Вот ведь четко Вероника подметила: Петина внушительная двухметровая наружность и добрые до наивности глаза большого теленка, и жизнерадостный смех без причины - признак известное дело кого...
Француженка в нерешительности постукивала острием идеально заточенного карандаша по журнальному списку, выискивая первую на сегодня жертву. Над партами зависла напряженная тишина: девочки скромно потупили головы к тетрадям, а пацаны глубокомысленно уперлись взглядами в потолок. У Яны неприятно вспотели руки и бешено заколотилось сердце - хотя глупость, конечно! На крайний случай могла бы сморозить что-нибудь подходящее случаю, и даже болей-менее связное, беглым текстом. Чем-чем, а языком природа вместе с высшими силами наградили в достатке, да и подвесить вроде не поленились... (Если, конечно, не пробивает на застенчивость - там уж, ясное дело, не до красноречия!) Да и голос ничего себе такой, слегонца, правда, писклявый, но зато "приятно-убеждающий" (как тонко польстила в прошлом году Галька, подставляя Яну договариваться с разъяренным физиком Колобком. И тоже, помнится, по поводу пропущенной пары... Или нет, лабораторной, опоздали на нее всей бандой.). Ну да, нашли себе пушечное мясо: "У тебя голос самый приятный!"
- Ну, на кого Бог пошлет? - успела шепотом приколоться за спиной Юлька, прерывая Янины воспоминания. "Бог послал" как раз на нее.
- Ермоленко! - карандаш кровожадно впился в Юлькину фамилию, аки коршун в цыпленка. Юля машинально вобрала голову в плечи и стала значительно ниже ростом, и с каждой секундой сползала под парту, пока на поверхности не осталась только стриженая темно-русая макушка. Еще одно "бэбэ"!
- Julie, quel devoir avions-nous? (Жюли, какое у нас было домашнее задание?)
- Повторить спряжение глаголов?.. - с неуверенными нотками в голосе просипела Юлька.
- Рas Russe! Quels verbes?.. (Не по-русски! Каких глаголов?..) - тонко намекнула Вероника, но Жюли в подсказку не врубилась. Заунывно затянула прямо с места, от волнения позабыв встать:
- Же нэ сэ па... (Я не знаю.)
Класс взорвался от хохота - обычная нервная реакция, которую мало кто из учителей правильно понимает. Вероника Сергеевна с энтузиазмом подхватила, и отчего-то на чистейшем русском:
- Я вижу, это все, что Вам известно по-французски! А дальше? "Я не знаю, ты не знаешь"...
Юлька полностью стушевалась и затихла, хоть как Яна ни подбадривала ее взглядом, а Машка дружеским локтем под ребро. Галя взволнованно - и тоже с места - выкрикнула:
- Она знает!
Но Юля перепуганно твердила, будто пластинку заело:
- Же нэ сэ па...
В эту секунду, как нежданное спасение, у Яны в сумке запиликал мобильник. (Который, кстати, по строжайшему директорскому указу надобно на парах отключать...) Француженка неодобрительно покачала головой, но все же смилостивилась и на Янкин умоляющий взгляд неохотно кивнула. Она еще с самого начала к Яне сильно благоволит - уже не раз перед всем классом расхваливала, что у той прекрасные способности к французскому. Янка от ее дифирамбов готова была провалиться сквозь землю: пронзить стрелой все этажи и вынырнуть на противоположной стороне глобуса, где-нибудь поближе к Индонезии. Или шутила про себя саркастично, чтобы не слишком возноситься: "Непонятно, с чего бы это вдруг? Не иначе, сослужил добрую службу тот грассирующий акцент еще детских времен, и песенки Адамо с Джо Досеном, папа их крутил тысячу раз..."
Эту обнаруженную классе в восьмом легкость в изучении иностранных языков Янка называла "обезьяньи способности" и никогда ей особенно не гордилась. Привыкла воспринимать как должное: ну есть себе и есть! Как рука или нога, не будешь же ты ими хвалиться?... А француженка, скорей всего, просто питает на ее счет какие-то олимпиадные надежды, потому и смотрит на многое сквозь пальцы: болтовня на парах, опоздания - пока что все благополучно сходит с рук. Если так, то пускай договаривается с Оксаной: весь декабрь уже прочно забит олимпиадой по английскому. И опять, как водится, с пропусками пар! Эх, жизнь!.. Как бы ее, Яну, из этого славного лицея не поперли...
Как бы там ни было, Вероника Сергеевна отвлеклась и забыла про несчастную Юльку, вызвала вместо нее к доске Каплю. Тот по пути на Голгофу испепелил Яну взглядом, в котором ясно читались давешние поэтические строчки: "Мне нужен труп, я выбрал Вас!.."
"Люблю тебя, но странною любовью!" - вздохнула Янка и
незаметной мышью выскочила в коридор, стараясь по возможности не цокать каблуками.

Звонил папа. Голос показался словно чужим, охрипшим и сильно чем-то встревоженным. У Яны в один миг внутри все обледенело и покрылось изморозью, будто ее тоже извлекли из холодильника... Задыхаясь от волнения, прерывающимся голосом пробормотала:
- Что-то случилось? - и мысленно попыталась представить, ЧТО именно могло с ним приключиться. Но ясновидение не откликалось - видать, от долгого соседства с Галиной Александровной тоже заморозилось.
- Нет, ничего не случилось. Ты можешь сейчас приехать? - все таким же сдавленным голосом выговорил отец.
Ничего не случилось?.. "Наглая ложь!", сказала бы сейчас та же Юлька. Если бы все было в порядке, никаких проблем, разве стал бы он ее выдергивать посреди занятий? Да никогда в жизни такого не бывало! Истолковав по-своему Янкино молчание, папа успокоил с неожиданной прохладцей:
- Если не можешь, то не надо. Это не настолько важно.
Но по всем интонациям и напряженному, тяжелому молчанию было ясно: что-то катастрофически важное с ним сейчас происходит - такое, что может повлиять на всю дальнейшую жизнь. И еще там подстерегает какая-то опасность: притаилась огромной пятнистой коброй с раздутым капюшоном за папиной спиной и готовится нанести удар, вот уже примерилась и разинула хищную пасть... Забыв, что по лицею идут занятия, что кабинет директора всего лишь в двадцати шагах от их аудитории, Янка выкрикнула на весь коридор, голос гулко разнесся до первого этажа:
- Без меня ничего не делай! Вообще сиди на месте, никуда не уходи, я сейчас приеду.
- Возьмешь такси, я буду в офисе. Или нет, сразу позвони, я выйду встречу, - моментально отреагировал папа и отключился, не прощаясь.
Да что же там, в конце концов, могло произойти?!

Договориться с Вероникой оказалось проще простого. Стоило лишь скорчить несчастную физиономию, закатить глаза под потолок и помахать в воздухе мобилкой, бормоча умоляющим тоном: "Экскьюзе муа..." (Извините...) От проделанных Яной магических пассов француженка растаяла, как сахарное печенье, и милостиво покивала головой: ладно, иди, чего уж там! Страдающий ни за что ни про что с мелом у доски Капля недобро прищурился и презрительно швырнул в Янкину спину:
- Teacher's pet! (Любимица.)
Фраза была страшно оскорбительная, пускай даже и английская - вряд ли остальные "ашники" вот так с ходу въехали. Яна густо, до бурякового цвета покраснела и резко склонила голову, пытаясь скрыть пунцовые щеки под волосами. Ничего не понимающие "свои" девчонки завелись на разные голоса:
- Ты куда?
- А что случилось?
- Ты вернешься?
- Pas Russe! Parlez en Francais! (Никакого русского! Говорите по-французски!) - гневно возопила француженка, и Яна вовремя сообразила, что пора по-быстрому сматывать удочки.
- Гагарин долетался, а ты доскачешься!
Это уже Галя. Сейчас Вероника Сергеевна попросит перевести на французский, вот тогда и посмотрим, кто будет скакать последним!..

...Чужих и опасных было трое: один явно местный, лысый качок с мускулистой шеей и изрядно выпирающим из-под черного пиджака пивным брюшком, и двое бритых до синевы низкорослых "турка". (Так Яна отчего-то решила, украдкой разглядывая их смуглые восточные лица.) От всех троих разило страхом, подлым предательством и самой элементарной, ничем не прикрытой ложью, Янка непроизвольно попятилась к двери и схватила отца за руку. Широкая и теплая папина ладонь незаметно сжала ее пальцы, успокаивая и ободряя: не дрейфь, дочка, мы с тобой и не такое расхлебывали!..
Видение неожиданно проснулось - с перепугу, не иначе - и стало таким пронзительно-острым, каким бывало лишь в самом начале: качок смотрит на нее равнодушно-брюзгливо, едва скользнул безучастным взглядом. Похоже, его больше беспокоят те двое... Янка ощутила, как натужно шевелятся под лоснящейся потом лысиной мысли пузатого - ну прямо тяжеловес с кряхтением штангу ворочает! Прикидывает, как бы удачней облапошить тех нерусских, да и папу с ними заодно...
У "турков" совсем другой интерес: бесцеремонно ее разглядывают маслянистыми черными глазами и, не таясь, подталкивают друг друга локтями, чему-то своему ухмыляются. Яне стало до тошноты противно. Папа, вероятно, тоже что-то уловил, потому как вышел наперед и загородил ее собой.
- This is your lower? (Это Ваш юрист?) - с нахальной ухмылкой осведомился один из "турков" на леденящем душу английском. По всей видимости, он в этой развеселой компании за главаря...
- It's my daughter. She will sit a little with us. (Это моя дочь. Она немного с нами посидит), - сказал, как отрезал, папа со своим безукоризненным лондонским акцентом, наработанным за десять лет плавания на британских судах. Янку охватила смешная полудетская гордость: вот он какой, ее отец! Слово сказал - и все эти гаврики послушно поприкрывали рты! Хотя нет, не все, к сожаленью...
- Вечно твои шуточки! Давай, время не ждет, - неприятным гнусавым голосом (каким у них в Городе изъясняется обделенная мозгами провинциальная "братва") возразил бритоголовый. Папа не обратил на него никакого внимания, увлек Яну в дальний угол, усадил в массивный вертящийся стул возле компьютерного стола и вполголоса поспешно ввел в курс дела:
- Ситуация такая: есть турецкая фирма, которая предлагает выгодную сделку. Эти двое - ее представители.
Значит, все-таки турки!
- А тот лысый? - для чего-то спросила Янка, хоть и так все было понятно. Бритоголового она однажды мельком видела, когда забегала к отцу, совсем запамятовала... Вот ведь девичья память, если не сказать хуже! (Она не раз за собой замечала, что намного лучше запоминает в лицо молодежь своего возраста, плюс-минус несколько лет, чем народ постарше.)
- Это Николай, мой будущий компаньон. Если все получится, - пояснил папа и нервно забарабанил пальцами по столу, словно отбивая кому-то тревожное сообщение морзянкой.
Яна скептически вскинула бровь: ну-ну, компаньон... Держи карман шире! А вслух со всей своей врожденной дипломатичностью поинтересовалась:
- Где ты его выцепил?
- Это неважно. Что мне нужно: ты можешь сейчас посмотреть на этих турков? Помнишь, как ты в детстве делала? Хоть ты и маленькая была...
- Четыре года, - ещё бы, такое разве забудешь!.. Как вчера все было. Так странно, почти ничего из раннего детства Янке не запомнилось, но та необычная папина просьба "посмотреть" на каких-то неприятных людей буквально врезался в память, со всеми мельчайшими подробностями... Вспыхнувшее вслед за этими лирическими воспоминаниями соображение понравилось куда меньше: - Ты вкладываешь свои деньги? - переборов стиснувшее горло волнение, еле выдавила она из себя.
- В том-то и дело...
- Не надо! - перебила Яна, недослушав до конца. - Там ничего хорошего, я сразу почувствовала.
Папа, судя по глазам, не поверил, или просто не захотел ей поверить. Янка с прежней своей поразительной ясностью ощутила, насколько он за прошедшие месяцы проникся этой идеей: сперва сомневался, стоит ли рисковать, но постепенно подключилось воображение, рисуя заманчивые картины сокрушительного успеха...
- Ты уверена? Ты ведь толком не посмотрела.
Мужественно проглотив обиду, Яна глубоко вздохнула и примирительным тоном попросила:
- Дай мне что-нибудь, что с ними связано. Любой документ, - папа быстрым движением (даже слишком быстрым, да что он так суетится?..) сунул ей в руки белоснежный лист бумаги с синим текстом красивой арабской вязью. Лишь в самом низу неразборчивыми мелконькими буковками притулился небрежно отпечатанный английский перевод - а качество, надо сказать, аховое, только с лупой разберешь! Шито белыми нитками. Еще хуже, чем в тот раз в детстве... Янка набрала в грудь воздуха, точно собираясь ринуться в прорубь после знатной баньки:
- Лучше туда не лезть, там какой-то развод. Перевод не полный, они по-турецки чего-то накрутили, какое-то дополнительное условие...
Ясно-голубые папины глаза разом потухли, лоб прорезали глубокие поперечные морщины. Лицо его заметно осунулось и, казалось, постарело сразу на несколько лет:
- Ты уверена?
Яна от обиды вспыхнула и плотно прикусила нижнюю губу: ну все, теперь больше ничего не скажет! Довольно. Пускай хоть пытать ее станут - ни звука, ни ползвука, хватит выставлять себя дурочкой с переулочка!..
- Я тебя когда-то обманывала? - все же выдавила из себя дрогнувшим голосом.
Отец с минуту изучал ее непонятным, до странного отчужденным взглядом, думая, наверно, о чем-то своем. И круто развернулся к троим "компаньонам", что томились в ожидании на единственном офисном диване у окна: турки - по-родственному поплотнее друг к дружке, перебрасываясь короткими гортанными фразами, качок - напряженно вжавшись в самый угол. Папа громко объявил на своем чересчур учтивом английском:
- I'm sorry, gentеlmen, I have to brake up our agreement. I will not sign this. (Прошу прощения, джентельмены, мне придется расторгнуть наше соглашение. Я этого не подпишу), - выхватил у Яны из рук обманный документ с арабской вязью и помахал им для наглядности со стороны в сторону.
- What is your reason? (Какая причина?) - "главный" турок от раздражения надулся как индюк, вмиг покраснел до густо-бордового цвета и с каждой секундой становился всё косноязычнее.
- I've changed my mind. (Я передумал), - папа безупречно вежливо улыбнулся, только глаза не смеялись, изучали турков с холодным прищуром. В одно краткое мгновение Яне привиделось, будто он взмахнул у самого пола шикарной мушкетерской шляпой с перьями, сжимая свободной рукой в перчатке шпагу у бедра. (Хотя ерунда, конечно, не было там никакой шляпы, и тем более белых перчаток! Опять картинки из прошлого, дежа вю... Или галлюцинации на нервной почве, что тоже вполне вероятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25