«Где же мы найдем такого человека? - спросила девушка. - В России я о таких мастерах не слышала».
«Я могу порекомендовать вас японскому Мастеру, - сказал бывший Безымянный, - его имя Икэгути Экан. Но эту тему мы продолжим уже на берегу. Спасибо вам, друзья! До свиданья!»
В одну секунду вся группа дельфинов развернулась и унеслась вдаль.
Через несколько минут их тел уже не было видно даже в бинокль.
Яна подплыла к Якову, который лежал на воде, положив подбородок на борт надувной лодки и, казалось, спал.
«Тебе это все неинтересно, да?» - спросила Яна, толкая мужчину в плечо.
Яков открыл глаза и лениво зевнул:
«Да, знаю я все это! - сказал он. - Поэтому и решил привести тебя на этот спектакль. А я смотрел его уже не один раз. Так что, все, что я обещал тебе еще в Питере, мною выполнено сполна, не так ли?»
Яна вдруг вспомнила о сверкающей на солнце «рыбке», которую дельфин бросил ей прямо в рот… Что-то растворилось в ней, и в этот момент ее сознание утратило весь скептицизм по отношению к окружающим событиям.
Внезапно ее душу захлестнула любовь и безграничное доверие к своему спутнику.
«Да. Спасибо! Дура я была, что сомневалась в тебе! - сказала девушка, обнимая в воде своими бедрами тело плавающего мужчины. - Я люблю тебя. И умом, и чувствами, и телом… Ты не против? Нас теперь никто не видит?» - лукаво спросила она, подняв колени и обнимая бедрами торс своего спутника.
Белый теплоход проплыл неподалеку от лодки.
На палубе была слышна мелодия модного шлягера, в котором девушка пела: «…ты целуй меня везде - ведь шестнадцать мне уже…», затем эта песня сменилась другой, где уже другая девушка просила: «ты люби меня по-французски, если это так необходимо…».
От теплохода прошла небольшая волна, и пловцы с удовольствием покачались на ней.
Но удовольствие они испытывали не столько от волны, возбужденной теплоходом, сколько от волны оргазма, одновременно нахлынувшего на обоих.
Яна застонала от удовольствия и схватилась за веревку, свисающую с борта лодки.
А ее спутник глубоко вздохнул, закрыл глаза и… потерял сознание.
Сознание нырнуло в подсознание, и он, как это бывает в ярком сне, увидел развернувшуюся перед ним картину…
Шестая картина.
Подземная река несла Безымянного в неведомое.
Он плыл, содрогаясь от холода, она - летела рядом в другом измерении.
Течение было довольно быстрое.
Это было понятно по эху, которое отражалось от скал, в толще которых река пробила себе ложе.
На это, возможно, потребовались целые эры.
А это значило, что вход в неведомое существовал очень давно, если не всегда.
Зацепиться за «берег» не было никакой возможности, даже если бы это захотелось.
«Да и к чему цепляться за старое?» - подумал тот, кого несло течением.
Вода была очень холодной, и у плывущего стало сводить ноги.
Но их не успело свести до конца.
Наконец, течение стало более плавным, и пловца вынесло в О-Зеро.
Его закрутило в водовороте, образованном стремительными струями ворвавшейся реки в О-Зеро, и пловец, отчаянно размахивая руками, пытался выплыть из водной воронки.
Однако он не справился с вращением воды.
Пловца развернуло вниз головой, и он стал падать.
В падении его переворачивало, подбрасывало, скручивало, сгибало, растягивало, сжимало, било, выворачивало и снова разворачивало в неизвестных координатах.
В какой-то момент отвесное падение изогнулось и перешло в скольжение.
Где-то впереди забрезжил свет.
Точка света расширялась, и повеяло теплом.
Тепловое излучение перешло в багровый, а потом в красный цвет.
Красный цвет сменился розовым, потом оранжевым, жёлтым, и, увеличиваясь в диаметре, пройдя все цвета радуги, приблизился к фиолетовому.
Фиолетовое светило уже было различимо как большой шар, который казался живой Сущностью, и, переходя в ультрафиолет, это Светило приглашало:
«Иди ко мне, сын мой, выходи на Свет, не бойся!»
Бог знает, в какие сферы его занесло, но ясно было одно, - воды вокруг него уже не было.
Воды отошли. Куда они подевались, - было неясно.
Но это было неважно. Важнее было то, что его принимали. Или - «кто».
В какой-то миг Безымянный почувствовал, что он вышел из Небытия, в которое он попал неведомым образом, и вновь попал в Бытие.
Яркий свет вспыхнул в его раскрывшихся глазах, и он заорал от боли.
Материя нежно обняла его, взяла на руки и прижала к груди.
«Любимый мой! Здравствуй!»
Жгучие, соленые капли упали на его голову, и появившийся на свет, снова закричал.
«Кричи! Кричи громче! Наполняй свои легкие свежим воздухом!» - радостно сказала Материя. - Смотрите! Вот сын божий на Свет появился!»
«Матерь Божия! - удивились бомжи, сидевшие в подвале. - А говорили, что у нее ложная беременность»
«Что значит, ложная?! - сказала старая женщина, принимавшая роды. - Это было непорочное зачатие. А Непорочное зачатие известно с древности. Только тайна его была утрачена навсегда».
«Неужели это Второе Пришествие?» - задал вопрос в никуда старый интеллигент, крестясь слева направо.
«Это всё конструкции твоего философского ума - заметил его сосед, протягивая руку к сумке с пустыми бутылками. - Дважды одного не бывает, как дважды не войдешь в одну и ту же реку. Пойду-ка я сдам бутылки, фургон уже должен быть на месте».
Малыша обмыли под краном возвратной воды из теплосистемы, вытерли тряпками, какие попались под руку, а пуповину с плацентой сунули в полиэтиленовый мешок.
Он затих, приложившись к груди, и женщины сдернули старую простынь, которой прикрывали роженицу от нескромных глаз.
«Долго ли сглазить, нехотя!» - сказала старуха, сворачивая простынь.
Теперь вся компания «БИЧей» - бывших интеллигентных человеков могла лицезреть младенца с матерью.
«Пойду-ка я по этому случаю нарву цветов с клумбы!» - сказала молчавшая до сих пор женщина.
«А не сцапают?!» - предупредила её другая.
Малыш оторвался от груди, повернул головку и пролепетал:
«Цветы увядают, когда мы хотим сохранить их…»
После этого его рот снова занялся исполнением его основной функции - приёму пищи.
Бутылки зазвенели из выпавших рук того, кто собирался сдать их.
Он споткнулся о порог и чуть не упал.
Остальные с перекошенными лицами испуганно уставились на младенца.
«Матерь Божия! - прохрипела акушерка. - Кого ж ты нам родила?»
Этого не знал никто. Все молчали. Кое-кто крестился.
«Что ж мы с ним будем делать? Ведь узнают - конец нашему покою!» - донёсся голос из угла подвала.
«Тебе твой покой дороже всего! - возмутились женщины. - И почему мы должны что-то делать. Молчать про это надо, вот что!» - галдели они.
«Истину не скроешь!» - снова пролепетал малыш.
«Господи! Ему еще часа нет, а он уже об истине. Да что ты знаешь об истине-то?» - сказал тот, что не пошел с бутылками.
«Я знаю четыре Благородные Истины» - тонким голосочком произнёс младенец.
«Вот как? - удивились другие интеллигенты. - Мы не знаем, а он знает! И что же это за благородные истины?»
«Истина о страдании. Истина о причине страданий. Истина о конце страданий. Истина о Пути к прекращению страданий»
«Это правда! - сказал один из «бичей». - Мы проходили это на восточном факультете, когда я был ещё студентом. Истинная, правда! Клянусь!»
«Как же мы его назовём?» - ни к кому конкретно не обращаясь, спросила Мать, позволившая себе эксперимент с непорочным зачатием.
«Майтрейя!» - сказал младенец и, закрыв глаза, погрузился в самадхи.
«Ну, наделала ты дел со своим экспериментом! - сказала акушерка. Как теперь будешь выпутываться, Дарья?»
Дарья не ответила. Она с улыбкой смотрела на малыша, нежно качая его на руках. Личико младенца было невозмутимо, как у мудрого старца.
Тем временем в Шереметьево приземлился самолет, летевший из Катманду.
Группа монахов, в ритуальной одежде не задерживаясь в аэропорту, наняла микроавтобус и покатила в Москву.
Монахи что-то говорили по-тибетски, лишь изредка один из них, говоривший на ломаном русском языке, давал указания водителю, сверяясь с дорогой по какому-то прибору.
«Газель» пересекла центр и нашла Варшавское шоссе.
Они долго стояли в пробке у развилки Варшавского и Каширского шоссе. Наконец машина свернула на Каширское шоссе, проехала институт, от которого на километр пахло радиацией, и остановилась у одного из домов.
Монахи расплатились долларами.
Видимо их количество удивило водителя, ибо он быстро спрятал зелёные в карман пиджака и спросил:
«Вас ждать?»
«Если через полчаса нас не будет - уезжайте!» - сказал он из монахов по-русски и задвинул дверцу.
Прохожие с удивлением рассматривали буддийскую делегацию, которая направилась к одному из домов.
Как бы по наитию, один из них направился к торцу дома, где находился вход в подвал.
«Это здесь!» - сказал он соплеменникам и трижды постучал кулаком в дверь.
«Кто?»- глухо донеслось из глубины.
«Свои!» - выученной ломаной фразой ответил стучавший.
«Опять напился, - язык еле вяжешь!» - ответил женский голос.
Тем не менее, дверь открылась, но, увидев незнакомцев, женщина попыталась закрыть дверь.
Монахи сделали какой-то жест пальцами, пробормотали непонятное заклинание и «консьержка», обмякнув, заснула у дверей.
Толкая друг друга, монахи ввалились в подвал, и бухнулись на колени у входа. Они воздели руки к младенцу и хором запели:
«НАМО БУДДА! НАМО ДХАРМА! НАМО САНГХА!»
Поклонившись младенцу, они снова запели:
«ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ!... ОМ МАНИ МАДМЕ ХУМ!»
Сделав глубокий поклон, они снова запели:
«САНГЕ ЧОЙДАН ЦОГЕ ЧОГ НАМДА ЖАНЧУБ БАРДО ДАНЕ ГЬЯБ СУ ЧИО ДАГЕ ЖИНСО ГИВЕ СОНАМ ГИЕ ДОЛА ПАНЧЕР САНГЕ ДУБАР ШОГ»
Младенец вышел из самадхи, повернул голову и чётко ответил:
«ОМ ОМ ОМ САРВА БУДДХА ДАКИНИЙЕ
ХУМ ХУМ ХУМ ПАТ ПАТ ПАТ СУУХА».
Мать, державшая его на руках, склонила голову в почтении и обратилась к пришедшим монахам:
«Майтрейе нет еще и суток. Постарайтесь не утомлять его!» - кротко попросила она.
Монахи сделали глубокий поклон в сторону матери и, достав из своих несессеров ароматические пирамидки, зажгли их.
Затем они достали белые полотенца, и надели их на шею матери и младенца.
После этого они положили дары у ног святой пары.
Не забыли пришельцы и окружающих. Каждый получил то, что хотел.
Подвал наполнился благоуханием и светом, который излучали, казалось, сами стены.
Младенец почмокал губами и сказал по-русски:
«Я вошел в тело этой случайной женщины, и Нирманакайя да спасет её от всех непредвиденных случайностей! Пусть будет так, как заповедовал последний Будда Шакья Муни».
И обратившись к своей Матери, сказал, трогая ручонками его лицо:
«Не беспокойся, Мамма! Утомление мне не грозит. Пойдём с нами!»
Пришельцы и постояльцы облегченно вздохнули, - проблем не будет.
Монахи достали из рюкзака свежую ритуальную одежду, в которую были облачены сами, одели в неё мать и, поддерживая её под руки, по одному, стали выходить наружу.
«Разве мне не нужно зарегистрировать рождение дитя? Показать плаценту?» - спросила роженица.
Русскоговорящий улыбнулся. Он перевел её слова по-тибетски, и монахи тоже широко улыбнулись.
«Регистрация уже состоялась в Космосе! - ответил переводчик. - А гражданство ему не нужно. Регистрация подразумевает собственность государства на гражданина. Майтрея - не собственность одной страны. Многие хотели бы считать его собственностью. Но даже Космос не может считать его своей собственностью», - объяснил переводчик всем присутствующим.
«Да, нам-то что! Нам всё равно! Делайте, как считаете нужным!» - нестройными голосами ответили бомжи.
«Братва, да ведь это похищение! - воскликнул один из бомжей с татуировкой на груди и на руках. - Стойте! Не выпускайте их! Или платите выкуп!» - кричал он, направляясь к младенцу.
«Нет проблем! - спокойно ответил переводчик. - Выбирай: выкуп и молчание, или будешь немым навсегда. Сколько?»
«Десять кусков зелеными!» - выкрикнул татуированный.
«Хорошо, но с одним условием - на всех! Если не согласны, то ничего не получите, но всё равно немота поразит вас. Итак?» - переводчик ждал ответа.
«Согласны!» - хором ответили бомжи.
Татуированный свирепо глянул на товарищей, но махнул рукой, мол, «хорошо, ведь на халяву…».
Переводчик сделал знак. Один из монахов достал из мешка кейс, вынул десять пачек и кинул каждую окружившим их бомжам. Никто не остался без подарка. Началась радостная суета, и монахи покинули подвал.
Один из них предусмотрительно задержал «ГАЗель» и, пропустил Буддову Мать вперед. Монахи расселись по местам.
«Куда?» - угодливо спросил водитель.
«Один момент!» - сказал русскоговорящий монах, набирая номер на сотовом телефоне. Переговорив с кем-то по-английски, он сказал шофёру:
«В американское посольство!»
«О кей!» - довольно ответил тот, предвкушая хороший навар.
«Вот видите! - сказал монах. - Я же говорил, что всё получится. Россия всегда всё продаёт: Аляску, природные ресурсы, спортсменов, девушек, детей… Вот и Будду продали!»
Буддова Мать заплакала.
Майтрейя поднял головку к её лицу и пролепетал:
«Не плачь, Мамма! Я не продаюсь! У этого ламы ошибочные взгляды. Его ум заржавел в Кали-Юге. Пожалей его, ибо в будущей жизни его самого продадут».
«Сколько же лет этому маленькому?» - спросил водитель.
«Он не маленький. Он просто выглядит таким!» - угрюмо ответил переводчик.
И это была истина.
В американском посольстве монахи провели два часа.
Буддовой Матери с сыном отвели гостевую комнату и она, измученная, сразу же заснула.
Малыш не стал спать, и монах-врач взял его на руки.
«Отнеси меня к братству!» - попросил он врача по-тибетски.
Горничная, обслуживающая гостей, удивилась:
“What are you say?”
“You don't understand!” - ответил ей малыш.
Горничная плюхнулась на стул и открыла рот.
“Close you mouse!” - улыбнулся ей мальчик и уплыл на руках своего попечителя к собранию монахов.
Монахи шумно обсуждали минувшие события.
Увидев входящих с младенцем на руках, они упали на колени, опустив лбы в пол.
“Stand up!” - попросил их Майтрейя.
Монахи поднялись и уселись на полу, приняв подобающую религиозную позу.
«Я догадываюсь, - продолжал тонким голосом малыш, - что вы до сих пор не можете постичь тайну Непорочного зачатия».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58