Две простые кровати, покрытые белыми покрывалами. Маленький коврик перед каждой из кроватей – скромная уступка комфорту. Через дверь в соседнее помещение видны были простейшие удобства.
Спартанские условия, но ничего жуткого.
– Отличное местечко для содержания принцесс, – как ни крепилась, дрожи в голосе она скрыть не сумела.
– Роз…
– Ничего. Все равно лучше, чем Йоркшир. – Она осторожно подергала дверь. – Закрыто.
– Черт, Роз…
– Все в порядке, – прошептала она.
– Ты не будешь сильно возражать, если я обниму тебя? – спросил Ник.
– Я…
– Видишь ли, я недолюбливаю закрытые помещения, – признался он. – По-моему, это клаустрофобия.
– Да?
– Меня надо поддержать, – и он заключил ее в объятия.
У него клаустрофобия?
Что-то не верится. Он говорит так, потому что считает, что она сама нуждается в поддержке. И он совершенно прав. Тут очень, очень страшно. И где сейчас бедный Хоппи?
Она позволила ему обнять себя. Объятия ему нужны, чтобы преодолеть страх? Должно быть, он прав, страх прошел. Осталось лишь ощущение его силы, уверенности в себе. У этого мужчины репутация бабника, и ясно почему. Какая женщина перед ним устоит?
– Эй, все хорошо. Все хорошо, Роз. Это всего лишь кратковременный неприятный эпизод. Мы скоро выберемся отсюда, увидишь.
– Предполагалось, что это ты боишься, – огрызнулась она, но не вырвалась. Пусть еще немного погладит ее по голове.
– Кто-нибудь позаботиться о Хоппи. – Удивительно, он словно слышит ее мысли.
– Хоппи истратил всего пару своих жизней. Чего о нем волноваться?
– Ты перестала бы быть собой, не волнуясь о нем. Ведь потому ты и оставалась так долго с родителями мужа?
Она нахмурилась, но все возмущение приняло на себя его сильное и теплое плечо. Пока еще она не собиралась вырываться.
– Это еще при чем?
– Ни при чем. Мы же в тюрьме. И вполне можем занять время, общаясь.
– Обнимаясь.
– И разговаривая. Спасая меня от клаустрофобии.
– Нет у тебя никакой клаустрофобии.
– Только отойди от меня, и я начну лезть, на стену. И орать. Этого ты добиваешься?
В его глазах блестел смех, опровергающий его уверения. Этот человек опасен, сказала она себе. Вся ситуация опасна, но самое опасное в ней то, что она заперта наедине с Ником.
– Спасайся сам. – Отойдя, она села на одну из кроватей, ожидая, что та спружинит. Как бы не так. Матрас лежал на досках. – Жесткая, как камень. – Он попытался сесть рядом, но она переместилась к середине, не давая ему такой возможности. – Прыгай на своей кровати.
– Какое ж тут удовольствие?
– В том, что происходит, никакого удовольствия быть не может.
– Притворимся, что может. – Он послушно сел на другую кровать и взглянул на нее с улыбкой, которую послушной назвать никак было нельзя. – Просто чтобы уберечь меня от клаустрофобии.
– Закругляйся уже с этой клаустрофобией.
– Приказывать в таком случае – гиблое дело. Вот мой вариант: отвлечь – гораздо эффективнее.
– Сколько они могут нас тут продержать?
Он пожал плечами.
– Кто их знает. – Внезапно он посерьезнел. Но мы славно поработали. Познакомили с нашим вариантом множество людей. Эрхард говорил, что эту страну подавляли так долго, что для взрыва достаточно искры.
– И мы в центре.
– Нет, потому что являемся альтернативой взрыву. Эти люди не желают анархии – не зря же они так долго мирились с самыми ужасными правителями. Следовательно, с нами они могут сохранить порядок. Им лишь надо настоять на выполнении закона.
– Как же они это сделают? Вежливо попросят Джулиану и Жака освободить место?
– Понятия не имею.
– Ты ринулся в это так же слепо, как и я.
– Возможно, не так. Меня поддерживали многие знакомые. И брат.
– Брат, – машинально повторила она.
– У меня шесть сводных братьев. Блэйк работает в той же фирме, что и я. В случае чего звони мне, сказал он, когда я уезжал. Я позвонил.
– И Блэйк приедет с бригадой вооруженных десантников.
– До этого не дойдет.
– Ты уверен?
– Нет, – сознался он.
– У Блэйка же нет своей армии?
– Хм, нет.
– А моя собака сейчас скитается по стране, одинокая и беззащитная.
– Тоже нет.
– Лягу-ка я спать. – Она вновь похлопала по кровати. – Наш разговор ни к чему не приведет.
– Ты будешь спать?
– Уже почти полночь. Почему нет? Как по-твоему, если попросить по-хорошему, не отдадут они наш багаж?
– Хм…
– Этого ты тоже не знаешь. – Она вздохнула. И неожиданно просияла: – О, везет мне.
– Везет?
Роз порылась в кармане и с торжеством извлекла зубную щетку в футляре и полупустой тюбик зубной пасты.
– Бьюсь об заклад, что юристы высокого полета при себе зубной пасты не держат, – самодовольно заявила она.
– Хм… нет. Откуда она у тебя?
– Что значит запасливость! Я провозилась с коровой дотемна, а фермер попросил еще задержаться, пока опоросится свинья. Домой было некогда возвращаться, пришлось заночевать у них на кушетке. Отсюда зубная паста. – Она улыбнулась. – Ее я тебе ссужу, но предупреждаю – придется воспользоваться пальцем, потому что зубными щетками я не делюсь. Даже если мы поженимся, в чем я начинаю сомневаться.
И она вошла в ванную комнату.
Она спала. Ник был искренне поражен. Просто закрыть глаза и уснуть… Это великая способность. Хотелось бы ему обладать ею. Даже ребенком он боялся засыпать. Когда ты спишь, может случиться что-нибудь дурное.
Откуда такая уверенность? Вероятно, виной тому смутная фигура матери и тени, вечно окружающие ее. Люди, приходящие в темноте, слезы матери, ее внезапные исчезновения. Он тогда просыпался, а ее не было.
Руби была достаточно разумна, чтобы понять: он никогда не избавится от ночных кошмаров. Поэтому должен научиться жить с ними. Памятуя уроки Руби, он не пытался сейчас уснуть. Просто лежал и смотрел в потолок. А после – на Роз. Час. Два. Воздух в комнате стал прохладнее.
– Я замерзла, – внезапно произнесла Роз.
Он вздрогнул от неожиданности.
– Я думал, ты спишь.
– Я спала. И только что проснулась. Одного одеяла явно мало.
– У тебя еще есть пальто.
– Есть, – покладисто согласилась она. – Моей верхней половине уютно. А нижняя часть ей завидует. У тебя только одно одеяло?
– Я… да.
– Могу я довериться тебе, если приглашу разделить со мной постель?
У него перехватило дыхание.
– Ты предлагаешь спать вместе? – осторожно спросил он.
– В буквальном смысле.
– То есть спать.
– Давай решай быстрей – да или нет. Уникальное предложение, когда еще такое получишь?
– Правило номер один: никогда не отказывай даме, – сказал Ник и в две секунды накрыл ее своим одеялом и сам нырнул к ней.
– У меня еще одно предложение, – заявила Роз прежде, чем он успел устроиться.
– Какое?
– У меня ноги мерзнут. У нас у обоих есть прекрасная верхняя одежда. Если я расстелю мое великолепное пальто на наших ногах, ты можешь положить куртку водителя лимузина на оставшиеся части. Заметь, это большая уступка с моей стороны, – добавила она. – Потому что мое пальто очень-очень теплое, а твоя куртка – так себе, не говоря уж о том, что ее ссудили нам обоим. Поэтому я могла бы оставить пальто себе, но настоять, чтобы ты положил куртку нам на ноги. Но я великодушна.
Он хмыкнул. Некоторое время они устраивали постель. Два одеяла. Пальто внизу. Куртка вверху. И оба подо всем этим.
Она была в джинсах и блузке. Он в брюках и рубашке. Галстук по-прежнему оставался в кармане.
Спать в джинсах не слишком удобно. Теперь они достаточно тепло укрыты, чтобы избавиться от верхней одежды. Но предложить этого Ник не посмел.
Кровать была слишком узкой, чтобы лежать на расстоянии. Их тела поневоле соприкасались. Он старался по возможности меньше шевелиться. Нет, это немыслимо. Двое взрослых людей и…
– Это сумасшествие, – сказала она. – Так мы никогда не заснем.
– Какое же решение ты предлагаешь?
– Расслабиться. Если я лягу на бок, и ты повернешься на тот же бок и прижмешься ко мне, мне будет тепло. Я вдова. И знаю.
– Вероятно… так, – с сомнением ответил Ник, пытаясь представить, как можно удержать ситуацию в невинных, платонических рамках.
– Ты не вдовец, но наверняка отлично знаешь, что люди могут спать друг с другом, не желая секса. Прекрати изображать стойку «смирно». Расслабься.
– Да, мэм.
– Вот так-то лучше. – Она повернулась на бок, терпеливо дождалась, пока он сделает то же самое, и изогнулась, прижавшись спиной к его груди.
Его руки непроизвольно обвились вокруг нее. Она оцепенела – всего на мгновенье – и снова расслабилась.
– Видишь, хорошие мысли появляются не только у меня. Отлично. Теперь спим. Если, конечно, ты не волнуешься, что нас разбудят на рассвете и поведут расстреливать. Но ведь Блэйк начеку, верно?
– Ага.
– Тогда о чем нам беспокоиться? Разве что о Хоппи. Но пока нас не выпустят, невозможно ничего предпринять. Следовательно, можно и поспать. Спи!
– Да, мэм.
Он закрыл глаза, а открыв их, с удивлением обнаружил, что проспал несколько часов. Роз до сих пор спала, прильнув к его груди, словно там ей самое место. Он все еще крепко прижимал ее к себе. Ему пришлось слегка передвинуться, чтобы взглянуть на часы, а Роз и не шелохнулась.
Должно быть, она совершенно измучилась. Проклятие, ему следовало тщательнее исследовать ее прошлое. Но храбрая она несказанно. И держится великолепно, смеясь там, где только можно, не позволяя себя запугать, во всем ища повод для оптимизма.
И эта женщина согласилась стать его женой.
Лишь на словах.
Хотя многое изменилось. Он сам изменился. Или влюбился?
Мысль так взбаламутила его, что он либо вздохнул, либо шевельнулся слишком' сильно. Роз все так же неподвижно лежала в его объятиях, но он чувствовал – она проснулась.
– Сколько времени?
– Семь.
– Как думаешь, нас покормят?
Словно по сигналу дверь открылась. На пол поставили поднос, и дверь снова хлопнула. Они даже не успели разглядеть своего тюремщика.
– Ответ, стало быть, «да». – Она заворочалась, и Ник неохотно выпустил ее.
– Не смотри так, – сказала она немного сердито, потом сползла к ногам кровати, чтобы не касаться его, вставая.
– Как?
– Не знаю. Не знаю, о чем ты думаешь, и спрашивать не собираюсь, – резко ответила она. – Я первая иду в ванную, и не вздумай съесть один все тосты.
Тостов не было. Каша и прокисшее молоко, чуть теплая вода и растворимый кофе.
– Не на то я рассчитывала, соглашаясь стать принцессой, – пробормотала Роз. – Не знаю, самый ли сейчас удобный момент сообщать, что я привыкла к хорошему кофе и, если меня его лишают, становлюсь просто невыносимой?
– Я тоже.
– Что же нам делать? – спросила Роз, решительно, хоть и морщась, расправляясь со своим кофе.
– Думаю, ждать.
– Сколько примерно?
– Возможно, лет двадцать.
– Могли бы тогда снабдить нас колодой карт. Иначе я буду жаловаться в ООН.
Он хмыкнул. Жизнь продолжается. Они стали ждать.
Скажи кто-нибудь Роз, что она будет делиться историей своей жизни с человеком, которого знает не больше месяца, она бы не поверила. Она не экстраверт. Вышла замуж за Макса, но даже ему не всегда удавалось пробиться через ее защитную оболочку. И вот она сидит тут, выдавая подробную информацию, словно ничего тут такого нет. Почему? Возможно, потому, что Ник особо не интересуется ею. Просто слушает со скуки – ведь больше заняться нечем.
– Ты играешь в теннис?
– Нет, мне нравится хоккей. Играю плохо – я ведь не пробовала даже до приезда в Англию, но все равно мне нравится. И до сих пор играю. То есть до последней недели.
– Нападающим?
– Полузащитником по большей части. А ты?
– С правого края. Левый удар у меня сильнее. Будь у нас пара клюшек, мы бы сыграли.
– Если нас долго тут будут держать, мы разберем кровать и возьмем доски. Отложим матч до завтра. Как насчет мороженого? Какое у тебя любимое?
– Шоколадное.
– С кокосовой стружкой?
– Фу, нет. Чисто шоколадное, без примесей, портящих вкус.
– Ага, – неожиданно она ощутила голод. – Как думаешь, скоро обед?
– Думаю, наши шансы на мороженое минимальны. А плавание?
– Пять взмахов рук – и тону. Никогда тут не было приличного бассейна. Может, сейчас построили. Будем надеяться. А ты?
– За коттеджем моей приемной матери был пруд. Нам всем полагалось научиться его переплывать, прежде чем Руби позволяла гулять без нее.
– Руби тебя учила?
– Руби всему меня учила.
– Повезло тебе.
– Что у меня приемная мать?
– Я… Извини. Глупое замечание.
– Ничего. Но ты… когда мы переселимся в роскошный дворец с грандиозным бассейном…
– …то купим мне надувной жилет и выгоним всех фотографов. Ник, что, по-твоему, происходит снаружи?
– Не знаю.
Сразу после завтрака их внимание привлек шум. Вначале он был приглушенным, словно где-то неподалеку шли спортивные соревнования и кричали болельщики. Отдельных голосов не слышалось, только общий гул. Но в последние минуты шум так приблизился, что стали слышны и выкрики.
– Время обеда давно прошло, – нервно сказала Роз. – Может, надо поскандалить с ними?
– Давай не будем. У меня ощущение, что ответственного за обед отвлекли.
Некоторое время они прислушивались. Крики становились громче. Что бы это ни было, оно приближалось.
– Ты любишь петь? – спросил Ник. Роз поразмыслила о пении, но поняла, что звуки снаружи становятся серьезной помехой и уже не дают от них отвлечься. Очень громкие. И определенно рядом.
– Знаешь, если это революция, то старый метод свергнуть монарха – хорошо поработать топором.
– Русские были последними, – ответил он, тоже прислушиваясь. – С тех пор многое изменилось. Достаточно только заглянуть в женские журналы. Сплошь принцы и принцессы, без тронов, но головы у всех в целости и сохранности.
– Ник…
В три больших шага он подошел к ней и обнял.
– Не бойся, мы вдвоем.
С этим надо что-то делать. Он так держит ее… как будто любит.
Она больше не позволит себя окольцевать, яростно воспротивилась Роз мелькнувшей мысли. Никаких эмоций. Хватит.
Но что все же происходит? Революция за дверью их темницы? Что? Может, война началась?
Они сидели, уставившись на закрытую дверь. И вдруг рев раздался прямо за дверью. В замке повернулся ключ.
Дверь открылась, и внутрь ввалилась толпа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14