https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/luxus-123d-69846-item/
Чужие лица, над которыми белеют совершенно одинаковые шапочки. Все повернулись на звук открывшейся двери. Кроме Белинды. Почти голая, она лежала на столе, с трудом удерживаемая двумя мощными сестрами. Она отчаянно вырывалась, трясла головой, отчего спутанная копна ее волос казалась живой, рот был широко раскрыт в пронзительном крике. Похоже, на нее пытались натянуть смирительную рубашку. Но не исключено, что это была самая обычная ночная сорочка.– Пол, Пол, Пол, где, черт возьми… что, черт возьми… – как заведенная, повторяла она.Человечек, заглянувший в комнату вслед за Полом, объяснил собравшимся, кто это, и мгновенно возникший при появлении в больничном помещении чужака настороженный интерес так ясе моментально исчез.– Дорогая, – нежно проворковал Пол и обнял жену. Она уткнулась лицом ему в грудь и сразу же перепачкала белую рубашку смытой слезами тушью для ресниц.Покрасневший от злости человек принялся сметать с пола разбитые стекляшки, при этом он громко и возмущенно что-то выговаривал по-русски.– Да заткнись ты, – рявкнул Пол.Оказывается, Белинда лежала не на столе, а на специальной тележке на колесиках. Вцепившись в Пола, она попыталась одновременно оттолкнуть тележку, словно это был башмак с роликами. Металлическая конструкция въехала прямо в спину подметающего осколки человека, который заорал, надо полагать, что-то вовсе уж нецензурное.– Одежда, – попросил Пол, – где ее одежда? Куда вы дели одежду?– Кровать, – закричала одна из сестер, почему-то по-немецки, – она должна остаться здесь и лечь в кровать.Пока Пол тщетно старался собрать воедино свои далеко не блестящие знания немецкого языка, подошла еще одна женщина в белом.– Мы считаем, что ваша жена должна остаться здесь, – проговорила она на вполне приличном английском. – Необходимо сделать кое-какие анализы.– Слава богу, – искренне обрадовался Пол, – вы говорите по-английски. А то я совсем уже разуверился в своих знаниях русского. Скажите, что с ней?– Я – доктор Лазуркина, – представилась женщина. – Я не очень хорошо говорю по-английски. Пока.Женщина была чисто одета и, пожалуй, довольно красива, но какой-то слишком уж мужской красотой. От нее сильно пахло лекарствами.– Конечно, – не стал спорить Пол, – конечно. Но что с ней?– Где ты был? – рыдала Белинда, все еще судорожно прижимаясь к мужу. – Почему ты ушел и покинул меня? У-у-у…Взъерошенная, с размазанной по лицу косметикой, опухшими и покрасневшими глазами, к тому же еще и завывающая, Белинда выглядела откровенной уродиной. Ухмыляющаяся пожилая женщина, очевидно старая медсестра, успокаивающе похлопывала строптивую пациентку по плечу. Чуть поодаль восседал сутулый мужичок, одетый, как и все присутствующие, в белое. Он не принимал участия во всеобщем бедламе, просто тихо сидел и что-то бормотал себе иод нос. Местный памятник спокойствию.– Я не виноват, дорогая, – начал оправдываться Пол, прижимая к себе сотрясающееся от рыданий тело, – сначала меня задержали двое чиновников в гостинице, потом я очень долго ждал такси, потом… Успокойся, прошу тебя, дорогая, все позади, больше тебе не о чем волноваться.– Ты меня не любишь, – хныкала Белинда, – и никогда не любил. Меня, несчастную, никто не любит.По крайней мере, она прекратила биться в истерике. И то хорошо.– Любовь, – громко заявила доктор Лазуркина, – это тема, которую всем надлежит как следует изучить. Даже нам, в Советском Союзе. Я имею в виду терапевтическое воздействие любви. Чувство, что тебя не хотят, отвергают твою привязанность, ощущение неудовлетворенности способны оказать разительное воздействие на состояние здоровья пациента. Тут еще так много неизученного!– Вы превосходно говорите по-английски, – восхитился Пол.– Психосоматические процессы весьма интересны, – в заключение сообщила доктор Лазуркина, продемонстрировав незаурядные лингвистические способности (любопытно, а какое время она отвела себе по плану на овладение языком в совершенстве?), – предположим, у вас соринка в глазу. Вытащить ее несложно, но как она туда попала? Этот вопрос не дает вам покоя. Случайно? А вдруг пет?– Спасибо, – сказал Пол, – но пусть с проблемами моей жены разбираются органы здравоохранения нашей страны.– Ну хорошо, – призналась доктор Лазуркина, – случай показался очень интересным лично мне. Но нужна ваша супруга, чтобы провести некоторые исследования. – И она положила руку на плечо Белинды.Несчастная вздрогнула, как от удара, потом расслабилась и прошептала:– Пусть мне вернут одежду. Я хочу домой.Доктор Лазуркина сурово возразила:– Она должна остаться. Мы не можем быть уверены, что с ней все будет в порядке, если она не останется под нашим наблюдением. К тому же нам чрезвычайно интересно получить капиталистическую пациентку.– Я здесь не останусь! – заверещала Белинда, отталкивая от себя твердую, почти мужскую руку (еще и чисто вымытую). – Пусть мне немедленно принесут одежду. Я себя превосходно чувствую! Лучше не бывает! И вполне могу ходить.Она бодро спрыгнула на пол и сделала несколько шагов в сторону двери.– У нее только сыпь, – неуверенно сказал Пол. Она так и не прошла: на нежной шее продолжало пламенеть яркое пупырчатое пятно. – Мне еще говорили, что у нее отекли ноги, но я, честно говоря, не вижу никаких отеков.– Со мной все в порядке, – приплясывала Белинда, – в жизни не чувствовала себя лучше. Пошли отсюда.– Мы сделали ей обычные инъекции, – сказала доктор Лазуркина, – в Советском Союзе мы достигли больших успехов в области лечения антибиотиками.– Я думал, пенициллин…– Разумеется, ей ввели пенициллин. И уже имеется результат. Но здесь есть что-то еще. Мы решили, что наши новые антибиотики исказят картину заболевания и затруднят постановку диагноза. Вам понятно? Отлично. Нельзя лечить, в точности не зная, что ты лечишь.Пол решил, что непременно оценит по достоинству последнее высказывание.– А теперь, – сказала доктор Лазуркина, глядя на Белинду с профессиональным «голодом», – мы имеем случай, требующий глубокого и всестороннего обследования. С вашей супругой не все в порядке.Белинда, которой сварливая санитарка все-таки принесла ее вещи, быстро оделась и уже приготовилась нанести на заплаканное лицо косметику.– Я сейчас покажу вам, больна я или здорова, – злобно проговорила она, ожесточенно роясь в сумке.– Что ж, – вздохнула мужеподобная доктор Лазуркина, – я думаю, вы вернетесь. А я подожду. Кстати, если вас беспокоит вопрос оплаты, то совершенно напрасно. В Советском Союзе медицинская помощь бесплатная.– В Великобритании тоже, – ответствовал Пол.– Да? – удивилась доктор Лазуркина. – Но в Советском Союзе лечение тоже бесплатное.– А у нас, – грустно сказал Пол, – лечение зубов стоит очень дешево, почти бесплатно. Зато у вас… Большинство солистов вашего Кировского балета выполняют свои антраша с английскими вставными зубами, которыми они обзавелись, когда приезжали на гастроли в Великобританию и танцевали в нашем Ковент-Гарден. Не подумайте, мне не жалко, я далек от мысли попрекать их этими зубами. Люди должны что-то отдавать, а что-то получать взамен.– В таком случае должна вам сообщить, – заметила проницательная доктор Лазуркина, – что мне совершенно не нравятся ваши нижние передние зубы. Похоже, они вот-вот выпадут.Пол уже открыл было рот, чтобы поведать глазастой докторше свою печальную историю о стоматологическом клее и бдительном таможеннике, но неожиданно почувствовал, что слишком устал, чтобы продолжать дискуссию, и очень хочет чего-нибудь выпить.– На все есть свои причины, – ухмыльнулся он, – и поверьте, мы вовсе не дураки, хотя, вероятно, кажемся ими.Доктор Лазуркина подняла голову. Белинда к тому времени уже успели накрасить губы вызывающе яркой помадой, пройтись пуховкой по щекам и аккуратно причесаться.– Не могли бы вы распорядиться, – обратился Пол к доктору Лазуркиной, – чтобы нам помогли найти такси. Я отвезу жену в гостиницу и уложу в постель.– Мне осточертела постель, – громко заявила Белинда. – Есть хочу. И пить.Доктор Лазуркина произнесла несколько фраз по-русски, затем грустно посмотрела на оживленное личико Белинды и сказала:– Эйфория. Это временно. И быстро пройдет. Что ж, дело ваше, только имейте в виду, что я дежурю до утра. Глава 9 И Белинде и Полу было что рассказать друг другу. Поэтому всю дорогу они вели весьма оживленный диалог, иногда даже перебивая друг друга. Усаживаясь в третье по счету за этот длинный вечер такси, Пол произнес только одно слово: «Ресторан». Водитель сразу же предложил «Метрополь», который располагался, по заверению водителя, совсем недалеко.Судя по всему, за рулем очередного облезлого драндулета сидел коренной ленинградец. Он обладал роскошными усами, голосом базарного торговца, был быстр в движениях и необыкновенно артистичен. Шустрый водила сумел наглядно показать, что в «Метрополе» играют на пианино, ударных и духовых музыкальных инструментах, танцуют, занимаются любовью, едят, пьют и напиваются до бесчувствия. При этом он еще и вел машину.– Мне это все не нравится, – нахмурилась Белинда, когда Пол завершил описание своей одиссеи. – Тебе следует избавиться от этих проклятых чемоданов. Сандра – сука, и она не заслуживает, чтобы ей помогали. Просто оставь их там, где они лежат. Вроде бы они принадлежат кому-то другому.Интересно, почему она снова взъелась на Сандру? Надо разобраться. Потом… как-нибудь.– С нашими именами на ярлыках? Думай, что говоришь.– Тогда сходи за ними рано утром. И брось в воду. Я знала, – простонала она, испуганно глядя на темную улицу за окном, – мы не должны были приезжать. У меня с самого начала было дурное предчувствие.– Сделай одолжение, заткнись, – буркнул Пол и сам удивился. Что случилось с его традиционно вежливой и грамотной речью? Не иначе, сказалось дурное влияние водителя. – Нет, – сказал Пол, – придется мне самому заняться продажей. Продать эти дурацкие платья в каких-нибудь туалетах. Их расхватают, как горячие пирожки. Женщины, я имею в виду. Дорогая, – он нежно обнял испуганно нахохлившуюся жену, – с тобой все в порядке? Ты действительно хорошо себя чувствуешь?– Ты не должен был оставлять меня одну в чужой стране. Они несли меня вниз по трапу на носилках, представляешь? Мне было так стыдно! А потом еще эта старая ведьма в машине «Скорой помощи». А какая маленькая была машинка! Не больше, чем наш мини-кеб. Так вот, эта ужасная старуха положила мою голову себе на колени и всю дорогу напевала старые русские колыбельные песни или еще что-то такое же заунывное. Там еще было двое медбратьев, один из них все время прижимал меня к себе, причем, что самое странное, в его объятиях не было ничего сексуального. В общем, все было как-то неправильно. Словно меня взяли в чужую семью, в одну из тех громадных семей, которые настолько велики, что могут позволить себе взять ребенка с улицы и даже не заметить этого. Между прочим, улица, по которой мы едем, довольно большая, – впечатляет… Хотя она какая-то убогая. И безымянная.– Что ты имеешь в виду?– Нигде не видно никаких имен. Никакой рекламы, украшений, иллюминации, нет даже простого освещения. Совершенно не похоже на Лондон. Да и на Нью-Йорк тоже.Пол отчетливо понял, что она имеет в виду, говоря о безымянности. Здесь ни у кого не было имен, как их нет у членов одной семьи. Имена существовали только для чужаков. Все: магазины и магазинчики, крохотные ларьки и большие склады – существовало в пределах семьи.– И все же, – продолжала рассуждать Белинда, – здесь на меня повеяло чем-то знакомым, родным, вроде бы я уже видела нечто подобное, когда была маленькой девочкой. Ты меня понимаешь?– Не знаю. Думаю, что да. Дело в том, что Россия – это всеобщее прошлое. Кое для кого она является также и будущим, но зато прошлым – для всех.– Это форменное безумие! – сморщила носик Белинда.Как раз в это время водитель был вынужден остановиться, поскольку дорогу решительно перегородила толпа людей, желающих сесть в подъехавший трамвай. Он жестами выразил свое негодование по этому поводу, но продолжал послушно стоять. Затем он проехал еще несколько метров и остановился у мрачного темного здания с грязными стеклянными дверьми, на которых весьма странным шрифтом было написано слово «Метрополь». Если здесь гуляли и веселились, то перед этим хорошо позаботились о маскировке. Двери охранял весьма живописный страж.Когда Пол расплатился с таксистом, швейцар, или как там эта должность у них называется, открыл перед ними двери в темный коридор. Обстановка напомнила Полу муниципальную библиотеку после закрытия. Ему иногда доводилось наведываться туда в неурочные часы, если на втором этаже заседало местное литературное общество.Вслед за этим он увидел слева от себя небольшую закусочную, которая, очевидно, была уже закрыта, поскольку подверглась яростному нападению уборщицы с метлой. Он сразу же вспомнил уродливых детей войны, которым дал жизнь незабвенный Уинстон Черчилль, – британские военные рестораны. На полу там всегда можно было обнаружить мусор или лужи от только что произведенной влажной уборки. У официантов были неизменно постные лица, а из кухни несся тошнотворный запах плавленого сыра.Правда, когда они поднялись по совершенно голой винтовой лестнице на второй этаж, стало очевидно, что где-то здесь люди действительно веселятся. Белинда прислушалась и бодро зашагала на звук музыки. Русские играли джаз. Рыдали саксофоны, им заунывно вторили кларнеты, навевая на присутствующих всеобщую, ставшую уже национальной чертой, меланхолию.В зале все осталось таким же, каким, очевидно, было при царском режиме. Пианино, ослепительно белые скатерти, громоздкие канделябры, которые подрагивали, если танцующие слишком уж усердствовали. В танцевальном зале отплясывали фокстрот инженеры, электрики и транспортные рабочие, все с мрачными, неулыбчивыми женами. Тут же было несколько человек в форме. Пол принял их за космонавтов, они топтались здесь же с крупными и, по всей вероятности, очень здоровыми девушками, не иначе как трудящимися на благо родины на молочной ферме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34