https://wodolei.ru/catalog/mebel/provance/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Татарчонка еле-еле откачали. Он на всю жизнь остался заикой. А я от испуга забился в силосную яму, просидел там всю ночь и схватил воспаление легких. Но что самое интересное, когда мы оба поправились, все закрутилось по старой схеме, но только уже на новом уровне. Татарчонок издевался изощренней прошлого – я боялся пуще прежнего.
Так, все, хватит о делах минувших! Было и прошло! Мне же всего тридцать три! И раз я еще не умер, значит могу начать все сначала! Надо только сделать верные выводы из постылого прошлого, чтобы не повториться в будущем.
С такой думой я влез в автобус № 178.
22.25 – по проспекту Художников.
– Граждане, есть среди вас доктор? – затрапезного вида субъект стоял посреди салона и ехидно осматривал пассажиров.
– Вот вы, мне кажется, настоящий врач! – наконец выбрал он крупного, пожилого мужчину в нутриевой шапке, просматривающего газету.
– Скажите, вот если у меня рябь в глазах… Как у советского телевизора, то вдруг накатит, то отступит. Это что? Сердце пошаливает?
– Ну почему обязательно сердце, – чуть свысока, возразил мужчина, переворачивая газету, – может печень или почки…
– Откуда это в голове почки?! Ты что говоришь-то?! – возмутился больной и радостно добавил: – Тю-у-у, да ты фельдшер, наверное!
– И почки и печень связаны с головным мозгом, – попытался оправдаться мужчина.
– О-о, с мозгами у меня все в порядке! А вот ты, по-моему, разомлел от духоты-то! Эй, водила, гаси печки! – закричал неуемный пациент в сторону кабины водителя, потом заговорщицки подмигнул мне и снова обратился к сконфузившемуся мужчине:
– Я же шуткую, братишка! Сейчас булькнул на остановке 300 грамм, дай, думаю, пошуткую!
– Ну все равно, имейте в виду… – наставлял мужчина, шурша прессой.
– Я и так у всех на виду! Мне доктор говорит: «Не пить, не курить!» А я продолжаю: «И не дышать! Скальпель тебе в дышло!» – Нет уж, мой курс – только вперед!
– Много вас таких отчаянных по больницам с инфарктами и инсультами… – не выдержал мужчина.
– Пусть! – перекрыл его бесстрашный «штурман». – Хоть бы и трижды инвалид, а телефон-то на что?! Снял трубку: «Ало! Братишка, а ну-ка, подкинь мне «малыша»!»
– Разумно надо, разумно, – опять сник мужчина.
– Эх, землячок, когда разумно, тогда понятно! Когда разумно, то все плохо. Хорошо, когда только вперед! – заключил шутник, ринулся к выходу и исчез в черноте за дверьми автобуса.
«Вот она – натура! Вот он – незамутненый разум! – застонал я от восхищения. – Вот чего так не достает мне! Да и не только мне. Многие пытливые умы обращали свои взоры в народные толщи в поисках таких вот титанов. Ибо где бы ни объявлялись они, в какой области человеческой деятельности, везде и всегда дойдут они до самой сути и всколыхнут устои, прокладывая тем самым дорогу в будущее! «Только вперед!» – вот их формула успеха! А я переворошил свое собственное «Я» вдоль и поперек и не сдвинулся с места ни на шаг. Кто Я? Что Я? Я это или не Я? С какой Я буквы? С гласной или согласной? Если с гласной, то что провозглашаю? А если с согласной, то с какой? Звонкой или глухой? А может я вообще не согласный! Так почему же приходится постоянно соглашаться?! Господи! Боже праведный! Сплошные несогласования! А жизнь проходит, и мне уже тридцать три! Скоро сорок, а там и смерть не за горами…»
И вдруг – откровение: «Так значит, терять мне уже нечего?! Значит можно рвануть напоследок, вот так вот – только вперед! Ох, как хорошо!» – и сразу мне стало легко и радостно, как в далеком детстве, когда я лежал на своей кровати у окна и слушал долетающий с железной дороги стук колес проходных поездов, и вся жизнь была еще впереди, такая интересная и необыкновенная. Я зажмурился, чтобы ничто не мешало мне наслаждаться этим упоительным состоянием, но…
В салон ввалились трое: рослые и бескомпромиссные.
«Контролеры!» – сразу понял я.
– Предъявляем проездные документы!
Ну конечно же, ко мне подошли в первую очередь. И, конечно же, застали меня врасплох. Потому что я тут же предъявил студенческую единую проездную карточку своей жены. А ведь этого делать было нельзя! Сколько раз я зарекался и вот опять попался!
– Студенческий есть?
Под модной кепкой блуждала сардоническая улыбочка.
«Ну естественно, ему это очень интересно!» – с обреченным злорадством в ответ усмехаюсь и я.
– Так что насчет документа?
– Нету, я…
– Давай на выход, – «кепка» забирает у меня карточку и движется к выходу, делая тайные знаки своим подельникам.
«Почему он разговаривает со мной в таком тоне?» – думаю я и выхожу из автобуса, конвоируемый с трех сторон.
– Так, смотри сюда, – прыщавый грамотей переворачивает проездной документ и, ведя огромным пальцем с желтым ногтем, читает: – Без печати и студенческого билета не действительна.
– Нам не выдают студенческого, – говорю противным, жалостным голосом.
– Как не выдают? – подскакивает второй.
– Где это ты учишься? – наседает третий.
Я даже отступил:
– В учебном комбинате…
– Чего?! Каком комбинате, бля?! Печать политеха стоит!
– Ты кому трешь, харчок?!
– Где ты ее купил? У метро?
Они меня изничтожали.
– В политехническом комбинате, – попробовал отпарировать я на последний выпад.
Хохот.
– В общем, будем исходить из того, что у тебя студенческого нет, – подытожил первый.
– Так что давай разбираться по-честному – двадцать рэ.
– Да у меня же… – зашарил я по карманом и с ужасом нащупал полтинник: «Отберут все, как пить дать!»
– Нет таких денег, ребята…
– А какие есть?
«Все. Взяли в оборот».
Вслух:
– Да я из больницы еду. Помыться отпустили…
– А, ну, иди подмойся, а потом подходи за карточкой, – сказал один и все тут же бросили меня.
Резво перебежав через дорогу, контролеры скрылись в кафе «Фламинго».
– Отобрали? – спросила, стоявшая неподалеку, тетка с ярко накрашенными губами.
Я горестно кивнул, но тут же спохватившись, смачно сплюнул и сказал:
– Пусть берут, все ровно я ее сам отпечатал, на ксероксе. «Ох и устроит мне жена ксерокопирование», – легла мысль в нахлест, а я легкой и беспечной походкой проследовал за удаляющимся автобусом.
А вот в душе… Что у меня начинало твориться в душе. Клоака! Животный страх вперемешку с яростным воем, от нестерпимого чувства отвращения к собственной персоне.
Ну какие они контролеры?! Шакалы! Шайка гиен! А ты:…не выдают студенческого… политехнический комбинат… помыться… Пошли на хуй! – вот должен быть твой ответ! Нет, выход один – бороться! И бороться их же методами! Пора, наконец, научиться отстаивать свои честь и достоинство не умозрительно, а грубо, наглядно и убедительно! Цена значения не имеет! А ля гер, ком а ля гер! А то что же это – получается, что я трус?! Самый что ни есть ничтожный?! Нет, я не трус, хотя, конечно и не отважный. Просто мне до последнего кажется, что все может разрешиться достойно, без поверженных и победителей. Просто надо уметь, ну, это… Нет! Хватит! Даже думать об этом забудь! Все «ЭТО» – цветастые ширмочки ничтожной серости! Все «это» в утиль! Есть опыт:
Дело было зимой, на втором году службы. Отбывал я свою «почетную обязанность» в строительных войсках – в стройбате по-нашему. Присвоили мне после присяги военную специальность штукатур-маляр и определили в гараж, где работали другие военные строители, шоферы по преимуществу. А я, значит, должен был ходить с пульверизатором и белить потолки в боксах, чтобы им светлее было чинить свои боевые машины.
Ну, зашел я как-то раз в один бокс, а там грузины «ЗИЛ» разбирают. Все в мазуте от пилоток до кирзачей, но веселые – еле на ногах держатся. Меня увидели, совсем обрадовались, вообще кавказцы и азиаты меня любили, а вот прибалты и хохлы ненавидели, но об этом позже. Так вот, налили грузины мне целую кружку чачи. Я, как положено, выпил ее за неизбежный дембель и закусил каким-то хачапури. Потом рассказал им парочку пикантных историй из гражданской жизни, показал, как приживляется в моем члене стеклянный шарик, и выпил еще полкружки, но уже за Грузию и не закусывая. Тут прозвучал сигнал – «Закончить работы». Мы поцеловались, я взвалил на плечо свой пульверизатор и вышел из бокса.
И вот отсюда началась мистика. Я точно помню, что направился к своему вагончику, чтобы переодеться, но пришел почему-то в лес.
В лесу было тихо и валил снег.
Я развернулся и пошел обратно, но вскоре выяснилось, что уже и гараж как сквозь землю провалился. Около часа блуждал я по каким-то оврагам, помойкам – тщетно. Нет гаража! А тут еще, как на грех, к снегопаду подключился резкий ветер, и видимость совсем сошла на ноль. Я уже стал терять чувство реальности, как вдруг сквозь белую завесу что-то замаячило, что-то вроде забора. Я кинулся к нему и наткнулся прямо на свою родную роту, которая в две шеренги стояла посреди пурги.
Не успел я обрадоваться, как предо мной возник сам замполит части майор Коновал. Я попытался встать по стойке смирно и отрапортовать, но так запутался в шлангах пульверизатора, что даже не смог отыскать правой руки, а левая… Но не мог же я приветствовать замполита левой рукой.
Коновал приблизился ко мне вплотную и уставился своими поросячьими глазками прямо мне в зрачки.
– Товарищ майор, – обратился я четко по уставу, – разрешите вопрос?
– Ну, попробуй, – совсем не по уставу ответил замполит.
– А куда гараж передислоцировали? Если это, конечно, не военная тайна. Мне пульверизатор в кладовую сдать надо!
– На гауптвахту его! Пять суток ареста! – гаркнул Коновал в пургу.
Из стихии вынырнули два хохла-комвзводовца с автоматами, подхватили меня под руки и куда-то потащили.
– Хлопцы, здоровеньки булы! – с легкостью преодолевая языковой барьер, обратился я к сопровождающим.
– Не пиздэть, – буркнул старший сержант Чуб.
– Тю! Шо, не призналы? Да це ж я – Грицко! Тилько снежком трошки припорошенный! – пытался сбить я официальный тон.
– О це ты допиздэвси, – выразился ефрейтор Кузуб и толчком ноги впихнул меня в какую-то дверь.
От неожиданности я не устоял и рухнул, ударившись лицом об пол, который был застелен точно таким же линолеумом, как в моем вагончике, куда я, собственно, и пытался добраться.
– Пидъем! Шо це такэ?! Пидскочил мухой! – доносилось сверху.
Я приподнял голову – точно, лежу на полу своего вагончика.
Ефрейтор Кузуб срывает с гвоздика мою чистую повседневную форму и швыряет прямо на пол.
– Переодевси мухой! Время пишло! – командует сержант Чуб.
Я сел и стал сдирать с себя пульверизатор, шланги которого, как змеи, опутали меня с ног до головы.
– Мухой была команда! Шо це ни ясно?! – орет Кузуб.
– Так я ж муха-то уральская, а не какая-нибудь Це-це, – попытался оправдаться я.
Но эти военные такой мнительный народ, что, судя по всему, восприняли эту невинную аллегорию как подлые происки расизма.
Ефрейтор Кузуб болезненно ахнул, а сержант Чуб принялся хлестать меня по щекам, приговаривая:
– Умный, бля, да?! Оборзел, бля, да?! Похуй все, да?!
– Да нет! Это так, просто игра слов! – забормотал я, отступая прямо в руки Кузуба:
– Пидзабавиться, бля, захотелось, да?! Слов, бля, много уразумел, да?! – встретил он меня ударами под ребра.
Я совсем потерялся: что мне им ответить!? Как оправдаться?! Где выход?!
Дикое отчаяние охватило мою душу и парализовало сознание. Но, как говорится, свято место пусто не бывает! И власть перешла в руки бессознательного.
Страшен его лик:
– Да, бля!!! – заревел я, задыхаясь от какой-то особой радости. – Я оборзел!!! Мне все похую!!! – продолжая прямо-таки громыхать, я схватил железную скамью и с разворота смел оторопевших хохлов на пол, потом вознес свое орудие над головой и хотел добить гадов, но…
Они так жалко копошились на грязном линолеуме, точно слепые котята, и чего-то там пищали, путаясь в своих незаряженных автоматах, что я…
Да…
Я сделал «ЭТО» – я их простил…
А они?
Очухались и отмудохали меня по-гвардейски, т. е. без синяков и ссадин.
Затем доставили на «губу», а сами прямиком в медсанбат – засвидетельствовали там свои синяки и ссадины и такой рапорт составили, что…
Не будет больше ЭТОГО!
Не дождетесь!
Я обновлюсь!
Я стану сильным и беспощадным!
Только вперед!
Ура!
Так… мне нужен пистолет… И безотлагательно… Или я накажу их, или…
Но то ли от этих мыслей, то ли от быстрой ходьбы у меня перехватило дыхание, и по спине ручьем побежал пот.
Я остановился и осмотрелся. Совсем стемнело. Встречные машины слепили глаза своими яркими фарами. Прямо по курсу моего следования светилась вывеска кафе «Рюмочная».
«Нужно остыть», – решил я и, стряхивая снег с ботинок, вбежал на крыльцо.
23.09 – Придорожная Аллея. «Рюмочная».
– Сто пятьдесят «Столичной» и бутерброд с ветчиной, – суровым тоном сделал я заказ.
Бармен – молодой битюг в белой рубашке и при «бабочке» – уставился на меня и, растягивая слова, загнусавил:
– «Столичной» в ассортименте нет, имеется «Столбовая», «Смирновская», «Абсолют». Далее из крепких – «Скоч Виски», коньяк «Мортель»…
– Двести «Смирновской», – оборвал я его арию.
– Запросто, – усмехнулся битюг и достал из-под стойки граненый стакан.
– Закусона не маловато? – опять обратился он ко мне, укладывая на тарелочку бутерброд.
– Достаточно, – не смягчая тона, ответил я и бросил на стойку спасенный полтинник.
В данный момент мне было не до шуточек. На экране моего внутреннего взора под дулом пистолета стояла троица лжеконтролеров: «Итак, будем исходить из того, что в «магазине» моего ТТ шесть «маслят». Значит, разбираясь по-честному, выходит по восемнадцать грамм на брата. Ну, кто хотел взглянуть на мой студенческий?»
Я сгреб сдачу в кулак и, прихватив покупку, отошел к столику.
«Да… Здорово… Эффектно, примитивно и безотказно… Неужто так и надо? Боже Праведный, ну а ты что скажешь?! Что? Ударили по правой щеке, подставь левую? Ой, Вселюбящий, до чего ты наивен! Ты подставишь им левую щеку, а они звезданут тебя по яйцам! Лучше бы, Всемогущий, чем давать несостоятельные советы, стер бы всю эту волчью породу с лица земли! Ведь есть же достойные люди! Есть! Эх, Справедливейший, какая могла бы тогда воцариться жизнь на Земле!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30


А-П

П-Я