- Непреложный, но какой изумительный факт: наступила эра межпланетных сообщений. Эра, при которой широко раздвинутся рамки наших представлений о Вселенной и откроется новое безграничное поле деятельности для мышления. Если даже наша экспедиция не вернется на Землю, за нами придут другие исследователи. Они быстро завоюют планеты солнечной системы, а когда-нибудь и планетные семьи других звезд. Конечно, когда я говорю "завоюют", то подразумеваю научные завоевания, а не военные. Ведь может оказаться, что когда земной космический корабль прибудет на какую-нибудь из планет Толимака или, скажем, Сириуса, то он будет там выглядеть так же жалко и нелепо, как выглядела бы теперь чичиковская бричка среди лимузинов на московской улице Горького.
Несмотря на серьезность обстановки, сравнение Константина Степановича вызвало веселые улыбки.
- Ведь нам ничего не известно о том, - продолжал старый профессор, окинув всех ласковым взглядом,- каких высот достигли знания и культура разумных существ, населяющих иные миры. По выражению одного нашего современника, американского ученого Кларсона, до сих пор мы были подобны некоему племени, населяющему остров, но не научившемуся строить корабли. На горизонте виднеются другие острова. Ходят слухи, что на этих островах возникают иногда клубы дыма. Но отчего они: от вулканов ли, от лесных пожаров или от костров, зажженных людьми,- никто не знает. Обитатели этого острова ведут диспуты о строении всей планеты, пишут научные трактаты о формах жизни и уровне цивилизации на виднеющихся вдали островах, словом, ведут себя так, точно им в самом деле известно, что лежит за линией горизонта. А какая цена рассуждениям этих людей, испокон веков сидящих на своем коралловом рифе?
- Скажите, Константин Степанович, - обратилась к нему Галя, - если жизнь действительно рассеяна по всей Вселенной, то почему же до сих пор нас на Земле ни разу не посетили другие разумные существа?
- Ну, этому есть множество причин. Во-первых, наша Земля настолько мала и так близко вьется около Солнца, что ее невозможно рассмотреть не только с отдаленных звезд, но даже с удаленных планет нашей солнечной системы. Во-вторых, как говорит тот же ученый, если бы и нашлись такие дотошные существа, которые заинтересонались бы ничтожной двойной пылинкой, мельтешащей около Солнца - самого заурядного желтого карлика, - то они могли на ней побывать, ну, скажем... двести тысяч лет тому назад и не найти никаких признаков не только культуры, но и самого человека. Они могли записать в каком-нибудь своем блокноте, чго на Земле есть условия для возникновения в будущем разумных существ, и сделать такую пометку на будущее: "Сократить интервал наблюдений над Землей до одного миллиона лет". В-третьих, если даже жизнь и цветет на многих мирах, то это еще не значит, что она есть везде. Возьмем, к примеру, солнечную систему. Мы знаем, что, кроме Землей, жизнь, по крайней мере растительная, сушествует на Марсе. Подозреваем, что есть зародыши жизни на Венере. Но мы можем утверждать с полной уверенностью, что ее нет ни на Меркурии, ни на всех дальних планетах, начиная с Юпитера.
- Кстати, я давно собиралась спросить, - заметила Ольга Алексднлровна. - почему считается, что жизнь возможна только на трех из девяти планет солнечной системы?
- На Меркурии жизнь невозможна, так как там нет атмосферы, а на дальних планетах - потому, что там слишком холодно и атмосфера состоит из ядовитых газов. Жизнь возможна далеко не на всякой планете. И, кроме того, вряа ли ее высокоразвитые формы могут появиться одновременно на нескольких мирах одной и гой же звездной семьи. Марс - планетя умирающей. Земля - цветущей, а Венера - зарождающейся жизни. Марс растерял почти всю атмосферу и растительный покров. Он покрыт песками.
- Значит, пустыни говорят о возрасте планеты? - спросил Максим. - Вот никогда не думал!
- Собственно, не о возрасте в смысле времени существования, а об ушедшей молодости. Пустыни - это морщины старости, страшные вестники приближающейся смерти! - ответил Константин Степанович печальным тоном, искоса наблюдая за реакцией слушателей. - Ветры переносят с места на место мириады песчинок, которые, сталкиваясь, царапают друг друга, образуя новые и новые ранки на защитной корочке охисла, покрывающей песок. Свободный кислород атмосферы, жадно набрасываясь на эти обнаженные места, навьки химически связывается с ними. И погиб казак! Пропал для всего казацкого рыцарства! Не видать ему больше ни полюсов, ни тропиков, не носиться бурей по всей планете, а лежать желто-красной, ни на что не пригодной пылью! По мере того как пески съедают атмосферный кислород, жизнь угасает. Шаг за шагом пески затопляют планету, убивая мать всего живого - растительность. Эту трагедию вы собственными глазами можете увидеть в телескоп на Марсе.
- Константин Степанович, что-то уж очень грустные вещи вы рассказываете! - произнесла Галя, невольно копируя печальный тон старого профессора. - На Земле ведь тоже есть пустыни. Значит, и она близка к вымиранию?
Константин Степанович перекинулся взглядом с Игорем Никитичем и неожиданно широко улыбнулся.
- Вы забываете, что на Земле существует человечество, которого не было на Марсе...
- А почему не было? - нетерпеливо перебила Ольга Александровна.
- Да потому, что Земля и Марс возникли почти одновременно, а потом миллиарды лет Земля получала вдвое больше тепла. Жизнь на ней развивалась быстро и бурно. Она порождала миллионы форм, из которых могли возникнуть разумные существа. И все же только за последние десятки тысяч лет, или, выражаясь фигурально, вчера. Земля сумела произвести Человека. А на холодном Марсе за это время, вероятно, смогла образоваться только самая примитивная растительность; в крайнем случае, простейшие виды насекомых и животных. Маленький Марс не сумел уберечь всей своей атмосферы и состарился раньше Земли. Сейчас это умирающая планета.
- Ну хорошо, но почему же тогда не развились высшие формы жизни на Венере, которая также возникла одновременно с Землей, а тепла получала еще больше?
- А этого мы еще не знаем. Потерпите несколько часов - и увидите собственными глазами! - усмехнулся Константин Степанович. - Пока мне хочется добавить, что если бы человечество затрачивало на улучшение своей жизни столько же усилий, сколько оно тратит на бессмысленное самоистребление, то на месте всех пустынь мира цвели бы роскошные сады, волновались необозримые нивы, сотни тысяч новых заводов насыщали бы воздух живительным углекислым газом, порождающим растительность и через нее все живое. Нет, я не боюсь за завтрашний день Земли! У нее есть хороший хозяин - Человек. Настанет день, когда люди осознают, что нужно для их счастья, и тогда проповедующих войну будут сажать в сумасшедшие дома, а особенно неугомонных - уничтожать, как уничтожают бешеных собак и ядовитых змей. Свободное человечество поднимет гордую голову и быстро наведет порядок в своем земном хозяйстве. А если в чем-нибудь возникнет недостаток - добудет это на других мирах. Ведь тогда Человек станет подлинным хозяином Вселенной!..
Астроном замолчал. В воображении очарованных путешественников несказанной красой расцвела Земля Будущего - в пышных уборах тенистых лесов, благоухающих садов, бескрайних возделанных полей, украшенная величественными, одетыми в мрамор и живую зелень промышленными и сельскохозяйственными городами. Каждый ее представлял себе по-разному, но все - одинаково великолепной, дышащей покоем, счастьем, изобилием...
- Мой ленинградский коллега, профессор Шаров, - задумчиво продолжал Константин Степанович, - как-то высказал мысль, что если бы человечество некогда возникло на Венере, то оно ничего не знало бы о Вселенной. Солнце, Луна, звезды, Галактика - все непередаваемое величие Космоса было бы закрыто от его глаз беспросветными тучами, и никогда даже краешек голубого неба не мелькнул бы перед его взором. Вы подумайте только, как при этом сузилось бы человеческое мышление, каких трудов стоило бы людям осознать свое место во Вселенной! Я привел этот пример, чтобы пояснить, как много зависит от наших чувств, от органов, которыми мы воспринимаем внешний мир. А ведь мы ничего не знаем о тех представлениях, понятиях и явлениях, воспринять которые у нас нечем.
- Да, довольно-таки мудрено представить себе то, что нельзя почувствовать! - проворчал Николай Михайлович не без сарказма.
Константин Степанович сделал вид, что не расслышал этой реплики.
- Представьте себе на минутку, - продолжал он, - что зрение заменялось бы у нас чувством пространства, как у летучих мышей. В повседневной жизни мы бы не испытывали неудобств. Скорее наоборот, потому что при этом мы ориентировались бы ночью не хуже, чем днем. Но тогда бы мы ничего и никогда не узнали ни о Луне, ни о планетах, ни о звездах. Эти вполне материальные огромные тела проскальзывали бы между струнами наших чувств, не заставляя их звучать, и остались бы непознанными. Вы поняли мою мысль?
- Да, но что из нее следует?
- На иных мирах мы можем встретиться с такими видами знаний, которые сейчас не можем даже вообразить, не имея для этого ни органов чувств, ни нужных приборов и не зная, в каком направлении надо вести поиски. Человечество стоит на пороге величайших открытий и нового грандиозного расцвета науки и культуры. Сейчас нам предстоит сделать первый шаг по этому славному пути...
Константин Степанович отвернулся от окна и взглянул на стрелки хронометра. Прошло какое-то время.
- Игорь Никитич, пора! - наконец произнес он торжественно.
Через минуту все были на своих местах. Корабль сближался с Венерой со скоростью тринадцати километров в секунду, из которых 2,7 составляла разность между их орбитальными скоростями и 10,3 - дополнительная скорость, вызванная нарастающим при-. тяжением. Чтобы не сжечь "Уран" при погружении в атмосферу, скорость надо было уменьшить хотя бы наполовину.
Гироскопы управления взвыли, как некогда при взлете, и величественный корабль медленно повернулся кормой к надвигавшейся планете.
Три с половиной долгие, томительные минуты работал главный двигатель, постепенно сдерживая "Уран". Три с половиной минуты струя раскаленного водорода, как огненное копье, пронзала пространство. Но заботы Ольги Александровны не пропали даром, и тренированный экипаж безболезненно выдержал четырехкратную перегрузку.
Торможение прекратилось на высоте около четырехсот километров. Как только двигатель был выключен, сохранивший половину скорости корабль развернулся носом к планете и врезался в ее атмосферу. Перед Сидоренко вспыхнула знаменательная надпись:
"Принять воздушное управление!"
Первые секунды "Уран" падал совершенно отвесно. Затем постепенно начал выравниваться, осторожно отклоняясь от вертикали.
Тяжесть возрастала; от десятикратной перегрузки трещали суставы и ныли гнущиеся кости. Свистел и скрежетал воздух, рассекаемый кораблем. Стало невыносимо жарко.
Багровый от напряжения Иван Тимофеевич медленно выводил "Уран" на горизонтальный полет.
Наконец на высоте около шестнадцати километров корабль выровнялся. Взревели "воздушные" двигатели на крыльях, и "Уран" плавно заскользил в упругой атмосфере Венеры. Космический этап путешествия был закончен.
"Уран" быстро снижался. Под ним проносились бесконечные гряды белых матовых облаков. Хотя высотомер показывал еще двенадцать километров, небо Венеры было перламутрово-серебристым, совершенно не похожим на темно-синее небо земной стратосферы.
- Ну вот и разгадана первая тайна! - взволнованно сказал Константин Степанович в портативный микрофон. - Высокий альбедо Венеры, отсутствием ее спектре полос водяных паров объясняются тем, что она окружена сплошным ковром серебристых облаков!
- Константин Степанович, - взмолилась Ольга Александровна, - а что это такое? Вы опять забыли, что я лишь бедный медик. Пощадите!
- Это скопление очень мелких кристаллов замерзших газов или жидкостей, которые носятся в верхних слоях атмосферы. На Земле они возникают довольно редко. А здесь, в силу каких-то неясных причин, очевидно, всегда окутывают планету. Можег быть. это кристаллы не льда, а замерзшей углекислоты. Серебристые облака отражают солнечный свет, как мириады крошечных зеркал, и скрывают все, что находится под ними. Зона водяных паров расположена гораздо ниже, поэтому их с Земли нельзя обнаружить. Ну, да мы еще вернемся к этому не раз, а пока давайте-ка посмотрим, что делается внизу!
С включенным радаром, на предельно низкой скорости "Уран" вошел в плотную массу облаков явно водяного происхождения и начал медленно спускаться.
Корабль летел совершенно вслепую, то проваливаясь в глубокие воздушные ямы, то высоко взлетая при встречах с восходящими воздушными потоками. Иногда он круто валился набок, и только высокое искусство Ивана Тимофеевича спасало его от штопора.
Ольга Александровна укрепила на столе блюдо-контейнер с морожеными лимонами, так как у некоторых членов экипажа началась морская болезнь..
Особенно страдали от болтанки Синицын и Маша. Николай Михайлович первый не выдержал и лег на койку. Маша, иронически взглянув на него, хотела сказать что-то особенно язвительное. Но вдруг глаза ее помутнели, лицо залила белизна. Она закусила губы и опрометью кинулась вон из отсека.
"Уран" снизился до трех километров,, но вокруг по-прежнему стояла непроницаемая стена густого сероватого тумана.
На экране радара мерцала слегка сыпуклая линий горизонта, совсем как при отлете с Земли. Не верилось, что это горизонт иного мира.
Через несколько минут выполненный по принципу эхолота высотомер показывал уже 900 метров.
Максим направил радар вниз. Совсем близко под кораблем раскинулась однообразная холмистая поверхность. Ровные, мощные и, как казалось, неподвижные гряды высоких холмов расходились в стороны и терялись, выходя из фокуса радара. На их склонах простиралось нечто похожее на ржаное поле, по которому бежали извилистые волны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26