Он располагался на одном из плато в Южной Каролине. В нем по-прежнему витал дух благочинности и неуклонная вера в незыблемость традиций. На городской площади до сих пор летом устраивали танцы и концерты, великолепные ярмарки и праздники цветов!
Эмма улыбнулась, вспомнив, как ей в первый раз разрешили пожить у Мэгги. Теперь-то она понимает, что ее матери и отчиму хотелось провести медовый месяц без любопытных глаз семилетней девчонки. Однако за первым разом последовали другие. В Уэбстере она завела себе друзей и вообще чувствовала себя здесь как дома, тем более что отчим работал в нефтяной компании и семье частенько приходилось переезжать с места на место, нигде не задерживаясь подолгу.
Эмма перешла через дорогу и направилась к автобусной остановке. Она поймала себя на том, что вежливо кивает встречным, не понимая, как ей удается вести себя так, словно ничего не произошло. Еще ей было обидно, что все кругом не усматривали в этом страшном для нее дне ничего особенного, обычный будний день с его заботами и хлопотами, работают магазины и жизнь идет своим чередом. Эмма сжала зубы.
Вспоминая о том, как люди уважали ее бабушку, Эмма вдруг подумала о Форресте. Странно все-таки, что Мэгги называла его лучшим другом. Надо бы спросить, не опасно ли выпускать на улицы города подобных типов. Наверняка преподобный Джонсон все о нем знает.
Эмма нахмурилась. По крайней мере, одно хорошо: он вывел ее из стрессового состояния, в котором она пребывала все время после звонка матери.
Брат два дня помогал Эмме перевозить вещи в ее новую квартиру в Вашингтоне, где пока не был подключен телефон. Девушка уже предвкушала покой, о котором мечтала, прожив две недели в фамильном доме, откуда еще не разбежались все ее сестры и братья в возрасте от десяти до восемнадцати. В доме на Аляске вечно все было вверх дном, и, хотя это счастье – со всеми повидаться и немножко понежиться в атмосфере любви и доброжелательности, все же остаться одной тоже неплохо.
Она все спланировала: сначала переедет в новую квартиру, потом навестит тетю Мэгги, а уж после этого приступит к новой работе в министерстве.
Однако матери как-то удалось разыскать ее через нового шефа, который и передал ей печальное сообщение. Эмма ощутила, как по спине у нее вновь поползли мурашки.
– Нет, Мэгги, ты должна была подождать, – простонала она, чувствуя, как на нее снова накатывается волна отчаяния. Эмма провела по лбу тыльной стороной ладони.
Шагая по раскаленной бетонке под убийственно жаркими лучами солнца, она не замечала ничего кругом, как вдруг услышала шум мотора и оглянулась. Рядом, не опережая ее, ехал старый пикап, и из окошка выглядывал Брент Форрест.
Эмма гордо вздернула подбородок и зашагала быстрее, чувствуя, как юбка бьется о ее ноги.
– Эмма, мне надо с вами поговорить! – громко произнес он, стараясь перекричать шум двигателя.
Брент переключил скорость, и в машине что-то ужасно заскрежетало, словно она, протестуя против грубого обращения с ней, собиралась вот-вот остановиться.
– Мы уже поговорили, – угрюмо отозвалась Эмма.
Она посмотрела на него взглядом, говорившим: «не трать понапрасну время» – и безошибочно действовавшим на чиновников в американских посольствах во Франции и Сенегале. Однако Брент Форрест не обратил внимания на ее взгляд и продолжал ехать с ней рядом, мешая движению машин.
Когда на углу она решила перейти улицу, он остановил машину прямо перед ней. Не сводя с Эммы глаз, Брент открыл дверцу, небрежно махнув рукой, и заполнил собой проем, нагнувшись ей навстречу.
– Залезайте. Я доставлю вас домой. Услышав командирский тон, Эмма уперла руки в бока и почти крикнула:
– Никуда я с вами не поеду! Я знаю, вы огорчены из-за смерти тети Мэгги, но я все равно не позволю вам досаждать мне! Я позову шерифа Роджера!
– Голос у вас громкий, но он уже не шериф и давно уехал во Флориду. – Брент еще больше наклонился вперед, одной рукой придерживая дверцу, а другую положив на спинку сиденья. – Шериф теперь Джонатан Дарк.
– Джонатан Дарк? – Она сморщила нос.
– Правильно.
Эмма в изумлении покачала головой. Если ей двадцать шесть, то Джонатану не намного больше, и, насколько она его помнит, он чем-то очень похож на Брента.
– Оставьте меня в покое, – нервно отмахнулась она.
Брент быстро глянул на дорогу впереди себя, затем внимательно посмотрел на девушку.
– Послушайте, Эмма, нам надо поговорить. – В его глазах появилась настоящая мольба, а голос задрожал. – К тому же я кое-что хочу показать вам в доме Мэгги. Она бы вам сама показала, если бы вы приехали раньше…
Эмма растерялась и одновременно смутилась от происшедшей в нем неожиданной перемены, но все равно покачала головой. Ему во что бы то ни стало надо заставить ее почувствовать свою вину, а ей как раз нужно не показать ему, что она ее уже и так чувствует с той самой минуты, как только услышала о смерти Мэгги. Но Бренту Форресту не обязательно об этом знать.
После минутного колебания она отступила на шаг, сунув сумочку под мышку.
– Нет. Не сейчас.
– Но ведь вы все равно тут стоите, – от возмущения он чуть не чертыхнулся. – Давайте я вас хоть подвезу.
– Нет, – повторила она, встряхивая кудряшками. – Я остановлюсь в мотеле.
– Нет.
Она вскипела от его самоуверенности.
– Нет? – переспросила она, и ее золотистые глаза вспыхнули. – Посмотрим.
– Там черт-те что творится, – резко сказал он, тыча большим пальцем в сторону мотеля. – Муравьи от подвала до чердака. Вы и одну ночь не выдержите.
Эмма устремила на него недовольный взгляд. Жить в доме тети Мэгги, с которым у нее связано столько воспоминаний? Нет, этого она не выдержит. Неожиданно на глаза вновь навернулись слезы, которые она не смогла сдержать. Она отвернулась от Брента и быстро-быстро заморгала, чтобы не дать им пролиться.
Слишком много всего произошло за двадцать четыре часа. Ей надо побыть одной, чтобы как-то привести себя в чувство и примириться с неизбежным.
В одно мгновение Брент выпрыгнул из машины и оказался возле нее, так что ее даже обдало порывом ветерка. Он взял ее за руку и наклонился, чтобы заглянуть в глаза. От его ласкового прикосновения она еще больше растерялась. Потом ей пришло в голову, что он решил переменить тактику, потому что на его лице появилось вполне доброжелательное выражение. В его голосе она даже услышала сочувственные нотки:
– Поехали. Вам надо выбраться из этого пекла. У вас есть чемодан?
Отчасти он помог ей восстановить душевное равновесие, но тут случилось другое: от его заботливого участия ее вдруг охватил трепет. Чтобы не поддаться ему, она вырвала у него свою руку.
– Есть. Я оставила его на автобусной остановке… – И она махнула рукой в том направлении.
Он задумчиво кивнул.
– Сейчас мы заедем за ним, а потом я отвезу вас домой. Ничего. Все образуется, Эмма.
Она постаралась стряхнуть с себя растерянность и одарила его колючим взглядом, досадуя на его вежливый тон и старомодную галантность. Наверняка он понял, что у нее почти не осталось сил и она больше не может держать себя в руках. Как бы то ни было, она опустила голову и провела по лбу тыльной стороной ладони.
– Ладно.
Брент, по-видимому никогда не терявший присутствия духа, помог ей сесть в машину, захлопнул дверцу, и они отправились за чемоданом. На остановке Эмма наблюдала за ним в треснувшее окошко. Не прошло и двух минут, как он вернулся с дорогим кожаным чемоданом, купленным ею в Париже, и небрежно забросил его в машину, так что он оказался рядом с запасным колесом. Недовольно поморщившись, Эмма повернулась и стала смотреть вперед, а Брент уселся за руль.
Он окинул ее быстрым оценивающим взглядом, и она почти автоматически напряглась, готовясь услышать слова упрека, но Брент долго молчал. И Эмма подумала, что он подыскивает соответствующие слова, чтобы выразить ей сочувствие. Для такого мужчины, как Брент, это наверняка нелегко, однако ей тут же вспомнилось, как ласков он был с ней на обочине.
– Ну и что же, мистер Форрест, я сделала плохого или не сделала? – очень тихо, не желая показать, как больно он ранил ее, спросила Эмма.
Брент включил зажигание, нажал на газ и влился в поток машин, проезжавших через Уэбстер. Он было повернул к ней голову, но тут же вновь стал смотреть на дорогу перед собой.
– Прошлая жизнь дает себя знать: меня плохо воспитывали. Вот я и срываюсь.
Эмма подумала, что он скорее объясняет, чем извиняется, и решила не спускать ему.
– Это еще мягко сказано.
Он дернул плечом, давая понять, что хотя и слышит ее слова, но не согласен с ними.
– Вы давно должны были приехать к Мэгги.
Это откровенное признание говорило о том, что Брент как бы проводит демаркационную линию. Помолчав, он глянул на нее прищуренными глазами.
– Что значит «должна»? – словно защищаясь, спросила она, едва удерживаясь, чтобы не пуститься в объяснения.
Однако, заметив, что его внимание приковано к дороге, она прикусила язык.
– Я говорю по праву друга.
– Повторяю, произошла путаница, – начала она тем особым сверхвежливым тоном, которым говорила обычно с соотечественниками, осаждавшими американское посольство зарубежом. – Кто-то сообщил моей матери на Аляску, а она не смогла сразу меня найти.
– Это я звонил вашей матери.
Эмма обратила внимание, как напряглись мышцы на его руках, когда он переключал скорость.
– А… Вот оно что. Спасибо.
Она коротко кивнула и вновь стала смотреть на проносящиеся мимо дубы. Машинально она начала считать их, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Сейчас ей нужно время, чтобы раны затянулись, а уж затем подумать и решить, как быть дальше.
Однако Брент явно не хотел щадить ее.
– Я вам сказал правду. – Он еще раз мельком взглянул на Эмму. – Мэгги была моим лучшим другом.
Эмма в упор посмотрела на него, когда они поворачивали за угол и въезжали на улицу, ведущую прямо к старому дому. Она не понимала, зачем он это сказал: хотел оправдаться? И все же, если это правда, он может рассказать ей о Мэгги все, что она хочет знать. Ей известно только, что Мэгги тихо умерла в своей постели. Правда, жаль, что ей придется получать эту информацию от постороннего ей человека, но, видно, другого выхода нет…
– Она долго болела? – нервно играя замком сумочки, спросила она.
Если долго, то почему не поставила ее в известность? И вновь Эмма ощутила жуткое одиночество, которого не знала, пока из жизни не ушла Мэгги.
– Не очень. Мэгги была увлечена новой библиотекой. В сущности, если бы не она, этого проекта вообще не существовало бы. – Брент притормозил возле здания школы, внимательно наблюдая за детьми, которые так и норовили перебежать улицу перед самыми колесами машины. – Я заходил к ней каждый день.
Эмма повернулась к нему, побагровев от гнева, не в силах сдержать нахлынувшие на нее чувства.
– Если вы называете себя ее лучшим другом, почему не помогли ей с библиотекой? И вообще…

2

Он тоже повернулся к ней, и в первый раз до Эммы дошло, что он переживает смерть Мэгги не меньше нее.
– Я делал все, что она позволяла мне делать! – защищаясь, воскликнул он. – Но она никогда не выглядела больной.
Эмме стало немножко легче от этих слов.
– А я думала, что она болела и не хотела мне сообщить.
– Вы бы приехали? – ехидно спросил он. Ну и манеры! Если бы она могла убивать взглядом, он был бы уже мертв.
– Послушайте, мистер…
– Мы приехали, – перебил ее Брент, не обращая внимания на ее ярость и останавливаясь перед старым особняком в викториан-ском стиле.
Эмма выглянула в окно и вздрогнула. На сердце у нее стало еще тяжелее.
– Нет, я передумала! Я лучше вернусь в мотель… – Голос ее прервался, хотя она всеми силами старалась сдержаться.
Брент выключил зажигание и выжидал, положив руки на руль.
– Я должен вам кое-что показать. Уверен, она хотела, чтобы вы это увидели.
Эмма повернулась к нему.
– Принесите сюда.
– Не могу, – грустно проговорил Брент. Она выпрямилась, почему-то ей очень хотелось выглядеть сильной перед этим человеком.
– Хорошо, – наконец согласилась она.
– Умница, – ласково проговорил он и, выбравшись из машины, с силой хлопнул дверцей.
Эмма заморгала, услышав одобрение в его голосе, и сама не поняла, почему вдруг прониклась к нему чувством благодарности. Совсем ни к чему сближаться с ним, и так все ужасно запутывается. Тем не менее его неожиданные проблески доброты подействовали на нее, заставляя лишний раз вглядываться в этого красивого мужчину. Она нетерпеливо подергала ручку, но дверца не открывалась. Вспомнив, как Брент хлопнул своей, она подергала еще, сжав зубы, но с тем же успехом. Отчаявшись, Эмма обратила на него умоляющий взгляд.
Он, виновато посмотрев на нее, помог ей выбраться наружу.
– Прошу прощения. Мне надо было предупредить, что изнутри она не открывается.
Эмма удивленно взглянула на него и вышла из машины. Как можно ездить на такой развалине?
Словно читая ее мысли, он улыбнулся, и в глазах у него забегали веселые искорки.
– Она же еще отлично бегает, – по-мальчишески задиристо ответил он.
Он захлопнул дверцу, и все окрестные собаки разом залаяли. Непонятно, почему она терпит этого странного человека. Эмма отвернулась и посмотрела на дом Мэгги. Ее раздражение постепенно куда-то исчезло. В последний раз, когда она была здесь перед назначением во Францию, дом уже начинал ветшать, осыпалась штукатурка, да и ставни кое-где висели на одной петле.
Теперь дом стоял перед ней свежевыкрашенный в неяркий желтый цвет. Перила на крыльце и входная дверь были синие – любимого цвета Мэгги. Приятно удивленная переменами, Эмма улыбнулась.
Она задрала голову, чтобы взглянуть на окна своей комнаты в северной части дома. Стекла сверкали на солнце, словно приглашая ее войти.
И больше ничего не боясь, а только волнуясь, Эмма направилась к крыльцу.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3