— Ты в больнице занималась, Ленка?Ленка кивает.— Кислоты помнишь? Вызовись отвечать, покажи ей керосин-бензин!— Гайдученко, не разговаривай! — реагирует Ванна Керосиновна, и возмездие обрушивается на Катину бедную голову:— Садись, Титов. Два! Опять придется вызывать родителей… Гайдученко, к доске!Катя начинает бойко:— Главная соль азотной кислоты — селитра, она встречается только в одном месте на земном шаре, в Чили.Ванна Керосиновна кивает, довольная, и назидательно смотрит на Титова.— Хорошо растворяется в воде. Удобрение.— Четче, четче, Гайдученко!— Удобрение! — повторяет Катя и закрывает рот — формулу она забыла. — Селитра белая, кристаллическая… — «Господи, как же пишется эта формула?! Забыла, как дура последняя».— Надо четче, Гайдученко! Напиши формулу.Катя стоит у доски и переминается, как Садов. Не помнит она формулу, и всё…— Я не помню, Анна Серафимовна.Химичка растерянно моргает — Гайдученко не помнит формулу селитры! Неизвестно, кто растерян больше: она или ученица.— Х-м… А скажи, Гайдученко, какую селитру добывают в Чили?Катя пожимает плечами — не помнит и этого.— Калиевая или натриевая?— Натриевая, — вспоминает Катя, — натриевая!И тут же перед ее глазами рисуется формула: натрий-эн-о-три, и она пишет ее на доске. Еще два вопроса… Пятерка! Собственно, все уже привыкли, что Ванна Керосиновна ставит отличникам пятерки не за дело. На то они и отличники.Вот с какой глупой истории начался этот день, последняя суббота апреля.Катя внезапно встала, дергая себя за косу от ярости, и заявила:— Я не согласна на пятерку. Я плавала! Садов за такой ответ получил бы три…Наступила жуткая тишина, на секунду всего, а через секунду Тося Матвеева выкрикнула:— Правильно! Молодец Гайдученко!И началось!Садов корчил рожи и пустил по парте белую мышь.Тося, не умолкая, кричала:— Правильно!Близнецы Поверманы стучали ногами.Шведов аплодировал, бахая ладонями над ухом Иры Яковлевой, а Ира затыкала уши и визжала, как центробежная пила.Лена Пирогова сидела как кролик — отвыкла в больнице от крика — и только смотрела, как бушует класс и мечется перепуганная химичка. Она открывала рот, как диктор в телевизоре, если выключишь звук, а ребята грохотали и грохотали, пока не прихромал завуч Шахназаров. Он долго стучал своей палкой по доске и все добивался, кто зачинщик, но никто Катю не выдал, конечно, и даже Анна Серафимовна ничего не сказала.Но от волнений и шума Кате стало нехорошо. Кисловатый запах химкабинета, казавшийся раньше приятным, вызывал тошноту, и очень хотелось спать. Нынешней ночью она заснула поздно, много позже бабушки Тани, — впервые в жизни, наверное. А день предстоял еще такой длинный!Так еле-еле она дотянула до большой перемены. Если кто подходил посочувствовать, вздергивала нос. В сочувствиях не нуждаемся. Подумаешь! Пусть Ванна меня возненавидела, мне все равно… Наконец после звонка на большую перемену в класс вошла Дора Абрамовна.Она вошла, как всегда, неторопливо и обвела глазами парты. Все были на местах, кроме Титова и отчаянных братьев Поверманов. Тося Матвеева стояла в проходе, держась за пунцовые щеки. Дора Абрамовна посмотрела на эту картину с неуловимой усмешкой, и загадочно изрекла:— Полный сбор, как на концерте Пантофель-Нечецкой… Представление не состоится. Я была занята в институте… Контрольные раздам в понедельник.Кто-то с передней парты оглянулся на Катю. Почти неслышимый, но определенно недоверчивый вздох пронесся по партам. Занята была? Как бы не так! Отличница написала на двойку, вот и тянет резину Дора Абрамовна…Катя с внезапным равнодушием смотрела, как Дора поднимает тяжелый портфель и поворачивается к выходу. Взрослые! Что они сегодня — сговорились не понимать? А может, будет лучше, если Дора выдумает какую-нибудь штуку и спасет ее от тройки за четверть. Может, так будет и справедливо — она знает физику на крепкую пятерку…Справедливо?! Тогда зачем Катя валяла дурака на контрольной?— В понедельник после уроков… детки, — ядовито сказала Дора Абрамовна и вышла из класса, не попрощавшись.Никто и оглянуться не успел толком. За дверью уже рычала, как тигр, большая перемена, а седьмой "Б" потихоньку, с недоумением выбирался в проходы между партами. Лишь Тося заявила:— Подумаешь!Да Витя Аленький гнусавил:— Хе-хе-хе…Удобнее всего было не замечать этого словечка Доры. Ну оговорился человек… Возможно, такое молчаливое соглашение и было бы принято, если бы не хулиганы Поверманы. Они, оказывается, подслушивали за дверью и теперь с хохотом втиснулись в класс, толкая друг друга, как известные конферансье-близнецы. Катя забыла фамилию этих конферансье. Поверманы вечно им подражали.— Детки! — хохотал Мотька.— Де-е-е-тки! — блеял Борька.— Доберман-пинчеры у ковра! — пробасил Шведов.На следующем уроке в классе висела угрюмая, как история средневековья, тишина. Историк, завуч Шахназаров, пилил их минут двадцать.Он сказал:— Вы оскорбительно, с детской жестокостью, третируете Третировать — обходиться с кем-либо пренебрежительно.

Анну Серафимовну!«С детской жестокостью»? Кто им сказал, что дети жестоки?Не правда!И этот тяжелый школьный день закончился еще одним неприятным разговором. Катя рассказала Пирожку историю с Дорой, а потом, покраснев не хуже Тоськи, отбарабанила:— Ленк, ты меня прости, я побегу, у меня свидание…И убежала. Митька Садов потрусил за ней. На приличном расстоянии. Белую мышь он держал в кисетике за пазухой. 15. ЛЕПЕСТОК Аккуратист Квадратик пришел к мостику в двенадцать пятьдесят пять. Катя, обычно не отличавшаяся точностью, пришла в то же время. Они столкнулись на шатучем мостике и покраснели оба. Оказывается, и Квадратик был в задумчивости, и тоже не заметил Катю, пока мост не закачался под ногами.— Соблюдаешь уговор, Катерина!— А ты как думал?Игорь пожал плечами. Не сговариваясь, ребята повернули к Верхним Камням. На ходу их портфели раскачивались и стукали друг друга. Игорь лез по краю откоса, молча посвистывал, пока не добрались до камней. Уже стоя на берегу, он предложил:— Садись, Катерина. Поговорить надо, с рисованием.Он был ужасно забавный парень! Поговорить с рисованием?— Ты с моим батей не познакомилась, — пояснил Квадратик, открывая портфель. — Как он с флота вернулся, всегда говорит: с рисованием… Что означает? Технический разговор надо пояснять чертежом. Вот что означает — поговорить с рисованием…Он уложил портфель на откосе, подпер кусками песчаника — получился стол. На портфеле разместилась папка для черчения, два листа бумаги и шариковая ручка «Союз».— Значит, послал я депешу, — ровным тенорком говорил Игорь. — Предупреждение будто есть… текст по правилам, поймут они текст. Теперь будет вопрос другой. Поскольку дело государственное, надо в институте предупредить. Насчет Верхних Камней. Вот так, Катерина.— Ты не мог бы звать меня Катей?— Могу. Теперь будет так… Надо твоего батю достать хотя бы из-под земли. Предупредить. Мало ли кто на камни заберется…Катя с горечью осмотрела скельки — всё, прощайте перемещения! Этот мальчишка сам был, как кремешок. Квадратик! И он был прав. Кате захотелось сказать ему что-нибудь обидное и неприятное. Тоже по-взрослому. Что у него ботинки все извохренные или другую гадость, — с трудом пересилила себя, смолчала. К тому же явился Митька и вытащил из-за пазухи полуживого мышонка.— Все я обдумал. Полночи обдумывал. От института все исходит, это точно. Вот смотри… — говорил Квадратик.Он щелкнул ручкой «Союз» и вычертил на листке что-то вроде листа клевера, но сильно вытянутого. Вот так:Посреди сооружения он провел пунктирную линию и надписал над ней: «Ос передачи». Затем продолжил пояснения:— Ежели человека передавать как радиограмму, нужна антенна. Как при радиолокации. Понимаешь ли, не знаю…Антенна — ясное дело! Какая же передача без антенны?— Антенна должна быть остронаправленная, чтобы волны шли пучком. Как луч прожектора. Вот луч я нарисовал, по оси передачи.— Так это ось, — догадалась Катя, — а я-то думаю, каких «ос передачи»!— У меня с грамматикой слабо, — твердо признался Игорь. — Борюсь. Ты слушай, однако. Вот луч по оси передачи. Однако по бокам обязательно есть боковые лучи. Лепестки, вроде как отростки. От них избавиться невозможно, понимаешь? Ты, однако, должна помнить, как они жаловались, что лепесток…— …перегружен, — подтвердила Катя. — Так вот какой лепесток!— Догадалась? — сказал Игорь, но для верности надписал на рисунке: «Лепесток».— Почему же он перегружен, — восхищенно закричала Катя, — почему?!— А ты в нем сидела.— Я?!— Конечно, ты, — невозмутимо окал Квадратик, — конечно! По оси передачи отправлялся этот… береза, а ты была вроде довеска. На боковом лепестке.Катя осела, как тесто. Она смутно воображала, что ее передавали, так сказать, персонально — ради ее прекрасных качеств. И — нате вам. Довесок!Игорь сказал с суровостью в голосе:— А вот точка отправления. Смотри! — и поставил кончик ручки на хвостик, из которого расходились все три лепестка. — Это институт.Они все разом посмотрели на бетонный забор — на простой бетонный забор, не слишком даже высокий. Виднелся оранжево-красный хобот подъемного крана и стеклянный угол нового корпуса.— Точно?— Иного быть не может! — отрезал Игорь, произнося «иного» не так, как читается, — «иново», — а так, как пишется.— Не больно ли ты много знаешь? — недоверчиво сказала Катя.Садов заглянул себе за пазуху — к мышонку, пощекотал его пальцем и спросил:— Почему?— Потому что потому, по ботве да по кочану, — ответил всезнающий Игорь. — Чтобы тебя показали по телевизору, ты пойдешь на студию или будешь на печке сидеть? Думаю, в институте есть какой-то передатчик. Думаю, Верхние Камни под него подпадают. Поняли? Был бы передатчик в Свердловске, цеплял бы свердловчан. В Дровне поставили — цепляет дровненских… Однако поздно уже. Пошли в институт.Катя пошла неохотно. Лишь авторитет Игоря заставил ее пойти. Митя сочувственно пыхтел и пытался ее утешить своим мышонком. Безуспешно. Катя едва переставляла ноги и думала, что институт подводить нельзя. Что он — свой, почти как дом или школа. Из-за него сюда понаехало столько людей. Что надо пойти и все рассказать. Другое поведение — предательское поведение… Думала-то думала, но все надеялась, что хоть по дороге случится нечто и избавит ее от необходимости выдавать секрет взрослым.По дороге не случилось ничего. Никто даже не встретился до самой проходной. Там уж послышались голоса и шаги. К элегантному бетонному козырьку спешили разные люди — прошла, например, группа десятиклассников. Зачем — неизвестно.Втроем они вступили под козырек, нависший над стеклянными дверьми проходной. Почтительно посмотрели вверх — вся внутренняя поверхность козырька была в застекленных круглых окошечках, как речной откос бывает в ласточкиных гнездах. За стеклами можно было рассмотреть небольшие лампочки. Так необычно и модно освещалась проходная по вечерам! А в вестибюле проходной была еще стена из толстых переливчатых стеклянных блоков. Подтянутые вахтерши в полувоенных кителях стояли за никелированными турникетами-вертушками. Все проходящие небрежно показывали вахтершам коричневые плотные книжечки — пропуска. Здесь было гулко и чисто и пахло на свой особый манер: масляной краской, бетоном, пластмассой и щами с томатом из столовой.Катя уже бывала здесь, встречала отца несколько раз. Справа, на стеклянной стенке, были специальные телефоны, внутренние. По ним можно было разговаривать с другими институтскими телефонами, а чтобы звонить в город, тут же висел телефон-автомат.Катя важно подошла к внутреннему телефону и сказала:— Два-три-три, пожалуйста.Телефонистка ответила:— Соединяю.И запищал длинный гудок вызова, а после двух гудков ответил веселый голос:— Теплякова слушает!Тогда Катя произнесла второе заклинание:— Будьте любезны пригласить Яков Иваныча.На что последовало встречное заклинание:— А кто его спрашивает?— Дочь его спрашивает.Голос стал опять веселым и ответил:— Ваш отец, Катюша, в лаборатории, а звонить туда из города нельзя, а нам крепко-накрепко запрещено туда звонить. А что ему передать, когда он освободится?— Спасибо, ничего. Он скоро освободится?— Неизвестно никому, Катюша.— Я звоню не из города, из проходной. Можно ему позвонить из проходной?— Все равно нельзя, — сочувственно сказала Теплякова. — Что-нибудь дома случилось, что вы пришли?— Ничего не случилось…Катя не удержалась и спросила, откуда товарищ Теплякова знает, как ее звать.— А мы тут всё знаем! — весело возразила товарищ Теплякова.И они распрощались — одна весело, вторая довольно угрюмо.— Ну что делать? — спросила Катя у Игоря.Он поправил фуражку и сделал глаза щелочками. Скулы у него стали такими же квадратными, как плечи.— Дай-ко мне трубочку… Девушка, пожалуйста, начальника института… Ну, директора, хорошо. Х-м… Пожалуйста, директора… Постой! — Он растерянно посмотрел на зеленую телефонную трубку. — Торопыга! Говорит: «Ушел на территорию», и трубку — хлысть!Митя, про которого Игорь с Катей совсем забыли, подступил к ним и застенчиво промолвил:— Хлопцы, если Квадратик догадался правильно… Хотя я не знаю… — Он замялся.— Да говори, чего хотел! — зашипела Катя.— Ничего я не хотел! — обиделся Митя.Катя дернула себя за косу. Проклятый характер! Вечно кого-нибудь обидит нехотя!— Ну, Митенька, — сказала она заискивающим голосом, — что ты, в самом деле?— Хлопцы, — начал Митя заново и засмеялся, посмотрев на Катю. — Хлопцы та девчата, если они опять готовят радиопередачу? Они, наверное, все собрались там и смотрят, а?— Точно! — вскрикнул Игорь.И-у-у-х! — будто вихрь закрутился на кафельном полу вестибюля, взвизгнули и закачались на петлях тяжелые стеклянные двери! Вся тройка мчалась на речку, размахивая портфелями.Еще сверху, еще с асфальтовой дорожки, они услышали команду к разводу караула и увидели тот же белый мяч над забором. А выбежав к камням, они услыхали уже: «Мяч направо! Два-два!»— Опоздали, лешаки! — сказал Квадратик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27