душевые поддоны из литьевого мрамора 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Музыканты осторожно начали перебирать струны своих инструментов. Зазвучали цимбалы. Ритм был хаотичным, нестройным. Это чем-то, хотя и очень отдаленно, напоминало джаз. Из дальнего угла комнаты показалось и тут же исчезло какое-то светящееся пятно, а в воздухе запахло лимоном. Но вот изображение улучшилось, стало ярким и отчетливым.
На сцене в позе, характерной для старых культуристов, стоял обнаженный мужчина, неподвижный, как изваяние. Кожа сверкала от масла. Мужчина смотрел куда-то поверх наших голов. Музыканты рванули струны своих цимбал, и он начал танцевать: кружился и время от времени прыгал в такт музыке.
Я услышал, как Соланж хихикнула.
Бум! Второе пятно на сцене начало увеличиваться в размерах, и вот уже стала видна маленькая, худенькая туземка, обнаженная, как и мужчина. Ее тело было настолько намазано маслом, что мне казалось, будто аборигенка скрипит при ходьбе. Между ногами у нее находилась маленькая клоака, а когда существо начало танцевать, ее толстый короткий хвост кружил и высоко подскакивал. Я слышал, как позади нас забормотали люди. Нет, вообще-то не совсем люди, а туземцы.
Я проговорил:
— Господи, Соланж. И как долго здесь творятся такие дела?
— Не знаю, думаю, с тех пор, как здесь появились люди.
Значит, четыре-пять лет. Женщина толкнула меня в бок: — Смотри!
Танцоры кружась, двигались друг около друга, и вот мужчина внезапно оказался у основания хвоста карсвааоитянки, обнял ее, прижал к себе. Рот туземки открылся, она высунула тонкий, раздвоенный язык, весьма похожий на змеиный, и вложила его в рот партнеру. Фу, какой длинный! Язык все продолжал выдвигаться, и я понял, что в горле мужчины уже находится с десяток его сантиметров.
— Фу, — дерьмо собачье…
Соланж захохотала: — А не хочешь ли попробовать, Ати?
Я скорчил гримасу и толкнул ее локтем в бок.
Остальная часть шоу оказалась менее интересна: туземка ласкала член партнера, пока тот не увеличился в размерах, затвердел и покрылся маслом, затем повернулась к нему спиной и наклонилась, чтобы он смог войти в ее клоаку. Были и крики, и стоны, и синхронные телодвижения, в общем, ничего необычного, за исключением принадлежности участников к различным цивилизациям. Пиво, чем больше я его пил, тем больше становилось отвратительным.
Снаружи заметно похолодало, число гуляющих резко сократилось, и мы с Соланж решили отправиться обратно в гору, подальше от Арат Аррао.
— Думаю, что многих людей привлекает местная экзотика. Не знаю, не уверена в этом. Четыре или пять наемников, расквартированных здесь, завели себе туземных пассий — одна женщина, остальные мужчины, — на ходу рассказывала Соланж.
— Что думает по этому поводу Маккей?
Женщина пожала плечами:
— Никто не пытался оставить их жить в доме как наложниц. Кроме того, мы одна маленькая база, одна семья. У него пять миллионов душ, разбросанных по одиннадцати планетам в этом секторе, о которых он обязан заботиться.
— А Вронски?
— А, никогда не знаешь, что она выкинет в следующую минуту и о чем думает. В ее дивизии шестнадцать тысяч солдат и пять каких-то отщепенцев.
Для того, чтобы это стало проблемой, которую надо решать, такого количества явно недостаточно.
— Мне кажется, сегодня танцующих с туземками я видел побольше, чем пять человек.
— А, да. Наложницам, работающим в забегаловках, всегда приходится нелегко. Риссальдару, скорее всего, наплевать на то, что они делают. Сейчас на планете имеется персонал, приехавший сюда по контракту. Их привезли, наверно, саанаэ.
По тропинке мы поднялись в гору. Огни городка остались далеко позади. Здесь, на вершине, чувствовался холодный, жесткий ветер, который с удвоенной энергией принялся обдувать нашу кожу. Соланж обхватила себя руками:
— Брр… Черт, ты удивишься; узнав, какие здесь холодные ночи. Облаков не наблюдалось, и жара уходила прямо в космос. Я вспомнил, что продолжительность дня составляет здесь около сорока часов, слишком длинный срок для обитаемой планеты. Я спросил:
— Приходило ли тебе в голову хоть раз попробовать? — Очевидно, так будет вежливее, чем спросить напрямик.
— Что? Переспать с туземцем? — Она захохотала.
— Конечно.
— Нет, это глупо. У меня хорошие наложники, которые дают мне все, что необходимо. Кроме того, это мерзкое масло, которым они натирают свои тела… — Склонив голову набок, женщина взглянула на меня. — Думаешь, это могло бы тебя заинтересовать?
Я обдумал ее вопрос: — Нет, скорее всего, нет.
— Точно. Эй, мой дом здесь. — Она указала на узенькую тропинку, ответвляющуюся от главной дороги, где вдали виднелось скопление огней. Увидимся утром. Тренировка в 8.00.
— Утром? Она усмехнулась, обнажив полоску ослепительно белых зубов: Сейчас 23.00. День туземцев разбит на два периода из тридцати тереков, сменяющихся, грубо говоря, местной зарей и закатом. — Задрав рукав, Соланж показала мне военный хронометр: — Кто-то написал маленькую программу для таких вещей. Гм… — Она взглянула на часы и продолжила: — Восход будет еще через двадцать четыре терека, это около 1500 часов.
— Боже правый, запутаться можно…
— Успокойся, ко всему привыкаешь. — Соланж Корде повернулась и, насвистывая какую-то знакомую мелодию, шагнула в темноту.
Вернувшись домой, я нашел свою хижину тихой, спокойной и темной, но Федор, зная мои привычки, оставил гореть несколько ламп. Сейчас я стоял у спинки своей кровати, передо мной находилась Хани, одетая в саронг. Она отвернулась от меня и в ожидании опустила руки вдоль туловища. Я провел рукой по се длинным черным волосам, по спине, ощутив под пальцами немного жестковатые пряди. Девушка слегка наклонилась, нажимая телом на руку.
Путешествие с Земли заняло четыре недели, плюс пересадка в двух пунктах. Я провел эти ночи в одиночестве, думая о… Черт, думая о всем подряд: об Алике, снова и снова проигрывал в памяти сцену смерти Марша.
Каждую ночь перед моими глазами вставала Алике. Частенько я просыпался среди ночи, чувствуя семя, извергнувшееся на живот или в скомканную простынь.
Хватит об этом. Хани отбросила волосы на лицо, открывая тонкую, длинную шето. Я сбросил саронг c ее плеч, и тот упал к ее ногам. Здесь у меня было все, что нужно, что требовалось, что я хотел.
Я легонько подтолкнул девушку, она упала на кровать и удобно устроилась на матрасе. Лежа без движения, Хани раздвинула ноги, ее голова была опущена и склонена набок.
Взобравшись на маленькую девушку, я выпрямился во всю длину на ее спине, скользнул руками вдоль туловища вниз, к ее лону, затем сразу вошел в нее.
Дыхание Хани от тяжести моего тела слегка участилось.
— Привет, Хани, — пробормотал я в волосы.
Она прошептала: — Добро пожаловать домой, Ати. — Это имя девушка научилась произносить в самый первый день своего пребывания. Повернув голову, она поцеловала меня: — Мы скучали по тебе.
И все началось сначала.
* * *
Позднее наложница сидела в ногах кровати, скрестив ноги, глядя на меня. Я мог с уверенностью сказать, что она устала, хочет спать. Девушка моргала стеклянными глазами, губы казались немного припухшими, а тусклый свет высвечивал влажные полосы на ее коже.
Но это ее работа, и рабыня обязана подчиняться, пока этого хочет хозяин.
Я спросил:
— А Майра и Дженис оскорбились, узнав, что ты — моя любимица?
Сдвинув брови, она не изменила, однако, выражение своего лица. Только легкое подрагивание ресниц, словно девушка намеревалась заговорить, выдавало ее чувства. Но Хани скорее умрет, чем скажет.
— Мы хорошие друзья и находимся здесь, чтобы ублажать тебя.
Да, спрашивать бесполезно.
— Ты не обижаешься, что я слишком часто беру тебя в постель?
У нее в лице мелькнуло выражение ужаса, очень тщательно скрываемое. Наверно, она думает, что сделала что-то не так, и я начал подозревать…
— Если ты хочешь, чтобы я что-нибудь сделала для тебя… — начала было наложница, и, протянув руку, положила ее на мой живот, пытаясь догадаться, чего я хочу. Она наклонилась и посмотрела на низ живота, желая, наверно, вытереть мое влажное тело салфеткой.
— Я хочу, чтобы ты просто поговорила со мной, Хани, только и всего.
Девушка уставилась на меня не мигая, сузив глаза так, что я едва видел их блеск. Наконец она произнесла:
— Некоторые из наложниц рассказывают, что их хозяева любят поговорить. А ты обычно разговариваешь с Марджи и Федором, — девушка запнулась, с трудом проглотила комок и отвернулась. — Но если ты хочешь, я постараюсь…
«Хозяева… Черт возьми, но чего же ты ожидал, ослиная задница?» Я улыбнулся, похлопал по кровати рядом с собой, взбил для нее подушку и сказал: — Давай, Хани, поспи.
После этого, мне кажется, она облегченно вздохнула.
ГЛАВА 16
Пришло время привыкать к новой планете, начинать тренировки под коричнево-золотыми небесами, подернутыми тонкими медными облаками. Я маршировал по пыли с солдатами: ветеранами и новобранцами, показывая, из какого материала я сделан, потому что уважение подчиненных зарабатывается, а не передается по наследству или покупается.
К моему вящему удовольствию, Соланж удалось вырвать Кэти Ли Мендозу из моего бывшего соединения и перевести на Карсваао в качестве полкового старшего хавильдара. Мы, довольные друг другом, шагали по плацу под выбранную ею песню.
Меня до предела удивило огромное количество непристойных куплетов к старой доброй «Мадмуазели»: казалось, что большинство из них я знал. Но Кэти Ли переплюнула меня на добрую сотню, а ее соленые «провансальские» вирши, будучи переведенными, бросили меня в краску.
Я показывал новичкам, как стрелять прямой наводкой, не мучаясь с наведением, всякими расчетами траектории и угла падения. Далее шли полевая стрельба, боевая стрельба. Я научил своих молодцов, как спасать задницы в жестоком бою, потому что не всегда их противниками будут воины железного века.
Потом заставил Соланж и Кэти Ли сразиться врукопашную, чтобы продемонстрировать, увы, ограниченные способности боевого скафандра; немного поборолся сам, не забывая, однако, о достоинстве командира и о правилах тренировки. Какой-то огромный монгол как следует наподдал мне под задницу, а после до того испугался, что пришлось везти его в городишко и отпаивать там пивом.
Через некоторое время новобранцы начали следовать моим инструкциям и рекомендациям, не без вопросов, конечно, но зато с живостью и похвальной бодростью: «Эй, ребята, доверьтесь старику, он знает, что делает, доверьтесь мне, и когда придет время, вы выйдите живыми из страшного боя! Надеюсь, что смогу это сделать».
Господи, как я был рад в тот день, когда Федор пришил мне шестую нашивку — знак отличия за двадцать четыре полных года службы. Мужчины и женщины-солдаты пожимали мне руку, отдавали честь.
Я вдруг осознал, что знаю каждого из них по имени и в лицо, знаю, что они чувствуют, что любят пить и кто их наложницы…
Сколько раз я сиживал с ними в прокуренных барах и пил пиво, смеялся, пел и почти забыл, что когда-то ездил домой в отпуск и притворялся, что вновь влюбился.
* * *
Стоя в отсеке большого звездолета, я быстро натянул боевой скафандр, проверил, чтобы все его части были запрограммированы правильно и исправно функционировали. Когда надеваешь скафандр, берешь в руки оружие, то в бою ты или выиграешь, оставшись в живых и уничтожив врага, или погибнешь.
Такие вещи происходят с солдатами сплошь и рядом.
Наше судно являлось транспортным звездолетом, своего рода космическим извозчиком. Оно представляло собой гладкий, сверкающий цилиндр размером с большой астероид с концентрическими чащами вокруг пустого ядра-основания. Его служебная площадка была достаточно велика для того, чтобы принять там боевую ракету повелителей — черная, гладкая поверхность, тянущаяся на многие километры.
Следуя моему приказу, люди разместились у кольца, в одной из капсул и ждали, готовые в любой момент пересесть в катер, что доставит их на место высадки.
Я выстроил бойцов, и они начали проверять наличие и работу вооружения друг друга. Нам оставались считанные минуты. Мне и моей тысяче солдат третьего полка первого батальона риссальдара Татьяны Вронски второй бригады седьмого дивизиона девятого легиона третьей армии наемников-спагов под командованием государя Этиуса Николаева. Он единственный из всех нас, находясь в стеклянных небоскребах Нью-Йорка, не рискует жизнью. Сквозь прозрачные стены мы видели горящие материки Хатайли. Даже с расстояния в пять сотен километров можно было разглядеть клубы черного дыма: горящие города, поля, леса. Тлеющие дыры в земле оказались настолько горячими, что создали над собой ветряную воронку, выдувающую обломки в небеса.
На западной оконечности одного из континентов, рядом с горной цепью, изуродованной фьордами, расположившейся вдоль побережья, там, где раньше цвели зеленые плодородные долины, высились вулканы, извергающие горы пепла и лавы, которая заливала низменность.
Северная полярная шапка от перепада температур треснула, открывая выход холодной, блестящей черной воде, скрытой до этого времени в ее недрах.
Мы прошли по голой, покрытой слоем сажи равнине, где раньше был густой лес. Русла рек высохли, остались лишь изуродованные берега, вода испарилась. Не осталось ни жуков, ни червей. Они сгорели в своих норах. Почва простерилизовалась вплоть до ядра планеты; от жары расплавились камни, Я так понял, что это не завоевание, а наказание во имя Бога… Нет, не Бога — это просто привычное выражение, коим я пользовался еще будучи мальчишкой. Могу представить Землю, обработанную подобным образом. Почему бы нет, видел же я вещи и похуже, например, Элисар.
Однако полицейские из числа жителей Хатайли не служили господам по всей Вселенной, поэтому никого из них- не пощадили, отправив в ссылку.
Может, кто-то бы и выбрал жизнь.
В моих наушниках запищало, и голос Кэти Ли произнес: — Все в порядке, сэр.
— Хорошо. Риссальдар?
— Здесь, — послышался низкий, хриплый бас Вронски.
— Третий полк готов к высадке.
— Две минуты, отсчет начат.
Итак, время высадки настало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49


А-П

П-Я