Эльф вдруг рассмеялся, горько и зло, и поднял голову, с вызовом глядя на вождя:
– Я оставил ради него свой народ. Неужели ты думаешь, что и этого я не сделаю ради него?
Кинтаро смотрел на него некоторое время в задумчивости, потом знаком велел ему подняться.
– Жди меня здесь. Я вернусь через час, и мы сразу же выступим. Свою награду я выберу сам, когда мы закончим дело.
…Итильдина вывезли из столицы тайно, в одежде степняка, на косматой степной лошадке, вместе с отрядом Кинтаро. Эссанти пересекли границу Криды и повернули на юго-запад. Кинтаро решил пойти наперерез энкинам, опасаясь не застать их в Нийяре. Кругом расстилалась бескрайняя однообразная степь, лишенная каких-либо ориентиров, но вождь уверенно направлял отряд, руководствуясь одному ему известными приметами. Они неутомимо гнали лошадей, почти не делая привалов, и Итильдин мимолетно поразился выносливости этих людей, почти такой же, как у Древних.
Он был готов к тому, что во время краткого отдыха Кинтаро предъявит на него свои права, но этого не случилось. Поглощенный погоней, вождь почти не обращал внимания на эльфа. Итильдин был готов и к тому, что на привале ему придется обслуживать весь отряд варваров. Почти все они были с ним когда-то, и не один раз, он помнил их, за исключением нескольких – может, он был тогда без сознания, а может, эти были слишком суеверны, чтобы лечь с эльфом. И все они помнили его – голого, в ошейнике с цепью, у столба в становище, эльф читал это в их взглядах, когда они глазели на него, пересмеиваясь и толкая друг друга локтями. Но Итильдину было все равно. Кроме жизни Альвы, ничего больше не имело значения. В любой момент Кинтаро мог приказать ему раздеться – и эльф послушался бы немедленно, покорно лег и терпел бы молча издевательства кочевников, как он был согласен терпеть грубую страсть Файриза и утонченное сладострастие Реннарте. Однако, судя по всему, вождь отдал прямо противоположный приказ – не трогать эльфа, и ни один из эссанти не приблизился к нему на расстояние вытянутой руки. Итильдин отметил это равнодушно, не испытав даже облегчения.
Он знал, достоверно и точно, что в любой момент отдаст свою жизнь за Альву и пожалеет в этот момент только о том, что больше никогда не увидит его улыбки, его ясных зеленых глаз. Только сделает ли это Лиэлле счастливым? Он сомневался. Все-таки Альва любил его, несмотря на всю разницу между ними, и это было чудо, как он теперь понимал. Ведь красивый кавалер Ахайре мог одарить своей любовью кого угодно, любого из благородных дворян королевского двора, и каждый почел бы это за величайшую честь. Он мог даже выбрать этого варварского вождя, со всей его дикой степной страстью, на которую никогда не будет способен эльф.
От Кинтаро сейчас зависело спасение Альвы. Это примирило эльфа с вождем эссанти, он теперь даже мог взглянуть на него без внутреннего содрогания, без мгновенных вспышек в памяти: сверкание меча, кровь, боль, степная пыль. Он видел его в бою, а после удачной осенней кампании и вовсе не сомневался, что Кинтаро как никто овладел искусством войны. Он разыщет энкинов и освободит Альву. Кошмарное видение больше не являлось Итильдину, а это значило, что они изменили будущее или хотя бы отложили его.
Впервые в жизни эльф остро пожалел, что не владеет способностями мага. Впрочем, он и так не собирался быть мертвым грузом. Во время их недельной погони Итильдин только тем и занимался, что прокручивал в памяти свое видение, стараясь определить и запомнить каждую деталь: количество врагов, их вооружение, положение солнца, лошадь, на которой везли его возлюбленного, связанного и раздетого. Степь летела под копыта его коня, солнце всходило и заходило, и все это время мозг его не переставал напряженно работать. Изо всех сил эльф напрягал свое сознание, стараясь услышать, почувствовать Альву, проникнуть сквозь покровы будущего, представить, как будут развиваться события и приготовить себя к действию. С каждым днем Лиэлле был все ближе, и наконец Итильдин начал улавливать далекие отголоски его эмоций, слабые, призрачные, едва различимые. Лиэлле был невредим, слегка напуган, но еще надеялся на спасение, не собираясь впадать в отчаяние. Такова была натура Альвы: даже перед лицом смерти он не терял присутствия духа. Итильдин видел это в своем прозрении: окровавленные губы едва шевелятся, палач наклоняется ниже, желая услышать мольбу о пощаде… и, взбешенный, бьет по лицу измученную жертву, которая еще способна насмехаться; но даже это не может стереть с губ рыжего северянина глумливую улыбку, адресованную его мучителям.
– Завтра мы с ними встретимся, – сказал Кинтаро на привале.
Варвар был против обыкновения молчалив и серьезен. Не было нужды уточнять, кого он имеет в виду. Итильдин подошел к Кинтаро поговорить без помех, заметив, что тот сел в стороне.
– Мы умрем, куколка? Что говорят твои видения?
В голосе вождя не было страха или беспокойства, одно лишь любопытство.
– Мои видения не касаются моей собственной судьбы, – ровно ответил эльф.
– Ах, вот почему встреча с эссанти год назад стала для тебя таким сюрпризом. – Вождь криво усмехнулся, думая о своем.
Эльф вздрогнул, но справился с собой, и голос его остался ровным:
– Ты не надеешься выиграть битву?
– Их сотня, нас пятьдесят, – равнодушно сказал Кинтаро. – Не лучший расклад. Ты сказал, у них красные узоры на теле. Ветераны. У каждого лук и колчан. Открытая степь, ветер в нашу сторону.
– Зачем нападать днем?
– На ночь они встанут в холмах и будут стрелять на каждый шорох. Даже если мы сможем пробиться в их лагерь, они успеют убить нашего сладенького рыжего, когда запахнет жареным.
– Мы должны напасть послезавтра.
– Опять предчувствия? Послезавтра не пойдет. К ним может подоспеть подкрепление.
– Послезавтра в полдень случится солнечное затмение.
Вождь стиснул руку эльфа.
– Откуда ты знаешь? – быстро спросил он.
Итильдин ответил коротко:
– Мы просто чувствуем.
– Затмение, чтоб мне провалиться! – повторил Кинтаро с каким-то детским удивлением. – Боги определенно за нас. Мы нападем послезавтра.
Еще день прошел в седле, они следовали параллельным курсом с энкинами, постепенно сближаясь. На ночь эссанти устроили привал. Всю ночь Кинтаро не спал, расхаживая по лагерю и обдумывая план действий. Он нервничал, но не показывал этого, и эльф удивился, поняв, что чувствует его настроение. Должно быть, их сблизило то, что они думали об одном и том же человеке.
На следующий день интуиция вождя и способности эльфа позволили им встретиться с энкинами в намеченное время. Ровно в полдень они были на расстоянии полета стрелы, тетивы натянуты – и тут черная тень начала наползать на солнце, и день потемнел.
Энкины были хладнокровными и опытными воинами, но при этом суеверными, как все степняки. Затмение отвлекло их, кое-кто даже опустил лук, с криком указывая в небо. Эссанти же, предупрежденные Кинтаро, как один, выпустили свои стрелы, кося противников. Через минуту на степь опустилась тьма, под покровом которой эссанти сошлись с энкинами врукопашную. Черный диск с пылающими краями равнодушно наблюдал с неба за побоищем.
Итильдин остался в стороне по приказу Кинтаро, с двумя запасными лошадьми. Он продолжал стрелять и в темноте, и каждая из его стрел находила цель. Когда тьма рассеялась, соотношение сил стало примерно равным, но исход боя все еще было невозможно предсказать.
Наконец Итильдин увидел, как Кинтаро пробился к Лиэлле, стащил его с лошади и перекинул через седло, закрывая щитом. Стрелы эльфа очистили ему дорогу, он вырвался из схватки и подскакал к нему. Пока эльф прикрывал их, стреляя из лука, Кинтаро перерезал веревки на руках и ногах Лиэлле, накинул на него плащ и посадил в седло.
– Одежду получишь попозже, хотя без нее ты лучше, – сказал он отрывисто. – Уходим.
Лошадь его была ранена, он бросил ее и пересел на другую. Лиэлле еще не пришел в себя и был не в состоянии говорить. Эльф боялся даже взглянуть на него лишний раз, чтобы не отвлечься от происходящего, не потерять голову. Они пришпорили лошадей и помчались прочь.
Через несколько часов они остановились на краткий отдых, посадили Альву на траву и быстро осмотрели в поисках ран, спрашивая на два голоса:
– С тобой все в порядке? Они тебе ничего не сделали?
– Они меня не трогали. Даже не поимели, – сказал Альва, очнувшись от оцепенения, и нервно хихикнул. – Ничего, если я прямо сейчас не буду обливать вас слезами, благодаря за спасение? Боюсь, если начну рыдать, не смогу остановиться.
За исключением пары синяков и ссадин на руках и ногах, у Лиэлле не было никаких повреждений, однако он похудел, осунулся и ослабел. Кинтаро влил в него вина и заставил сесть в седло. Им нужно было мчаться как ветер, и он не мог отягощать коня двойным грузом. К вечеру угроза погони миновала, однако все еще существовала опасность наткнуться на разъезды энкинов или эутангов. За день они обменялись едва ли парой слов.
– А твои воины? – спросил Итильдин.
– Они задержат энкинов. Или уведут в сторону.
– Они… вернутся?
– Те, кто выживет, – коротко ответил Кинтаро.
Привала на ночь не делали. Лиэлле спал на ходу, поэтому они по очереди сажали его к себе в седло. Итильдин тихо ликовал, глядя на возлюбленного, живого и невредимого, но тревога не покидала его: впереди лежал долгий путь по недружественным землям, и о спасении говорить было рано.
Им повезло добраться до Нийяра без приключений, хотя несколько раз по знаку Кинтаро приходилось класть лошадей на землю и ложиться самим. Обученные степные лошадки покорно лежали в густой траве, не фыркая и не дергая даже ухом. Однажды им пришлось провести так три часа, пока на горизонте двигался разъезд эутангов, издалека замеченный эльфом.
В Нийяре они встретили большой отряд эссанти под предводительством любовника Кинтаро. Те выступили на выручку сразу, как в лагерь прискакал гонец вождя, отправленный еще с криданской границы. До становища эссанти Итильдин и Альва доехали под надежной охраной. События последних недель показали, что для Альвы здесь будет безопаснее, чем где бы то ни было еще.
Через день вернулись воины Кинтаро, которые оставались биться с энкинами. Среди них не было ни одного, кто не был бы хоть единожды ранен легко или тяжело, но погибло не больше десятка, хотя противников было вдвое больше, и по дороге им не раз случалось вступать в стычки. Итильдин поймал себя на тайной радости, что во времена Великой войны племен кочевников еще не существовало, иначе Древний народ был бы истреблен под корень. Впрочем, уже сейчас эльфы были для большинства смертных легендой, мифом – Итильдин стал первым эльфом, которого увидели жители Криды за много сотен лет.
И он знал, что он первый из Древнего народа за многие тысячелетия, кто так близко узнал людей. Что-то из этого знания было счастьем, а что-то – тяжким бременем. Каждый день среди быстроживущих смертных изменял его безвозвратно, и к концу пути в нем могло не остаться ничего от эльфа. Но и эту цену Итильдин был готов заплатить.
Глава 4
За приоткрытым пологом были видны отблески костров, слышались крики и нестройные песни. Очередной большой пир у эссанти, который Итильдин видел не в первый раз, и даже не в первый раз со стороны, из палатки вождя. Только теперь он не жалкий пленник, а почетный гость, который дрался наравне с эссанти, по левую руку от предводителя. Впрочем… Эльф тяжело вздохнул. Он все равно был пленником – своего слова. Лиэлле жив и невредим – благодаря Кинтаро, и не сегодня-завтра тот назовет свою цену. Какой она будет, эльф мог себе представить: варвар высказался достаточно ясно во время их памятного разговора. Итильдин был рад и тому, что эссанти дал ему возможность напоследок побыть с любимым и даже не беспокоил их своим присутствием весь вечер.
Итильдин с нежностью смотрел на возлюбленного. Лиэлле был так красив, когда лежал в его объятиях полупьяный, разнеженный ласками, на щеках его играл румянец, зеленые глаза влажно блестели в полутьме шатра, освещенного только чадящим пламенем плошек с жиром. Эльф гладил его локоны, больше месяца не знавшие ножниц парикмахера и спадающие ниже плеч в беспорядке, целовал его обветренные губы, руки, покрытые ссадинами от веревок, и чувствовал себя счастливым. Только надолго ли это счастье?
– Черт, как я напился, – промурлыкал Альва. – Не хочешь воспользоваться моим беспомощным состоянием? – он игриво подмигнул эльфу, проводя рукой по его колену.
Улыбнувшись, Итильдин поцеловал его.
– Тебе нужно отдохнуть, Лиэлле.
– Для этого я никогда не бываю слишком усталым. – Альва придвинулся ближе.
Эльф знал, каким настойчивым может быть его возлюбленный, захваченный вожделением. Но сейчас Лиэлле был слишком пьян для активных действий, слишком вымотан переживаниями, пришедшимися на его долю за последний месяц. Итильдин же не хотел разрушить уют и ласковое тепло их объятий, которое он ценил – что греха таить – выше огня желания. Когда Лиэлле был полон страсти, он мог согреть даже прохладную эльфийскую кровь, но сейчас Итильдин чувствовал, что его любимый желает от него только ласки и нежности. Словно история с Реннарте охладила его пыл, подумал эльф не без горечи. Лиэлле не обвинял его, не сердился, он не стал любить его меньше, но в нем появилась какая-то неуверенность, будто он понять не мог, как себя вести. И эльф не решался предложить ему интимную близость. К тому же они в палатке вождя, сюда в любой момент мог войти Кинтаро…
…и вошел. Его высокая фигура на мгновение закрыла вход, а потом он пролез внутрь, нагнувшись, и развалился на шкурах рядом с ними.
– Слабоват же ты пить, северянин, – сказал он весело.
– Зато я быстро трезвею, – обиделся Альва. – И вообще…
Он приподнялся с колен Итильдина и ткнул Кинтаро пальцем в грудь.
– Держу пари, вы свое вино разбавляете самогоном, уж чересчур оно крепкое.
– Ах да, ты же у нас цивилизованный человек, привык потягивать виноградную водичку.
– Криданское вино, между прочим, самое лучшее на континенте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47