Все для ванны, цена того стоит 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

На первый взгляд они просто были рады меня приветить и хотели со мной дружить, хотя, быть может, приняли за кого-то другого. Однако нет ничего недостойного в том, чтобы воспользоваться случайной ошибкой и хорошенько поужинать, ведь ужин в школе голландских монахов (которого я так и не отведал) определенно был бы намного скромнее, чем пиршество, которым я сейчас наслаждался.Покончив с десертом, мы перешли в гостиную, где из музыкального центра неслись песни Мануэля Серрата, показавшиеся мне слегка неуместными. Иоланда тактично заметила, что, если Серрат мне не нравится, она готова поставить что-нибудь из классики, но я ответил, что мне совершенно безразлично, пусть выбирает она. Так и получилось, что Серрат служил в качестве фона, пока мы угощались ликером – «для улучшения пищеварения», как выразился Адольфо.Эта заключительная часть моего общения с семейством Аресов придала нашему нежданному знакомству загадочный оттенок: я уже собирался объявить, что завтра мне рано вставать, как вдруг отчетливо расслышал, как Иоланда упомянула фамилию Ланса:– Наш приятель, сейчас он живет в Лондоне.– Не тот ли Рикардо Ланса, что служит в посольстве?– Он самый.– Так я же отправился в путь из его дома!– Ты явился из Лондона?– Да, и мы с Лансой несколько дней прожили под одной крышей. Вообще-то, когда он приехал в Лондон, я уже собирался в дорогу.– Как тесен мир! Совсем мал. Рикардо был здесь.– В Асторге?– Да, на прошлой неделе. Навестил нас в конце своего отпуска, но приезжал не к нам. Он то ли кого-то здесь разыскивал, то ли у него была тут назначена встреча… Кажется, с переводчиком. Да, со старым специалистом по древнееврейскому языку, который до недавних пор жил в Толедо, а вот теперь перебрался к нам, в Асторгу.– Ты не знаешь адреса этого переводчика? Мне бы хотелось с ним повидаться.– Его адрес тебе не поможет. Сейчас переводчик находится в Лиссабоне, как раз в компании Рикардо, который сегодня уже в Португалии… А может, прибудет туда то ли завтра, то ли двадцать третьего числа – сказать по правде, точно не помню. Но определенно заявляю: маэстро Канчеса в Асторге ты не найдешь.– Может, вы знаете, какую книгу Рикардо просил перевести? Что за работу он поручил этому Канчесу?– Конечно, – ответила Иоланда. – Очень древнюю тетрадь, рукопись одного иудея по имени Авраам.– Того самого библейского Авраама?– Не знаю. По-моему, речь идет о прославленном ученом, посвятившем жизнь изучению загадок каббалы. Книга вроде бы пропала много веков назад, и иудеи полагали, что она находится в одном из голландских музеев.– Как же она очутилась здесь?– Очень просто. Пять лет назад мы приобрели дом, где живет одна сеньора, – очень старое здание в глухом переулке, зато в самом центре. Я купила дом за вполне умеренную цену, надеясь впоследствии хорошо им распорядиться, поскольку там проживает старушка преклонного возраста, до недавних пор находившаяся в услужении у одного семейства, все члены которого то ли умерли, то ли исчезли. Что именно с ними произошло, не поймешь, старушка ничего толком объяснить не может, но суть в том, что ей позволено жить в этом доме. Дом достался в наследство племянникам, проживающим в бывшей Югославии, ныне на территории Хорватии. Я видела их в тот день, когда они приезжали подписывать бумаги, – муж с женой тоже весьма почтенных лет. Они так и не захотели войти в дом, даже чтобы поздороваться со служанкой. Впрочем, возможно, они и не были с ней знакомы. Все, что находится в доме, прежний владелец передал в собственность служанки. Мы заключили договор, по которому вступаем во владение землей и зданием, однако не вправе ими распоряжаться, пока жива сеньора Фламель. После ее смерти все, что есть в доме (книги, мебель, картины и прочие произведения искусства), переходит в собственность дочерей сеньоры Фламель, которые живут сейчас в Лондоне.Произнесенные Иоландой имена бессмысленно кружились и сталкивались в моей голове. Маэстро Канчес – так звали мудреца, который умер, направляясь вместе с Фламелем в Париж, чтобы изучать рукопись Авраама. Почему служанка, живущая в старом доме, носит фамилию Фламель? Быть может, это и есть Перенелла? Но если так, почему она живет одна? А Канчес? Неужели он потомок того ученого XIV века? Мое замешательство росло, как и нетерпеливое желание поскорее во всем разобраться.– Иоланда, ты можешь рассказать мне про рукопись?– Почему бы и нет? Старушка уже полуслепа, а Адольфо – прирожденный мародер, вот он и предложил изрядную сумму за старинные книги из библиотеки. Только сеньора заупрямилась: книги, дескать, не ее. Адольфо обхаживал ее, как мог, часто приглашал к нам обедать. Старушка привязалась к нашим детям и сделалась почти членом семьи. Очень приятная женщина, только не любит разговаривать о прошлом. Она никогда не рассказывает о своих хозяевах, никогда не упоминает о своей семье, и одиночество как будто совсем ее не тревожит. Мой муж-болтун, – (Адольфо улыбнулся с польщенным видом), – говорит, что в конце концов нам придется подсыпать ей в тарелку крысиного яда, потому что старушенция вовсе не собирается умирать. А ведь ей, судя по виду, уже перевалило за восемьдесят. В общем, убедившись, что Адольфо – художник, поэт и большой книгочей да вдобавок любитель древностей, она пообещала, что однажды продаст нам все книги, кроме тех, что стоят на полках в ее спальне, самых, по-видимому, старинных. Но моему благоверному нужно все потрогать и все проверить, поэтому однажды, когда старушка отправилась со мной к врачу, он обследовал полки в ее спальне. В основном там оказались латинские бревиарии, в которых ничего невозможно разобрать; по большей части – богословские сочинения. Но есть там и другие книги – математические, медицинские, алхимические трактаты, и я в толк не возьму, почему наша драгоценная бабуля так за них держится. И вот, когда Адольфо листал страницы самого объемистого фолианта, на пол выпала тетрадь из старой выделанной кожи, всего-то в два десятка плотных листов. Адольфо подобрал эту тетрадку, а позже, когда мы расплатились с сеньорой за библиотеку – не думай, что старушка мало запросила, – она рассказала нам о пропаже рукописи и была крайне встревожена, поскольку рукопись принадлежала хозяину и служанка обещала хранить документ до конца своих дней. Она понятия не имела, почему следует так беречь эту книжицу, которую она сама не могла прочесть и которая никому не предназначалась. Старушка спрятала тетрадку в толстом химическом трактате, надеясь, что тогда рукопись не прилипнет к рукам какого-нибудь любопытного охотника за древностями. Бедная женщина обнаружила пропажу случайно, несколько месяцев спустя, наводя порядок в спальне, и заподозрила рабочих, перевозивших библиотеку. В общем, она только пожала плечами и сказала: «Мой хозяин уже не встанет из могилы, чтобы потребовать отчета об этой книжке». На том дело и кончилось.– И что было дальше? – спросил я.– Однажды, – продолжала Иоланда, – Рикардо рассматривал новые приобретения мужа. Он уже часа два рылся в книгах, когда мой несносный Адольфо, – (Адольфо блаженно улыбался, наслаждаясь красноречием жены), – решил побахвалиться и показал Рикардо свою находку. Рикардо изумленно вытаращил глаза, пролистал рукопись и предложил нам за нее невероятные деньги. Сперва Адольфо сказал, что рукопись не продается. Но у Рикардо был домик неподалеку от Торревьехи, почти на пляже, роскошное местечко. Мы там однажды проводили лето, и Адольфо пришел тогда в восторг от замечательного освещения в гостиной на верхнем этаже – само собой, художнику оно необходимо. И тут Рикардо предложил: «Меняю манускрипт на мой дом у моря». Мой горемычный супруг обалдел от подобного предложения и громко и решительно ответил: «Да!» В общем, на прошлой неделе мы подписали с Рикардо все бумаги и передали ему рукопись.– Иоланда, Адольфо, простите меня за прямоту, но вы заполучили рукопись, не принадлежавшую этой сеньоре, и купили библиотеку, которую нельзя было продавать.– Хочешь сказать, что мы ее надули? – Иоланда сразу посерьезнела.– Ну, в общем… – Я уже раскаивался, что стал пререкаться со своими гостеприимными леонскими друзьями.– Знаешь, сколько мы заплатили за библиотеку?– Нет.– Больше трехсот тысяч евро. Больше, чем заплатили за дом.– Как погляжу, ты большой оригинал и большой хитрец, Адольфо.– Лучше скажи – безумец, влюбленный в старинные фолианты. Там оказалось одно из первых изданий «Дон Кихота», а в другом редчайшем экземпляре собрано несколько трагедий Шекспира и бесценная «Божественная комедия». Знаешь, я вывез также и полки, а взамен обставил там мебелью комнату в семьдесят квадратных метров.– Прости мою резкость, Адольфо, я вовсе не ищу ссоры.– Брось, не волнуйся: ты друг Рикардо, поэтому мы относимся и к тебе как к старому другу.– А та сеньора – не француженка?– Нет. По-моему, она из Бургоса.– Откуда же у нее такая фамилия?– Это не настоящая ее фамилия. Сеньора взяла ее в честь своего благодетеля.– Ты не знаешь, когда умер ее хозяин?– Если верить ее словам, много лет назад.– А что представляют собой потомки сеньора Фламеля?– Они вели себя очень сдержанно и почти не говорили по-испански. Кажется, у них есть две дочки, которые живут в Лондоне. Больше они ничего не сказали. Просто получили деньги, расписались, а на следующее утро уже улетели во Франкфурт, а оттуда – в Хорватию.«Не связана ли каким-либо образом эта чета с Виолетой и Джейн?» – подумалось мне.Отдельные кусочки истории как будто хорошо подходили друг к другу. Но видимость часто обманчива, и я не мог делать поспешных выводов. Если Рикардо и Канчес имели возможность перевести рукопись здесь, зачем они двинулись в Лиссабон, зачем рискнули пересечь границу между Испанией и Португалией? Ведь таможенный досмотр опасен для драгоценной книги, ради обретения которой секретные службы Израиля убьют кого угодно. На первый взгляд все делалось в глубокой тайне, никто ничего не знал, но столь великое сокровище – если я не ошибся в своих предположениях – способно пробудить алчность во многих людях. И если Адольфо и Иоланда рассказали всю историю незнакомцу лишь для того, чтобы похвастаться своей предприимчивостью, что же они способны открыть близкому другу? Кстати, какова во всем этом моя роль? Почему Рикардо был так заинтересован в моем приезде?В ту ночь в приюте голландских монахов я почти не сомкнул глаз. Голова моя была словно в тумане, меня уже мало заботило завершение Пути Апостола, я думал только о Лиссабоне и о своей встрече с Рикардо. Все мои помыслы были обращены к чудесной книге, пределу мечтаний множества людей, оставивших след в истории.На следующий день, поднявшись ни свет ни заря, я распрощался с голландскими братьями, снова ступил на тропу кающихся паломников и направился в сторону Рабаналя.Машинально переставляя ноги, я вспоминал прощальные слова Иоланды и Адольфо: «Рамон, не забывай про нас!» Такие слова слегка меня удивили. Можно было подумать, что мне предстоит подняться в высшие сферы и вытянуть из низов Иоланду и Адольфо – при всех-то их огромных деньжищах! Я ничего не понимал; мне подумалось, что я никогда больше не увижу этих людей.Несмотря на свои сорок лет, порой я бывал наивен, как ребенок, простодушнее главного героя знаменитой повести Вольтера. Имеется в виду философская повесть «Кандид, или Оптимизм».

Секреты нашей жизни, нашего общества открывались передо мной слишком поздно; люди моего поколения уже становились президентами, руководителями компаний, даже королями, а я растрачивал силы на борьбу с годами, так и не обретя своей подлинной сущности. Я осознавал, что просто хочу затормозить развитие своей жизни, чтобы вечно пребывать именно в этом возрасте. Фламеля и Фулканелли я представлял себе бессмертными старцами, выглядящими лет под восемьдесят. К подобному существованию я не мог относиться серьезно; больше того, сам бы никогда на такое не согласился.Я достиг вершины. Либо я обретаю бессмертие сейчас, в своем нынешнем виде, либо, как все остальное человечество, доживаю отпущенный мне срок – но в теле сорокалетнего мужчины.От подобных мыслей мне самому становилось смешно, мои требования казались несусветной глупостью. Я кружился в водовороте ребяческих грез, примитивных и наивных, и, когда меня несло в этом направлении, чувствовал, что предаю Виолету и Джейн. Теперь мои мысли вертелись вокруг наших отношений; я все упрощал. То были грязные, пошлые рассуждения – сестры никогда бы меня не простили, если б узнали о них. Мне представилось, что я просто встретился с двумя проститутками, переспал с ними в обмен на пригоршню монет, а потом, чтобы себя оправдать, выдумал фантастическую историю.Я быстро отогнал от себя столь недостойные мысли. Одиночество и усталость – я прошагал целый день и почти ничего не ел – совсем лишили меня веры. Поняв, что со мной происходит, я заставил себя думать о счастливых лондонских деньках и о встрече с Жеаном де Мандевиллем. Память о тех замечательных временах укрепила мои силы, как бальзам.«Светлые мысли тоже способны исцелять», – подумал я, исполнившись оптимизма.Диапазон моих чувств был огромен: меня швыряло от отчаяния к надежде и обратно. И мне вспомнился совет Мандевилля: «Когда заблудишься на Пути, извлеки из своего сердца самый главный компас и всегда ищи свою Полярную звезду, намечай надежный ориентир и двигайся к нему, и тогда увидишь, что непреодолимых препятствий не бывает».Голос мудрого друга наставлял меня: «Ищи книгу, готовься испробовать все на себе. Впрочем, возможно, сперва тебе придется отыскать человека, который вручит тебе ключ к философскому деланию. Когда ты встретишь такого человека, ты должен будешь отправиться в указанное им место и завладеть ключом раз и навсегда. Ничто не сможет помешать тебе, и ты получишь ключ».Только я не знал, чего именно хочу: обрести самого себя, добыть ключ к универсальному снадобью, просто погрузиться в ощущение счастья и любви, столь редкое в этом мире, – или же мне нужно все сразу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53


А-П

П-Я