Средний палец Бернарда начал погружаться в вагину Ли-Шери, но принцесса вытащила его оттуда и засунула – одновременно испытывая неудобство и непонятный восторг – себе в анус.
– Территория вне закона, – шепнула она.
«Сегодня как никогда необходимо, чтобы общественность настойчиво требовала равноправия между законом и промышленными технологиями, которое поможет ослабить влияние крупных корпораций, стремящихся повернуть природу против человека. Благодарю за внимание, дамы и господа. Всего доброго, спокойной ночи».
Как вам кажется, поверил ли огромный баньян, что одобрительные возгласы и хлопки предназначались ему? Луна-то прекрасно понимала, что в последней четверти двадцатого века рассчитывать на аплодисменты ей не стоит. Герой скорее кивнул, чем поклонился, сошел с импровизированной сцены и скромно удалился из парка в своих замызганных туфлях.
Если успеху рукоплещут, а провал сопровождается свистом и шиканьем, то за свою работу в тот вечер Хулиетта заслужила второе. Целый час она потратила на поиски своей молодой хозяйки и питомицы, но, так и не найдя ее, покинула Баньян-парк вслед за Героем.
Бернард и Ли-Шери могли с чистой совестью себе поаплодировать, но свежеиспеченные любовники редко считают это «успехом», и, кроме того, они слишком утомились, чтобы встать и устроить себе заслуженную овацию. Им тоже настала пора попрощаться.
Они сели на койку, выпили текилы – один бокал на двоих – и схрумкали пачку «Хостесс Твинкиз». Словно туристы у подножия вулкана, они увлеченно следили, как струйка полупрозрачной лавы стекает по внутренней стороне принцессиного бедра.
– У тебя в запасе был целый литр, – заметила Ли-Шери.
– Это потому, что я регулярно ем «Хостесс Твинкиз», – отозвался Бернард.
Принцесса обмакнула палец в вязкую жидкость, сунула его в свой прелестный ротик и радостно захихикала.
– Я слыхал, по вкусу это напоминает пластмассу.
– Суп-пюре из протертого террориста. Надеюсь, когда-нибудь мне достанется вся банка.
– Ты знаешь, как ее открыть.
Пошатываясь, будто со сна, принцесса встала с койки.
– Не уверена, что я смогу идти.
– Тогда я тебя понесу.
– Это и есть любовь?
– Я больше не знаю, что такое любовь. Неделю назад у меня была масса идей насчет того, что такое любовь и как ее удержать. Но теперь, влюбившись по-настоящему, я как-то сразу катастрофически поглупел.
Принцесса тоже чувствовала себя немного глупо. Она обыскала всю каюту, но так и не нашла своих трусиков.
– Наверное, они растаяли, – пошутила она, обнимая Бернарда на прощание, хотя в душе подозревала, что боги растворили в воздухе этот предмет как предупреждение свыше. Богам не понравилось, что вместо души она отдала бунтарю свое сердце и задницу. В действительности дело обстояло иначе: трусики утащил мангуст, которого привлек мускусный запах, волнами поднимавшийся со шлюпа. Как следует пожевав трусики, мангуст бросил их в сточной канаве недалеко от гостиницы «Пионер». На следующее утро, подзывая такси, чтобы ехать в аэропорт, на них наступил Герой и даже не заметил, как под решительным нажимом его каблука кружева сладко застонали от удовольствия.
40
Наконец-то она стала королевой Гавайев. Гавайи распахнулись перед ней так же, как она открылась навстречу Бернарду; распахнулись, как цветок с глубокой чашечкой и липким соком внутри, как книга с глянцевыми листами, как налитый соком плод, который вот-вот лопнет и сам просится под нож. Несмотря на робкие возражения Хулиетты, Ли-Шери провела четверг вместе с Бернардом, и где бы ни появлялась парочка с пламенеющими волосами, Гавайи раскрывали им свои радушные объятия.
В лесу у подножия вулкана они устроили пикник. Муравьи, наверняка с крошечными гирляндами цветов на шеях, толпой хлынули поздороваться с влюбленными. Бернард вонзил зубы в мякоть помидора, потом выплюнул томатные семечки на землю так, что они образовали круг. Дятел и принцесса сели внутри круга. Полные решимости поприветствовать гостей традиционным гавайским «алоха!» муравьи бросились на штурм окружности, но барьер оказался неприступным. Ли-Шери передала Бернарду пикули. Бернард передал принцессе сыр. Где-то в джунглях ветер заиграл на бамбуковых стеблях мелодичное «клак-клак-клак», похожее на стук зубов деревянного идола. Двери из рыжих цветов имбиря на петлях, которые никогда не требовали смазки, хлопали на ветру.
Выстрелила пробка – Бернард открыл бутылку «при-мо», местного пива. Хотя пиво – один из немногих неопределенных напитков (ни инь, ни ян; ни щелочной, ни кислотный; ни солнечный, ни лунный; ни мужской, ни женский; ни активный, ни пассивный), хотя оно всегда держит строгий нейтралитет и потому идеально подходит для безучастной и нерешительной последней четверти двадцатого века, принцесса его не пила. Она упивалась теплыми зефирами Мауи. А после ленча, когда муравьи уже прямо-таки впали в бешенство, она выпила сперму своего возлюбленного. «М-м-м, на вкус это совсем не пластмасса, – подумала Ли-Шери. – Скорее, это похоже на пои». Ах, Гавайи…
Бывает, что занятия любовью приносят человеку вред, как бывает и вредная еда. К примеру, пирог из бойзеновых ягод, купленный в магазине полуфабрикатов, может выглядеть очень даже аппетитно, так что все девятьсот вкусовых сосочков хором запоют от счастья, но в конце концов весь этот сахар, консерванты, пустые калории забьют кровеносные сосуды, приведут к разрушению клеток, появлению жира и гнилых зубов. Даже потенциально полезную пищу можно испортить, приготовив ее неправильно. В сексе тоже существуют неудачные рецепты и плохие повара. Да, к занятиям сексом надо готовиться, как хороший священник готовится к мессе, как настоящий матадор готовится к выходу на арену: необходимо сосредоточиться, очистить душу и тело, помолиться о даровании священной силы. Но даже и это не сработает, если ингредиенты не сочетаются друг с другом: мидии сами по себе восхитительны, клубника – тоже, но если их смешать… Любое питательное сексуальное блюдо обязательно требует хотя бы щепотку любви, а для отменного секса, который и гурманы, и приверженцы здоровой пищи оценят в четыре звезды, необходимо уже три чашки этого компонента. Не то чтобы секс стоило рассматривать в качестве лечебного средства или принимать в медицинских целях – только последний тупица повесит такой тяжеленный камень на зацелованную шею своей пассии, – но относиться к сексу легкомысленно, поверхностно, с безразличием и без должной теплоты – это все равно что изо дня в день обедать перепачканными в порнографии ложками. Нёбо постепенно перестанет ощущать вкус, у больного (и не подозревающего о своем недуге) начнется эмоциональное несварение, кожа души покроется язвами, а десны сердца воспалятся и станут кровоточить. Ни время, ни клятвы не служат здесь мерилом – иногда мимолетные вспышки страсти между незнакомцами логичнее с точки зрения эротики, чем многолетние браки, порой одна ночь в мотеле Джерси-Сити бывает более яркой, чем парижский роман длиной в полгода, – но для того, чтобы секс приносил радость и пользу, а не превращался в медленно действующий яд, между партнерами должны существовать обязательства, пусть самые кратковременные; благородство, пускай и хрупкое; уязвимость, пускай и тщательно скрываемая; великодушие, хоть и с вкраплениями необходимости; истинная забота, пусть и слегка подпорченная вожделением. Долгое время довольствуясь суррогатной едой (несомненно, некоторые блюда были просто пальчики оближешь), принцесса теперь в изобилии получала и наслаждение, и полноценную пищу. Нет нужды говорить, что все это шло ей на пользу. Они пробовали заняться любовью в прибрежных волнах Каанапали (туристы, возившиеся на песке, были ненамного умнее), они купались недалеко от Ханы, где принцесса наслаждалась великолепным отражением своего возлюбленного (огненно-рыжие волосы на лобке и все такое) в лесном озере, они катались верхом в Макавао, и Ли-Шери испытывала сладкую боль, когда ее истерзанный плотскими утехами зад ударялся о жесткое седло (она еще никогда не видела, чтобы кто-нибудь ездил стоя или пытался сбить плод манго, метнув в него нож, – ох уж этот Бернард!), – словом, в один миг все фантазии Ли-Шери с красочных гавайских постеров стали явью.
41
И все-таки горошина под тюфяками и перинами давала о себе знать. Через самую пышную набивку она монотонно и назойливо – пиип-пиип-пиип – испускала саднящие душу сигналы: бедность, несправедливость, загрязнение окружающей среды, болезни, гонка вроруже-ний, половая и расовая дискриминация, перенаселенность – унылый ворох социальных бед, на вершине которого нежным принцессам не суждено обрести спокойный сон.
Горошина так извела Ли-Шери, что принцесса решила вернуться на симпозиум – к той цели, ради которой она, собственно, и прилетела на Мауи. Однако новости о дневном собрании в Баньян-парке, дошедшие до нее по «сарафанному радио», пробудили в принцессе самые непривлекательные черты ее рыжины. Судя по всему, микрофоны на сцене были захвачены намертво: сперва ими завладели феминистки из банды Монтаны Джуди, хором спевшие все тридцать восемь куплетов популярной баллады «Все мужики – насильники» (как ни странно, многие мужчины из публики им подпевали); затем к микрофонам прорвался Голубой Боб со своими друзьями – эти продекламировали длинный поэтический манифест под названием «Все люди гомосексуальны»; их сменил преподобный Букер Т. Килиманджаро: с Библией в одной руке и с мачете в другой он приступил к своим непосредственным обязанностям, а именно – прочел проповедь на тему «Пилат был грязным империалистом, Иисус был ниггером», сопровождая службу новомодными танцами в стиле диско. Тем временем семинар по использованию солнечной энергии заглох сам по себе, а лекция о препаратах, гарантирующих бессмертие, и вовсе не состоялась. По просьбе администрации тот самый йог, который пару дней назад показывал фокусы с паутиной, попытался было повлиять на непрошеных ораторов с помощью космической энергии и заставить их покинуть сцену, но дело кончилось тем, что его самого вытолкали взашей. Последний раз его видели ковыляющим через парк к палатке первой помощи. Его скрюченная поза, кажется, называлась «сломанная ключица». Ли-Шери была в бешенстве.
– Знаешь, что нам следовало бы сделать? Я говорю совершенно серьезно. Нужно взять последнюю шашку сам знаешь чего и просто-напросто выкурить этих тупоголовых хамов из парка. Все равно это уже не симпозиум, а банка с опарышами, так что мы можем с чистой совестью с этим покончить.
– Вот как? Ты хочешь сказать, я должен устроить взрыв только потому, что чего-то не одобряю? Кто я, по-твоему, такой – вандал, фашист или, может быть, гребаный критик?
– Черт, – сказала принцесса. – Нет, конечно. Ты – бунтарь. И я понемногу начинаю думать, что бунтарство – в том виде, в каком ты его исповедуешь, – напичкано правилами, как и все остальное.
Это был удар ниже пояса. Они сидели в ресторанчике «Блю Макс», на балконе второго этажа, и чтобы вытащить занозу брошенного ему обвинения, Бернарду захотелось немедленно достать из кармана последнюю шашку «сам знаешь чего», поджечь ее и швырнуть на улицу. Тем не менее он взял себя в руки и произнес:
– Твои знания о взрывчатке, очевидно, почерпнуты из мультфильмов о придурковатой живности со скотного двора и психопатических кошках-собаках, подсовывающих динамит друг другу под подушку. Боюсь, настоящая бомба не просто опалит твою шерстку, и во всем Голливуде не найдется аниматора, который заново соберет тебя в следующем кадре. Видишь ли, динамит – это не торт с кремом в лапах злобных котов и мстительных уток. И это не розыгрыш…
– Хорошо, хорошо. Не надо оправдываться. Как видно, на бунтарях лежит серьезная ответственность. Прямо как на генералах или судьях.
Это стало последней каплей. Бернард рванул смертоносный цилиндр из-под рубашки и сунул фитиль в пламя стоявшей на столике свечи, которое своим легким подрагиванием прилежно создавало образ романтического ресторана. Но Бернард не бросил шашку на улицу, а зажал в ладони и поднял над головой, точно факел в руке статуи Свободы. Ли-Шери, не мигая, смотрела на него, оцепенев от страха. Посетители «Блю Макса» в ужасе замерли. Официантка нашла в себе мужество завизжать. Серфингист нырнул за барную стойку. Фитиль потрескивал и рассыпал искры, подобно ярко прожитой жизни. «Вот как нужно гореть, – казалось, говорил он тугодумке-свече. – С блеском, самозабвенно, неуемно. Только так!» Фитиль спешил на свидание, он не мог задержаться и проверить, последует ли свечка его совету.
42
В последнюю секунду Бернард сунул фитиль себе в рот. От соприкосновения со слюной тот зашипел. Дятел зубами оторвал горящий кончик и вскрикнул:
– Ай!
Это был единственный возглас.
Залпом проглотив коктейль, он помог ошеломленной принцессе встать из-за столика и повел ее к лестнице. Остановить их никто не пытался. В обычно шумном зале «Блю Макса» стояла молитвенная тишина.
Бернард проводил Ли-Шери до отеля.
– Иди к себе и собирай вещи, – приказал он. – Как можно скорее приходите с Хулиеттой на пристань. Встречаемся на лодке. – Он наклонился, чтобы поцеловать принцессу, но потом передумал. На языке у него вздулся здоровенный волдырь.
В тот вечер солнце мешкало и не хотело уходить на покой. В небе словно был разлит май-тай. Полосы гранатового сиропа, сухого вина, мараскина и рома стекали за горизонт и тонули в океане. «Развеселая пирушка», будто бабочка-сластена, легко скользила к тому месту, где божественный нектар мешался с морской водой.
У руля стоял приятель Дятла, торговец марихуаной, за парусами следил его помощник. Хулиетта притулилась на корме и сидела тихо-тихо, как лягушка. Принцесса и Бернард разговаривали, устроившись на носу.
– Извини, я не хотела тебя огорчать, – промолвила Ли-Шери. – В наши дни трудно быть принцессой.
– Согласен. Да и бунтарем тоже быть нелегко. Морального консенсуса больше не существует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34