута, даже не сказав старику обычных приветствий, вернулся на постоялый двор, не зная, что делать дальше. Весь вечер он сидел один, повторяя затверженное со слов наставника в далекой Гандже:
"А случится попасть в сторону Урмии, проберись в город Марагу. А там помни - Купол Звездочетов. Медный ряд. Мастер Али-зада. Старик. Старик там всегда есть".
- Вот тебе и всегда!
Поздним вечером на постоялый двор прибыли какие-то новые люди. Хатута слышал, как провели лошадей на задний двор и кто-то приказывал конюху поберечь этих лошадей. Голос показался знакомым и чем-то был приятен, но Хатута не смог вспомнить, кто бы мог говорить этим голосом. Он лежал, затворившись, и не знал, куда же ему теперь деваться из этого города.
Перед рассветом его разбудил скрип двери. Приподнявшись, Хатута увидел из темноты кельи лишь полосу светлеющего двора, но дверь снова закрылась, и было слышно, как, шаркая тяжелыми туфлями, кто-то ушел прочь, так и не переступив порога кельи.
В то утро у кувшинов с водой никого не было. Уже одевшись, он встретил у ворот старика привратника, едва стоявшего на своих голых костлявых ногах и дышавшего тяжело, - видно, заболел. Выпуская Хатуту из ворот, старик, прокашлявшись, тяжело сказал:
- Сынок, я к тебе пошел было, да помешали. Хочу я тебя остеречь, - бойся ты своего халата!
Но тут же, заметив посторонних, договорил:
- Ступай, ступай, сынок. Погуляй. Какой приметный халат, какой приметный!
Хатута, еще не решив, не зная, что делать дальше, как и накануне, долго бродил из рядов в ряды, кое-где приценивался к каким-то безделицам, зная, что ничего не купит, и купцы, запрашивая с него неслыханные цены, тоже опытным глазом видели, что этому прохожему ничего здесь не нужно.
Но Хатуту тревожили сомнения:
"О чем твердит старик? "Халат, халат". От хана дар. Неприкосновенный. Дают же купцам пайцзу, чтоб нигде их не задерживали. А мне халат такой дали. Я в нем куда хочу, туда иду... Привратник говорит: "Он к чему ни прикоснется, от него пожар!" Какой пожар? Старик говорит: "Приметен". Приметен?"
С этими мыслями Хатута вновь вышел к Медному ряду, решив расспросить нового хозяина мастерской о литейщике Али-зада. Но около мастерской, разглядывая какой-то поднос, стоял коренастый, ловкий воин, то крутивший поднос, то, видно, шутивший с хозяином.
Хатута перестал остерегаться воинов Тимура: вера в неприкосновенность дареного халата порождала в юноше беспечность, прежде ему столь чуждую, что многие трудные дела друзья поручали ему с полным доверием,
Рассчитав, что воин скоро уйдет, Хатута направился к мастерской, как вдруг так удивился, что затолкался среди прохожих и отошел назад: в этом воине Хатута узнал Аяра.
- Из самого Самарканда просили вам сказать... это ведь третья мастерская от Купола? Я верно сосчитал? - спрашивал Аяр у Али-зада.
- Третья, третья... А кто же вы такой? Из Самарканда и ко мне?
- Да уж кто я такой... Проезжий воин. Оттуда сюда ехал, не случилось зайти, теперь отсюда туда опять еду. Вот и зашел, и куплю чего-нибудь. Выберу. У нас ваше ремесло ценят. У нас отсюда примерные мастера есть. Вот один и велел сказать, в третьей мастерской справа по Медному ряду... Мол, ждем, верим.
Старик придвинулся к Аяру ближе:
- Как, как? Он сказал - верит или верят?
- Сказал: верят...
- А другое слово как? Ждет или ждут?
- Сказал: ждут.
Мастер не смог скрыть радости. Его лицо оживилось. Он оттянул на всю сказочную длину свой уныло свисавший ус и накрутил его на палец, явно причиняя себе боль, но этой болью усмиряя радость.
- Родня, что ли? - недоверчиво спросил Аяр.
- Родней родни!
Этот ответ насторожил Аяра: не оплошал ли? Ведь после милостивых слов Тимура о лепешке гонец зарекался касаться чужих дел и печалей. А нежданно-негаданно опять попал впросак... От родни, ради милосердия, отчего бы и не передать поклон, а если это не родня, а какие-то дружки, не стоило бы с ними связываться: кто их знает, что у них на уме?
- Вы вот донесли от них слово, добрый человек, а случится вам их увидеть, скажите и вы им одно только слово: "Бодрствуем!" Скажите им, милейший. И тот вот кувшинчик, - видите, невелик, а сколь искусен! - примите от нас, в подношение, а случится - им там покажете, - работают, мол, ваши братья; помнят, мол, ваше дело. Так и скажите им: "помнят, мол, ваше дело".
Аяру показалось благим и великодушным поступком свезти слово от мастеров мастерам. Он это понимал: хорошее дело только тогда и спорится, когда мастера перекликаются между собой, когда трудятся сообща. Да и кувшинчик был ему по душе: невелик, в сумке легко уложится, а работа завидная.
- Отчего ж два-три слова и не передать, если они порадуют добрых людей! - усмехнулся Аяр.
- Передайте, передайте!.. Да сохранит вас всемилостивый!
И, засовывая кувшинчик в переметный мешок, Аяр собрался попрощаться, как вспомнил еще об одном деле и спросил:
- А где тут у вас литейщик, в Медном же ряду, именем Али-зада?
- А у вас еще есть дело?
- Тоже поклон передать.
- Вот ведь!.. Али-зада - это я. Литейщик Али-зада.
Аяр не смог сразу смекнуть, как это вышло - из Синего Дворца азербайджанец сюда поклон послал и тому же мастеру посылают поклон кривобородый самаркандец и этот русский... Этот Назар! Что ж это за мастер Али-зада, если стольким людям в Самарканде известен? Что же тут за этим кроется? Пожалуй, без самого литейщика и не разберешься.
- Человек из Самарканда... Не какой-нибудь там привозной, а коренной самаркандец просил кланяться. И сказать: товару, мол, они ждут. Верят, что товар хорош будет. А покупателей на тот товар у них везде вдосталь. Только б товар хорош был. Ну, а я, по вашему кувшинчику судя, понял: не зря они ваш товар ждут. Товар хорош, почтеннейший!
- Да, товар хорош. От души. Все наши силы в нем, в этом деле, в товаре в этом! Так и ответьте им: за поклон, мол, истинная благодарность. А товар будет. Есть товар. Пускай ждут, пускай верят. Будет товар. Будет!
- Вот и выполнил я два обета, не сходя с места.
- И вот тоже, добрый человек, места мало займет, возьмите тоже на память - медная цепочка. Коня случится привязать... Такие только у нас куют. Как змейка!
Прельстился и цепочкой Аяр и посулил наведаться к самаркандскому знакомцу, пообещать ему в скором времени хороших товаров от азербайджанских мастеров.
Но разговор затянулся, а гонец не в путешествии здесь, не с торговым караваном, а только лишь скачет через этот городок, столь почему-то известный стольким людям на свете, словно это сама Бухара или хотя бы Герат.
Он перекинул через плечо небольшую переметную сумку коврового тканья из Каршей и пошел.
Вдруг в толпе он увидел воспаленные глаза Хатуты, глядевшего не то испуганно, не то радостно прямо в глаза Аяру.
- Ты еще тут? - удивился Аяр.
- А где ж?
- Убегай! И халат свой... в нем не убежишь. Не испытывай терпение аллаха, уходи, пока цел.
И, подкинув мешок на плече, Аяр отвернулся, беспокойно поглядывая, не приметил ли кто-нибудь этой мгновенной встречи, не уловило ли чье-нибудь ухо его невольных слов.
Встревоженный Хатута не посмел идти вслед за Аяром. Постояв еще немного, красуясь лощеным шелком среди нищеты, он быстро подошел к лавке литейщика:
- Не скажете ли вы, куда девался...
- Уходи отсюда, сынок. Нету, нету для тебя тут товара. Дорог мой товар. Не подойдет тебе. У привратника на своем дворе попроси кувшин. Он тебе даром отдаст. Иди поскорей, да никуда не сворачивай. Да не заговаривай ни с кем.
К Хатуте вернулась его прежняя душа: он среди врагов, не прогуливаться явился он в Марагу. Его торопят. Может быть, на новое дело.
"Вот оно в чем дело! Приметный халат! А я верил... верил! Разве врагам верят?"
Он шел прежней походкой, не торопясь; шел, прогуливался по этим рядам, а душа его рвалась, словно беркут, хотя и привязанный к его руке, но уже бьющий крыльями для нового полета.
В воротах постоялого двора он не сразу повернулся к привратнику, а, как бы вправляя ногу в спадавшую туфлю, шепнул:
- К вам послали. Кувшин для меня у вас.
- Я знаю. Пойди полежи. Я потом позову.
Несколько воинов вывели во двор из-под навеса заседланных лошадей. Наскоро проверяли подпруги, подтягивали ремешки у притороченных к седлам вьюков. К ним из опустевшей кельи вышел Аяр.
Хатута вдруг вспомнил: это голос Аяра он и слышал на рассвете! Но сейчас он, отвернувшись, прошел мимо и затворил за собой дверь. Он слышал, как застучали копыта коней, тронувшихся в путь.
"Отчего на гонце нет гонецкой шапки? Не знай я его в лицо, так и не догадался бы, что сам царский гонец изволил проследовать городом Марагой..."
В нем расслаивались, как расходятся два ручейка, два чувства: теплое, хорошее чувство к собеседнику в трудные дни, пережитые в гонецкой юрте, и неприязнь к верному слуге хромого повелителя, к этому ловкому гонцу, понабравшему всяких изделий у нищих медников и...
Он думал, чем бы еще попрекнуть Аяра. И тут же вспомнил его быстрые, сказанные без жалости, но полные участия и тревоги за судьбу юноши, предостерегающие слова на базаре.
Чувство к Аяру двоилось. А дороги их уже разошлись, может быть, на долгие годы, может, на вечные времена. У тех впереди Самарканд. А у Хатуты... А что у Хатуты? Ведь в этом халате он сам как беркут: и под куколем, и на цепи. А конец цепи - в крепкой руке хромого хозяина. Теперь он это понял.
Девятая глава
ШИРВАН
Дождь шумел над Шемахой. Косые струи смывали пыль с деревьев, мутные ручьи, пенясь, мчались вниз по ступенчатым переулкам.
Базар обезлюдел. Разносчики со своими лотками и корзинами попрятались и стеснились под сводами каменных рядов, в узких крытых переходах, в нишах бань и мечетей.
Купцы, поджав ноги, отсели поглубже в свои лавчонки, глядя, как вода размывает глинистые карнизы их торговых лачуг.
Кое-где навесы, укрывавшие базар от солнца, не выдержали дождя, протекли;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176


А-П

П-Я