Столовую оккупировали одетые в своем неповторимом стиле луизианские радикалы, серьезно обсуждавшие проблему отделения штата от США и укрепления связей с французскими сепаратистами Квебека. Один из них узнал Селесту и пригласил ее присоединиться к ним.
– Может быть, чуть позже, – ответила она, проходя мимо. Перед дверью солярия она шутливо шепнула Хейли: – Миннесота, кажется, населена в основном шведами…
– А Висконсин – немцами, – подхватила Хейли.
– А вот и наш хозяин, – сказала Селеста. – Интересно, каковы его политические симпатии?
Луи сидел на одном из плетеных диванов. На нем был старинный бархатный зеленый смокинг с черными шелковыми отворотами. В одной тонкой, как у сестры, руке с длинными пальцами он держал хрустальный бокал с вином, в другой – тонкую сигарету. Свет в комнате был притушен, и его глаза за чуть тонированными стеклами в золотой оправе казались темнее и больше, чем обычно.
– Сэр Перси Кроткоголосый, придворный поэт короля Новой Франции, – предложила свой вариант Хейли.
Селеста рассмеялась.
– А вот и вы! – воскликнул Луи, увидев их. – Входите и знакомьтесь.
Как и ожидала Хейли, многие из присутствующих знали Селесту и та была здесь как рыба в воде. Что же до нее самой, она испытывала неловкость: несмотря на то что Луи, представляя гостей, говорил медленно и четко, Хейли не могла запомнить имен.
Иное дело – занятия. Один был владельцем находившегося в нескольких кварталах от дома Луи пансиона для язычников. Другой – собственником небольшого издательства, выпускавшего книги по истории Луизианы и культуре кахунов. Изысканно красивая женщина с удивительно гибкой фигурой оказалась хозяйкой салона по перепродаже моделей домов высокой моды. Были среди присутствующих художники, фотографы, репортеры, представлявшие альтернативную прессу, а также некая амазонка, чье занятие, как намекнул Луи, было настолько необычным, что не поддавалось описанию.
Кое-кто из гостей показался Хейли знакомым, и, порасспрашивав о них, она поняла, что видела их скорее всего на вечеринке у Линны. Она, в свою очередь, в беседе поведала, как найденный на стене рисунок и рассказ Фрэнка Берлина пробудили ее интерес и вылились в идею написать роман.
– Во всем этом есть нечто большее, даже если вы не отдаете себе в этом отчета, – сказала Тэшья, владелица модного салона.
– Большее? – переспросила Селеста.
– Разумеется. Погубленные души не покидают этот мир. Вам это хорошо известно, – сказала она, обращаясь к Селесте, и, снова повернувшись к Хейли, продолжила: – Когда я только начинала свое дело, у меня не было денег, чтобы, кроме магазина, арендовать еще и дом, поэтому я спала в кладовке. По ночам я слышала тихие мелкие шажки – в магазине и возле кушетки, на которой спала. Если я зажигала свечу, все на время затихало, потом снова раздавались такие же звуки.
– Мелкие шажки?
– Ну да, детские – шажки маленький негритянской девочки, которая когда-то жила в этом доме. Ее сто лет назад убила мать. Женщину казнили, а девочка все еще здесь. Иногда мне казалось, что я слышу, как она плачет, словно ищет кого-нибудь, кто бы ее утешил. Теперь я больше не ощущаю ее присутствия, но, с другой стороны, я ведь больше там и не сплю.
– Жаль. Ей, должно быть, вас не хватает, – пошутил художник и рассмеялся.
– Не смейтесь, – упрекнула его Тэшья. – Я жалела бедное дитя.
– А вы жалеете Линну? – спросил кто-то, обращаясь к Хейли.
– Конечно. Она умерла так ужасно и такой молодой.
– А живет ли она все еще в той комнате и является ли вам во сне?
– А может, она забирается к вам в постель? Линна всегда была из тех, кто умел сделать свое присутствие весьма ощутимым, – добавил кто-то с ехидным смешком.
– Прошу вас! – вмешался Луи, царственно махнув рукой. – Незачем пугать в высшей степени достойную гостью, которой еще даже не предложили выпить. – Он повернулся к Хейли: – Могу я поднести вам то, что больше всего любила Линна? В конце концов, лучший способ вжиться в образ моей покойной сестры – это попробовать пожить так, как жила она.
– Простите, но судя по тому, что мне удалось узнать о вашей сестре, я не обладаю ее выносливостью, – ответила Хейли.
Луи рассмеялся:
– Но по крайней мере пригубите чуть-чуть ее жизни. В юности она славилась потрясающими пороками.
– Вы говорите так, словно были намного старше ее.
– На самом деле, если иметь в виду опыт, это она была старше меня. Но с другой стороны, у меня было больше времени, чтобы, пребывая в одиночестве, обрести мудрость – добродетель, которой она, увы, не обладала. – Он встал и повел Хейли в пустую кухню. Там выражение его лица стало неожиданно серьезным. – Если я смутил вас, простите меня, – сказал Луи. – Я человек замкнутый. Мы с сестрой жили в одном доме, но проводили время врозь, и у каждого были свои друзья. Я никогда не признавался своим в том, как много она для меня значила и как мне ее недостает. Что же касается ее… – пожал он плечами, – не думаю, что у нее были настоящие друзья. По-своему она была даже более одинока, чем я.
– Спасибо за откровенность, – ответила Хейли, насторожившись. Она верила в его искренность, но ей почему-то становилось не по себе. – Что вы делаете?
Луи тем временем взял бокал для шампанского, накрыл его ситечком для процеживания чая и, положив в него кусочек сахара, влил в бокал какой-то зеленый ликер из бутылки без этикетки.
– Напиток Линны, – ответил он, доливая бокал до краев шампанским. – Она всегда говорила, что ликер надо «подсушить».
Хейли пригубила и нахмурилась.
– Марихуана? – догадалась она.
– Да, марихуана, хотя Линна предпочитала смесь, на которую этот напиток лишь отдаленно походит. – Заметив, что Хейли шокирована, Луи засмеялся. – Он изготовлялся в Испании, и любовник, обожавший Линну, дважды в год привозил ей его контрабандой.
– Это действительно так опасно, как пишут?
– В общем, нет, особенно если знать меру. – Луи приготовил второй бокал для себя – зеленые пузырьки побежали сквозь шампанское вверх. – За мою сестру, – предложил он, поднимая бокал.
Хейли сделала еще глоток.
– У абсента действительно такой вкус? Я ожидала чего-то другого.
– Вы думаете, что пьете настоящий абсент? Как замечательно!
Он стал копаться в шкафу под стойкой. Хейли слышала звяканье бутылок, усиливавшееся по мере того, как Луи забирался все глубже. Наконец он достал маленькую голубую стеклянную бутылочку, содержавшую не более двух унций жидкости, вынул из ситечка и положил на блюдце использованный кусочек сахара, взял новый и через него влил в низкий стакан пол-унции жидкости из бутылочки, после чего вернул бутылочку на место и вручил Хейли стакан, наклонившись к ней так близко, что у нее возникло желание отстраниться.
– Советую выпить это, а потом добавить немного алкоголя. Вы слегка захмелеете и сразу почувствуете разницу между этим напитком и той зеленой подделкой, – прошептал он. – А теперь прошу меня извинить.
Он оставил ее наедине с парой бутылок и хрустальной сахарницей, наполненной рафинадом. Хейли опрокинула стакан и поднесла ко рту кусочек сахара, пропитанный густым ликером.
Замечательно. Должно быть, травы, которыми благоухал напиток, заваривали, когда они были свежими. В букете ароматов каждая из них отчетливо различалась.
– Анис. Фенхель. Иссоп. Полынь. Восхитительно. Смертельно.
Хейли подняла голову. В дверях стояла Селеста – всполох огненных цветов на фоне тускло освещенного дверного проема. Она подошла к стойке и, макнув палец в жидкость, растекшуюся по блюдцу, где лежал пропитанный чудесным напитком кусочек сахара, стала облизывать его.
– Вы когда-нибудь уже пробовали это? – спросила Хейли.
– Вы же меня знаете, – ответила Селеста, разглядывая на свет свой стакан, наполненный водой со льдом. – Я пробовала это, так же как пробовала самые разные травки и корешки. Эти – слишком сильно действуют и опасно возбуждают. Они вытягивают из того, кто пьет настой, все силы – каплю за каплей. А вот вода «Эвиан» – это напиток всех истинно могущественных богов. Ничего себе лекцию о воздержании и трезвости я вам прочла, – закончила она, снова лизнула остатки абсента и нахмурилась.
– В чем дело? – насторожилась Хейли.
– Ничего, просто вкус немного странный. Думаю, это зависит от способа дистилляции.
– Напиток такой крепкий, удивительно, что вы заметили разницу.
– Просто подлинный вкус мне хорошо знаком.
Хейли отпила из своего стакана, и напиток показался ей лишь еще более вкусным, чем минуту назад.
– А такое малое количество тоже может причинить мне вред? – спросила она.
– При том, что в нем восемьдесят процентов спирта, – только вашей голове, которая будет болеть завтра утром.
– Как же Линна могла сохранять свою силу, если действительно пила нечто подобное?
– Да, она иногда пила. Порой даже много. Но не каждый день.
– Все, однако, утверждают обратное.
– Вероятно, она намеренно вводила всех в заблуждение.
Хейли нахмурилась. Селеста стояла на своем:
– А может, она и вас дурачит. Я ведь вас предупреждала.
Сказав это, Селеста направилась в солярий. Хейли последовала за ней.
Проходя через кухню через некоторое время, она заметила, что бутылки исчезли. Вместо них на стойке появился кофейник из жаростойкого стекла, наполненный кофе с цикорием и специями. Она с удовольствием налила себе чашечку. Голова уже начинала кружиться.
Гости разбрелись теперь по двум этажам. С чашкой в руке Хейли поднялась по лестнице и нашла Селесту в верхнем холле. Жрица разговаривала с элегантной дамой – риэлтером.
– Сногсшибательный старый дом, не правда ли? – заметила дама.
– Да, – рассеянно ответила Хейли, ее внимание привлекла полоска света, падавшая из открытой двери спальни Линны.
– Вы еще не все комнаты здесь осмотрели?
– Я здесь уже бывала, но видела только комнату Линны.
– Тогда пойдемте, я покажу вам остальные.
– Чуть позже, – ответила Хейли.
Селеста поняла ее. Они вдвоем оставались на месте до тех пор, пока группа любопытных гостей не спустилась на первый этаж.
– Мне нужно увидеть спальню их родителей, – сказала Хейли и направилась в глубь холла.
Передняя его часть была погружена в темноту, но двери оказались незапертыми. Хейли представила себе, как маленькая Линна крадется по коридору – ей вот-вот предстоит стать свидетельницей отцовских извращений. Эта сцена – крохотная девочка, ошарашенная, испуганная, бежит обратно по холлу – предстала перед ней так же ясно, как тогда, во сне, или как это было в ту ночь, когда действительно случилось.
Селеста зажгла свет. Хейли моргнула, и в тот же миг тени Анри и его искалеченной жены исчезли, не оставив следа.
Хотя кровать в спальне была новой, все остальное не изменилось. Как и комната Линны, эта сохранялась в неприкосновенности – как дань памяти прошлого. Еще одним новшеством был лишь портрет Линны над камином. Она словно обозревала комнату, и лукавая улыбка играла на ее лице. В комнате стоял знакомый запах, вероятно, тот самый, который появлялся, когда она воскуряла травы, данные ей Селестой для установления контакта с духами, обитавшими в ее комнате. Неужели Луи тоже делает это, чтобы вызвать дух сестры или матери?
– Линна… – прошептала Хейли, и в тот же миг ее охватило знакомое ощущение.
– Вы чувствуете ее присутствие, да? – спросила Селеста.
Хейли напряглась, провела рукой по слишком коротким волосам.
– Я чувствую… – Она запнулась. Разговоры могли спугнуть Линну.
– А! Вот вы где! – воскликнул неожиданно появившийся Луи.
Селеста заметила, как Хейли вздрогнула и сцепила руки с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
– Хейли? Вам нехорошо? – спросила она.
Хейли очнулась, с удивлением посмотрела на Селесту и, почти в тот же момент почувствовав пульсирующую боль в висках, все поняла.
– Луи, – сказала она, направляясь ему навстречу.
– Вы бледны. Присядьте. – Он указал на кресла, стоявшие у окна.
Хейли с облегчением опустилась в одно из них. Селеста устроилась в другом, а Луи уселся на край кровати.
– Какой прекрасный портрет! – сказала Хейли, кивнув на портрет Линны. – Кто его написал?
– Его написал уже после ее смерти один художник из Метари. Еще детьми мы с Линной поклялись друг другу, что, когда этот дом станет нашим, мы будем жить здесь вместе. Глупо, конечно. Однако до самой смерти она время от времени действительно жила здесь. Я хотел, чтобы этот портрет напоминал мне о ней до тех пор, пока мы снова не встретимся.
Его голос звучал напряженно. «Он знает, что она – внутри меня», – подумала Хейли.
– Снова? – переспросила она.
– В нашей семье всегда верили в переселение душ. Смерть для нас не конец, а лишь дверь в другую жизнь.
– И там вы с ней встретитесь?
– Мы столько ролей сыграли вместе – отца и дочери, братьев, мужа и жены, сыновей, любовников… Наши души были едины еще до нашего рождения, и они сольются снова.
– На более высоком уровне? – спросила Селеста.
– На другом уровне. Более счастливом, вероятно. Хочется на это надеяться.
– Утешительная надежда, – заметила Хейли.
– Надежда, которая вам слишком хорошо знакома. Я читал ваше предисловие к книге о сыне и понимаю вашу печаль. Вы хотите встретиться с душой ребенка, которого столько раз теряли. Он должен был стать частью вашей жизни, поэтому вы его оплакиваете.
– Понимаю, – сказала Хейли, глядя на портрет Линны и думая о том, что в семье, подобной этой, такая вера становится проклятием. – А родители тоже были частью вашей жизни еще до вашего рождения?
– Не знаю. Но, честно говоря, я хотел бы когда-нибудь стать отцом моего отца. – Луи улыбался, но под невинным выражением лица Хейли различила злобу.
– Нам пора, – сказала Селеста.
– Так рано? – удивился Луи.
– Нужно еще кое-где побывать, – ответила жрица. – Но мне было приятно посмотреть на ваш великолепный дом. – Она поцеловала его в щеку.
Пока они шли через холл, Хейли держалась за руку Селесты, чтобы не упасть. Стоя на верхней ступеньке, она увидела, как по лестнице взбирается тот самый чернокожий человек, который был на вечеринке у Линны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44