Отдашь его прокурору, да? А прокурор? У него все доказательства, показания тех двоих… ты ведь сам говорил. Он напишет обвинительный акт. И Болен получит пятнадцать-двадцать лет. Что касается смертного приговора, то у суда всегда остаются какие-то сомнения… Те двое до прихода Болека не входили в кабинет.
– Откуда ты все знаешь?
– Знаю.
– От Зоси, конечно. Окольский ей рассказывал.
– Ты угадал, от Зоси. А сделал ли ты что-нибудь, чтобы найти убийцу? И вообще, ты мог хотя бы предположить, что девушку убил кто-то другой?…
Кортель молчал.
– Ты ничего не сделал! Ты думаешь только об одном: как бы схватить третьего грабителя…
– Почему тебя это так волнует?
– Странные слова! Да он же парень моей подруги! И не просто парень! Я знаю его. А кроме тебя и Зоси, у меня нет более близких людей.
Она умолкла.
– И поэтому ты решила ей помочь. – Кортель взял ее за руку. – Расскажи мне все.
– Тебе или сотруднику городской комендатуры?
Он пожал плечами.
– Это одно и то же.
– Если я когда-нибудь стану твоей женой, ты будешь рассказывать мне все?
– Это будет зависеть от тебя.
– Почему?
– От того, что ты мне сегодня расскажешь.
Она встала около окна спиной к нему. Уже темнело, на фоне неба мерцали первые неоновые лампы.
– Трудно мне, – тихо сказала Бася, – и очень грустно…
– Доверься мне, – повторил он.
Она внезапно повернулась.
– Мне нечего тебе сказать, любимый. Во всяком случае, не в этом дело.
IX
Почему именно ему, Станиславу Кортелю, не везет? Отчего не встретилась ему такая девушка, как Мария? Но что делать? Отречься от Баси? Кортель чувствовал, что этого он не сможет сделать. Ушел от нее, даже не попрощался. Смешон, как обиженный мальчишка. Она проводила его до дверей и встала на пороге, ожидая, что он посмотрит на нее. Кортель не оглянулся.
Заходя в кафе, он увидел в зеркале свое отражение. На него смотрел среднего роста мужчина, несколько сутуловатый, в мешковатом костюме. Любовник-герой! Как он мог поверить, что она любит его? А может, все-таки любит?… Сказала бы тогда правду. А она… Да, он должен использовать полученную от нее информацию. Так и подумал: «полученную информацию». Он стал смотреть на Басю так, как будто она была каким образом связана с этим делом. Подозреваемая? Сообщница? Ерунда, конечно, просто-напросто взбалмошная девчонка. Однако доложить шефу о разговоре с Басей с Рыдзевским необходимо. А может, не надо?
Утром Кортель составил рапорт для шефа. Майор был не в настроении, сидел неподвижно за столом, и его круглое, даже чуть толстощекое лицо доброго парня» приняло строгое выражение. Кортель многое собирался ему сказать. Наблюдение за Зосей Зельской и Золотой Аней не давало никаких результатов. Рапорты осведомителей также были «пустыми». Они перетрясли все злачные места, квартиры всех друзей Окольского, но безуспешно.
– Вы пошли плохой дорожкой, – сyxo констатировал майор. – Зря тратите время своих сотрудников.
– Зося Зельская знает, где прячется Окольский.
– Откуда такая уверенность?
– Знает, – повторил Кортель.
– Интуиция? – Майор не улыбался, потому что улыбка сразу же придавала его лицу привычное добродушие. – Попробуй из нее что-нибудь выжать.
– Я пытался.
– Ну хорошо. Я допрошу ее лично. Думаю, что Окольский спрятался где-то в провинции.
– Я думаю, что он в Варшаве, – возразил Кортель.
– Думаю, думаю… – вспылил майор, – а меня сегодня вызывают в Главную комендатуру, что я сообщу им?
– А разве у них нет дел, которые тянутся месяцами?
– Есть. А что из этого? – бросил он резко. Кортель ничего не ответил.
Он знал уже, что должен делать, но об этом пока не собирался говорить майору.
– Я полагаю, что в следствие необходимо ввести новую версию.
– А именно?
– Предположить, что убил кто-то другой, не Окольский, – все же сказал он.
– Час от часу не легче! – Глаза шефа потемнели. – Ты хочешь всем все запутать? Соболь многократно допрашивал Циклона и Желтого Тадека. Разве ты не читал протоколы? Хотя у нас бывает и так, – добавил он, – левая рука не знает, что делает правая. Не подлежит никакому сомнению, что Окольский первым вошел в кабинет. Впрочем, ты ведь разговаривал с Зельской. Она тоже подтвердила это со слов Окольского. Он не сознался только в убийстве, Что же, по-твоему, еще может входить в расчет?
– Пущак – водитель частного такси… – начал Кортель.
– Мы уже рассматривали эту возможность, слишком маловероятно, хотя… не лишено логики. Однако никто не знал, что у Пущака с девушкой свидание. Зачем бы ему тогда возвращаться на виллу?
– Допустим, что забыл убрать орудие убийства и отпечатки пальцев. Теперь об этом знают все.
– Ну и что? Положим, он приходит, видит следы ограбления, понимает, что подозрение в убийстве падет на грабителей, и вызывает милицию? Зачем?
– Чтобы отвести подозрение от себя. Он, это же ясно, рассуждает, как и мы…
– Ужасно смекалистый тип. И хладнокровный. Знаешь, что скажет прокурор, если ему предложить обвинение, которое опирается на такое рассуждение?
– Знаю. Я же не утверждаю, что совершил убийство именно он, Пущак.
– Тогда кто?
– Понятия не имею. Я предлагаю версию, что это мог сделать кто-то другой, необязательно Окольский. Например, Ладынь…
– Глупости!
– …инженер боится жены, а девушка его шантажирует…
– Беллетристика! По такому поводу не убивают. Скорее больше платят.
– Тогда двоюродный брат убитой – Альфред Вашко.
– Ни мотивов, ни доказательств.
– Может, кто-нибудь еще, скажем тот, кто забрал из стола Ладыня записки этого инженера… как же его звали… Бильского.
– Взять записки мог и Окольский. Послушай, Кортель, многовато в этих рассуждениях странных стечений обстоятельств. Не достаточно ли того, что приходят грабители, а за ними – Пущак. А ты еще предполагаешь, что кто-то побывал перед грабителями…
– А как объяснить результат экспертизы? Удар нанес убийца, стоящий у стола; Казимира Вашко лежала между столом и дверью…
– Знаю, – сказал майор, – это твой самый серьезный аргумент. Однако это вовсе не значит, что убийца был уже в кабинете, когда вошла девушка. Можно представить себе другую ситуацию: грабители вырезают форточку и проникают в зал. Напуганная девушка бежит наверх. Она видит, как они очищают первый этаж. Парализованная страхом, неспособная что-либо предпринять, она сжалась в комок в темном коридоре наверху… Слышит шаги по лестнице. Бежит в кабинет, вспоминает о балконе, но не в силах даже раздвинуть портьеру. В это время появляется Окольский, встает у стола. Тогда она меняет намерение, хочет убежать через коридор, и тут он ее убивает… Все это длится несколько секунд…
– Правдоподобно, – замечает Кортель, – но тогда как объяснить, почему в кабинете горел свет? И Циклон и Желтый Тадек утверждают единодушно, что сначала увидели лампу па столе.
– Ее мог включить Окольский. Вошел, зажег и только тогда увидел девушку, стоящую посреди комнаты…
– А если оспорить показания Циклона и Тадека? Можно представить, что один из них был первым наверху, потом оба решили свалить всю вину на Окольского.
– Не понимаю, почему ты выискиваешь всевозможные аргументы в пользу Окольского? Ты же хорошо знаешь, что Циклон и Тадек не врут. Впрочем, это же подтвердила и сама Зельская. Ты и в самом деле веришь, что Окольский не убивал?
Кортель сказал майору, что вера здесь ни при чем. Разумеется, он будет искать Окольского. Допросит еще раз Зельскую и, пожалуй, Золотую Аню.
Когда он вышел из кабинета, ему в голову пришла мысль, что он действительно в первый раз «осложнял» дело вопреки своему желанию. В сущности, майор прав: нет ни одного доказательства того, что до Окольского кто-либо побывал в кабинете Ладыня. Никто иной не мог убить, только этот парень, Окольский, которого скорее всего прячет Зося Зельская.
Он уже знал, что должен делать, но в тот день не нашел ни минуты свободного времени, чтобы начать осуществление своего плана… Сначала он нанес визит жене Ладыня; день был чудесный, и он после разговора с майором захотел хотя бы на час исчезнуть из комендатуры. Расторопная, несколько рыхлая блондинка приняла его с явным и неожиданным удовлетворением.
– Я знала, что вы придете, – сказала она. – Я хотела пойти к вам с мужем, но он заупрямился, сказал, что сам… Нашли уже убийцу?
– Нет.
Она предложила кофе. На первом этаже был наведен уже идеальный порядок, и Кортель подумал, что вопреки сплетням соседки жена Ладыня умеет неплохо заниматься домом.
– У меня испорчен отпуск, да что поделаешь… Итак, жду ваших вопросов. – И она подвинула к нему вазочку с печеньем.
– Верно ли то, что ваш муж возвращался в день отлета из аэропорта домой? Во сколько это было?
Она вдруг рассмеялась.
– Уж не подозреваете ли вы моего Эдварда? Слово чести – он совершенно не способен к убийству молоденьких девушек…
– Я ни в чем его не подозреваю. Дело в том, что мы арестовали грабителей, которые дали показания, а теперь мне необходимо кое-что уточнить.
– Хорошо, хорошо… Эдвард был здесь около восьми. Забыл портфель. Он всегда что-нибудь забывает.
– И возвратился в аэропорт около девяти…
– Кажется, хотя я не посмотрела на часы. Я встретила приятельницу, и мы пили кофе наверху. Эдвард пришел за мной только тогда, когда объявили посадку на самолет.
«Для чего она все это говорит? – подумал Кортель. – Как будто хочет лишить своего мужа всякого алиби».
А жена Ладыня тем временем говорила дальше:
– Около девяти Эдвард появился в кафе в обществе Рыдзевского. Рыдзевский попрощался, а Эдвард исчез, наверное, флиртовал с девчонками из обслуживания. Крест господний, – вздохнула она, но получилось не очень трагично. Она замолчала, но тут же снова разразилась смехом. – Я страстная читательница криминальных романов, пан инспектор, так что знаю, что вы подумали… Что у мужа нет алиби… Ну и что из этого? Вы и так все без моей помощи установите, но ведь никто не станет всерьез подозревать моего мужа в убийстве бедной девушки. – Она вдруг стала серьезной. – Жаль мне ее, право, жаль… Мой смех, вы меня извините, только самозащита. Нелегко забыть, что она умерла в моем доме. Девушка была очень хороша собой… Нравилась Эдварду, но ему нравятся все молоденькие девушки… Я никогда не смотрю на это серьезно. Мой муж совершенно иного типа человек, чем Рыдзевский, с которым вы уже знакомы. Рыдзевский всегда серьезен и потому всегда несчастен. Эдвард же не умеет быть несчастным.
– Часто ли приходил к вам Рыдзевский?
– Не очень. Он необщительный. Ему давно пора жениться, да вот влюблен безответно…
– В женщину моложе его на много лет…
– Да, – сказала жена Ладыня, – это редко заканчивается хорошо. Видите ли, Зося прекрасная девушка, но никого нельзя заставить любить насильно. Не стоит даже пытаться…
– Вы хорошо знаете Зельскую?
– Она моя подруга. Мое правило, – она горько улыбнулась, – дружить с хорошенькой секретаршей мужа. Поначалу я только присматривалась к ней, а потом полюбила на самом деле. Именно о ней я хотела поговорить с вами… Вы ведь ищете ее парня?…
– Вы знаете?
– Конечно. Зося мне все рассказала.
«Еще одна, – подумал Кортель, – настоящий женский заговор!»
– Этот парень легкомысленный и глупый. Строгое наказание исправит его, но я верю в чутье Зоси и ее ум: он не убивал. А впрочем, я его тоже знаю.
– Вы его знаете?
– Да, Зося как-то представила мне его в кафе. Он произвел на меня очень хорошее впечатление: чувствительный, нервный, вероятно, несчастливый…
Кортель постепенно терял терпение.
– Тогда скажите Зельской, что укрывание или попытка установить контакт с преступником может окончиться для нее весьма печально… Она должна искренне признаться.
– Какие вы все-таки, мужчины, примитивные! Прошу прощения. Прежде всего надо отыскать настоящего убийцу.
– Но если убийца не Окольский, то кто же? Может быть, ваш муж? – бросил он резко.
– Нет, кто-то другой. – Она подошла к окну и встала к нему спиной, как прошлый раз Бася. – Вы слепы, – сказала она наконец, – совершенно слепы…
На вопрос, как это понимать – «вы слепы», она пожала плечами.
– Может быть, вы кого-нибудь подозреваете?
– Это вы должны кого-то подозревать. Выпьете еще кофе?
Кортель отказался. Он возвращался в комендатуру в плохом настроении. Неужели что-то существенное проглядел? На каком основании три женщины, ибо их было уже три, свято верили в невиновность скрывающегося Окольского?
В комендатуре его ждали двое: молодая женщина в мини, которую он никогда не видел, и инженер Ладынь. Первым он пригласил Ладыня. Инженер поставил на пол рядом со стулом красивый желтый кожаный портфель. На сей раз Ладынь был более спокоен, чем в их первую встречу, говорил свободней, с заметным раздумьем.
– Представьте себе, я нашел бумаги Бильского!
– Где?
– У меня на работе, в ящике письменного стола.
– Значит, вы их не брали с собой домой, а оставили на работе. Следовательно, их не украли.
Ладынь долго молчал.
– Это можно было предположить. Я ужасно рассеян. Но я был убежден, что, когда Бильская вышла, я положил бумаги в портфель и унес домой. Потом их положил в ящик письменного стола, а в портфель сунул книги, нужные мне в Венгрии… Я убежден, что именно так все было… А вообще, я мог ошибиться… Скажите, пожалуйста, насколько обманчива человеческая память.
– Значит, вы приезжали из аэропорта за портфелем?
– Да. Он очень удобен. Мне его подарили в Бельгии, там проводилась научная конференция. Мы были с Рыдзевским. – Он вдруг открыл портфель, показывая, насколько он вместителен, сколько там всяких отделений, закрывающихся на «молнии». – А вот и папка с бумагами. Я полагал, что вы захотите сами взглянуть.
– Да. Вы просматривали эти бумаги?
– Просматривал, – сразу ответил Ладынь, – и… – он вдруг понизил голос, – и рад.
– Отчего?
– Видите ли, я рассуждал так: если эти бумаги исчезли, то есть если их кто-то украл, то последний может найти в них нечто такое, публикация чего причинила бы ущерб…
– Не могли бы вы конкретнее? Кому?
Ладынь был явно недоволен собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18