Нам только летом исполнится три - представляете, какой здоровущий будет?!.
Смело толкаю дверь и озадаченно замираю на пороге. Всё не так. Не так, как я себе представляла.
Почему окно распахнуто настежь? На улице же холодно и сильный ветер! Вон, даже занавески вздымаются от его кусачих порывов… И почему обои заляпаны буро-алой краской? Как будто кто-то специально брызгал ею в разные стороны как святой водой.
Сделав несколько шагов вперёд я поняла, что на переворошенной постели родителей точно такие же буро-красные пятна. Пахнут… старыми монетками, которые звенят у меня в свинячей копилке.
– Мама? - дрожащим голосом позвала за моей спиной Киа, но ей никто не ответил. Только за окном, ворвавшись в голые кроны растущих во дворе тополей, под мрачный выкрик старого грача глухо завыл ветер, нарушая мёртвую тишину.
Сжав руку сестры, я начала медленно обходить высокую двуспальную кровать. Под ногами на светлом ковре темнели бурые отпечатки чьей-то обуви с очень длинными носками.
– Как у шутов, - тихо прошептала Киара, и мы свернули за угол кровати.
Родители лежали на полу в странных позах, раскинув руки и уставившись широко распахнутыми глазами в одну точку на потолке. Их кожа была белой-белой, даже серо-белой, и они напоминали восковые фигуры из музея на Эви-стрит. Вся их одежда была залила бурой…
… нет, не краской…
– Мама? Мамочка… - я присела на корточки и коснулась материнской руки, такой странно жёсткой и холодной. - Мамочка, ты замёрзла?…
… Истошный крик Киары прорезал зимнюю тишину…
Я испуганно закричала вслед за ней, выпустив лапу Тэдди. Тот с глухим стуком упал на пол.
Пахло елью…
… Нет. Медяками и розами…
…Бездушной куклой прокатившись по мокрому асфальту и лужам, я по инерции перевернулась на спину и замерла. Из окружающей меня тьмы падал дождь. Очень болела шея…
Гром, крик… Подул холодный ветер, кто-то упал совсем рядом со мной…
Я шумно сглотнула и захватила ртом обжигающий воздух. Вкус железа…
Удаляющееся цоканье каблучков. Фонари горят слишком ярко и режут глаза. Всё плывёт…
Надо мной склонился парень, лицо перечеркнуто полоской запёкшейся крови. Вокруг него колышется Сила. А я его знаю…
Голос…
– … Дура…
28.
Где-то далеко шумел ливень. Далеко-далеко, за пределами той тьмы, где в холоде и пустоте под монотонное тиканье часов существовала я.
Тик-так, тик-так. Секунда до рожденья.
Хм, кажется, я ощутила тело, своё тело. Избитое, уставшее, но своё. А это лучше того, что было в первый миг "пробуждения".
Гром. Далёкий-далёкий. Он смеётся потому, что моя попытка продрать глаза потерпела крах…
Внезапно во тьму ворвались ледяные брызги воды и несколько грубых пощёчин. Голова, моя голова, послушно и абсолютно бессильно мотнулась вправо, влево… Боль. Я ощутила боль. Она была густая-густая и по форме совпадала с моим телом.
Мои веки с огромным трудом расклеились, и их тоже наполнила боль. Боль сопровождала каждый вдох и выдох.
За пределами тьмы царил странный туман размытых предметов. Боль кошкой мягко прокралась в мою голову и разместилась там вместо мыслей, вместо разума. И в целом мире ничего, кроме неё, этой боли…
Чей-то размытый силуэт передо мной удовлетворённо кивнул и бесшумно исчез в полумраке. Может, я оглохла и уже ничего не могу услышать, кроме боли? Но я слышу мерное тиканье часов и шум дождя - ближе чем раньше. Я слышу, со слухом у меня всё в порядке. Просто то был нечеловек. Наверное… Не знаю, чёрт возьми, не знаю…
Я хрипло раскашлялась и тут же пожалела об этом: реагируя на любое движение, боль тут же закусила все мои нервные окончания и наполнила тело истерией.
Кажется, я издала какой-то звук, вроде хриплого стона.
Чёрт, чёрт, чёрт… Как же больно! Зачем я вообще выбралась из той благоговейной тьмы?
Чем явственней я ощущала своё тело, тем чётче осознавала, что одежда на нём мокрая, что мокрые мои волосы и вообще всё, что на мне есть. Эта сырость добавляла обстановке… отчаянья.
Подождав, пока боль разожмёт зубы на моих нервах, я осторожно, безо всяких резких движений подняла трясущиеся руки и протерла глаза. Ресницы оказались влажными.
Боль тут же завизжала по всему телу от возмущения: я посмела шевельнуться. Но зато когда я вновь открыла глаза, получилась более-менее чёткая картина уютного интерьера в серых и белом тонах. Это был зал. Небольшой, но зал. Гостиная, если так понятней.
Оказывается, я сижу на полу в луже натёкшей с меня воды спиной к стене. К той стене, в которой имеется большая стеклянная дверь, наверняка ведущая в сад. Наверняка, потому что сейчас, если осторожно повернуть голову, за стеклом видна только шумящая дождём тьма.
Неподалеку от меня стоит серо-белый диван и пара таких же кресел, перед ними журнальный столик со стеклянной крышкой, дальше - выглядывающий из полумрака телевизор на серой тумбе. Это всё, что я смогла разглядеть.
Прикрыв глаза, я заставила себя расслабиться. Боль утихала, как море после шторма, и мне надо было, чтобы она утихла окончательно. Так, чтобы больше ни одно моё движение не возмущало её. Я даже постаралась не думать и не двигаться.
… Наконец я на пробу слабо шевельнула левой рукой, сдавленной бинтом, потом ногой… Боль заворчала недовольным псом, но не взвилась, подобно цунами. И всё-таки, я не смогу даже встать на ноги. Кроме боли есть ещё слабость, адская слабость. Я ощущаю её так, словно она стала моей опорно-двигательной системой - костями, мышцами и хрящами. Никогда не думала, что буду так скучать по больнице с её тёплыми сухими постелями, вкусным морковным соком и чудотворными капельницами…
Загрохотало. Дождь что есть силы забарабанил в окна. Видимо, ему тоже надоело торчать на улице и хочется в тепло. Ничем не могу помочь, амиго, я…
А кстати, что я здесь делаю? Или нет, где я вообще, чёрт подери?!! Так, спокойно, спокойно… Я ходила на кладбище за лапами гулей…
Рюкзак!!!
Где мой рюкзак?! Нашла, конечно, про что беспокоиться, но моя задница настрадалась именно из-за его содержимого, и мне бы не хотелось, чтобы это оказалось зря. Ну не дай боже потеряла…
Я дёрнулась, повертела звенящей головой, но желаемого не обнаружила. Чьи-то босоножки, торшер… никакого рюкзака!
Чёрт!!! Трижды чёрт!!!
С моих губ сорвался тихий отчаянный стон, плавно переросший в злобный рык, который потом сменился глубокими вздохом-выдохом и чередой ругательств.
– Доигралась, детка? - произнёс надо мной смутно знакомый голос, в сарказме которого мог утонуть весь Роман-Сити.
Мать его так, кто же это у нас тут такой довольный ходит, а?
Я угрюмо подняла взгляд и увидела, что передо мной…
Эдуард.
Это ещё что такое?! Откуда здесь эта заливная гадость?!
– Ч… - нет, не получается. Я облизнула пересохшие губы и, напрягшись, попыталась ещё раз приручить заплетающийся в узелки язык:
– Ч… что с-случилось…?
Даже в полумраке мне было видно, как белокурый парень удивлённо приподнял бровь. На самом деле - я уверена - он ни капли не удивился, просто того требует случай, да и актёр из него превосходный - отчего б не поиграть?
– Ты что, ничерта не помнишь? - Эдуард прошёлся взад-вперёд. Для меня это было как навязчивое мельтешение.
– Ни… ни черта не помню… - призналась я, изо всех оставшихся во мне сил напрягая голую и пустую память. - Ну, почти ни черта…
– Шею потрогай, - саркастично посоветовал парень и, присев передо мной на корточки, выжидающе уставился на меня. Интересно, чего эта скотина ждёт?
– Твою что ли? - не уследив за языком, поинтересовалась я и посмотрела на прилипшую к его телу футболку, непроглядно чёрную от крови.
– Свою, а о моей потом поговорим, - в этой фразе был явственный намёк. Я сделала вид, что не поняла его, и послушно провела пальцами по коже собственной шеи. Она была влажной и очень болела, особенно здесь… вот здесь, в районе сонной артерии.
Неожиданно под моими пальцами надрывно заверещали две точки боли - две ранки. Почти аккуратные, такие, как…
Понимание пришло секундой позже, и шквал ужаса и возмущения налетел на меня сразу со всех сторон. Я выругалась, громко и заковыристо, однако это не помогло.
С осязанием этих ранок на коже в памяти выстроились события этой ночи. Очень чётко, в хронологическом порядке. Я всё вспомнила, но едва ли была рада этому. Едва отошедшее от боли тело начала охватывать дрожь, крупная частая дрожь. И я даже не попыталась унять её.
Она меня укусила. Эта сука укусила меня и сосала мою кровь!…
Бред какой-то… Она же энергетик!!!
Да? А ты шею помацай! Вот тебе и энергетик!
Да что я, комара от энергетика отличить не могу?!
Видимо, не можешь…
– Вот дерьмо… - прошептала я и обхватила дрожащими руками голову. Иглы паники впились в каждую мою мышцу, отчего я, несмотря на сильную боль, напряглась и задрожала. В мозгу горела, затмевая собой окружающий мир, одна только мысль, одно лишь осознание того, что со мной случилось. И чем больше оно доходило до моего отупелого разума, тем усиливалось неясное отвращение к себе и ко всему, что было вокруг меня. Прикрыв глаза, я попыталась отстраниться от этого, забыть об этом хотя бы на время, но ком тошноты всё равно упорно полз к моему горлу, а органы осязания всё явственней напоминали мне о прилипшей к телу мокрой одежде, о жёсткой стене, о шуме дождя на улице…
Господи, ну почему я не осталась дома?! Киара говорила, говорила же!! Хоть на несколько минут, но она старше меня, у неё сильнее развито это пресловутое шестое чувство!… Все её предчувствия всегда исполнялись, я это знала и всё равно пошла на эту долбанную охоту!
Вот и доохотилась, поздравляю! Давай-ка повторим хором: меня укусил вампир.
Меня!
Укусил!
Вампир!
Словно и не было Соглашения Мира! Я вышла ночью на улицу и меня укусил вампир! Да как только эта мёртвая…
Стоп!
Винсент говорил, что в городе появилось новое Братство, плюющее на Законы и Правила. Кажется, я познакомилась с одной из этих "переселенцев".
Шумно вздохнув, я прикрыла трясущимися ладонями лицо и попыталась расслабить вопящие от боли и напряжения мышцы. Мне надо срочно успокоиться, пока я не сошла с ума. Я уже перестаю соображать!
Чёрт возьми, спокойно, спокойно, Кейни, только без истерик!
Я ведь жива. Главное - я жива и в относительной безопасности. Я жива. Здесь и сейчас. Жива. То, что было, прошло. Прошлое не возвращается. Да, она меня укусила. Но это ещё не конец истории Кейни Браун. Скорее - начало. Многих кусали вампиры, и многие это пережили. Я ничем не хуже остальных. Я тоже переживу.
Всё будет хорошо, всё будет хорошо.
Как сказал Ницше, всё, что меня не убило, то сделало сильнее.
… Опустив слабые руки, я устало посмотрела на Эдуарда, потом по сторонам и спросила, стараясь выглядеть как можно более спокойней:
– Где я и что ты здесь делаешь?
– Ты у меня дома. Полагаю, это ответ на оба вопроса, - четверть-оборотень наслаждался моим состоянием как кот простоквашей.
Я отрицательно покачала головой и попыталась припомнить, что было до отключки.
Ком ужаса поднялся откуда-то из диафрагмы. Отвратительный ком ужаса и понимания. Точнее - догадки. Только догадки, но такой логичной…
– Ты… - у меня не поворачивался язык произнести эти слова вот так, просто ему в глаза. И дело было не в страхе, а в неверии.
Такого не может быть. Не может! Не в этом мире!…
– А я спас твою никчёмную жизнь.
Эти слова прогремели как удар молота, падающего на меня, но разбивающего только гордость. Её осколки полетели в разные стороны, а я - на самое дно ямы отчаянья. Я почти явственно ощутила это падение, потому что сердце в моей груди пропустило четыре быстрых, резких удара, как если бы я свалилась с нижних ветвей дерева.
Но это было падение. Неподвижное, унизительное падение в вонючую грязь с высоты престола своих достижений и побед, своей самооценки - того, что я строила всю свою сознательную жизнь! Меня охватило удушающее чувство, словно вместо слов "… я спас твою никчёмную жизнь" Эдуард полил меня навозом и посыпал перьями, а я даже не смогла пошевелиться, чтобы ему помешать. Не кто-то другой, а он! Он! Он! Он! Сидящий передо мной и смакующий вырисовывающееся на моём лице отчаянье!
Он спас мне жизнь! Жизнь, в течение которой я ненавидела и презирала его! В течение которой я получала от него по морде и сгорала от ярости и злобы!…
Но этого не может быть, не может! Такое попросту невозможно!
– Лжёшь, - пытаясь скрыть шквал охвативших меня чувств, сквозь стиснутые зубы процедила я и вызывающе уставилась на него. - Лжёшь, сукин ты сын! Ты не стал бы меня спасать ни при каком раскладе!…
– Но я спас, - двинул бровью Эдуард. - Сам не понимаю теперь, зачем: ты столько грязи нанесла в мой дом, но я это сделал: спас тебе жизнь. Итим и Жаниль подтвердят.
Жаниль… Придворная Дама?… Нет, та самая Жаниль, которая в моей жизни записана как Кимберли, лучшая подруга. Настолько лучшая, насколько это возможно.
Но он спас мне жизнь. Действительно спас.
Я ощутила, как горло свело болью и как защипало в носу. Унижение - это что-то новенькое в моей жизни.
Унижение… да именно то слово. Я унижена. Тем, что он спас мне жизнь. Он унизил меня. Он спас мне жизнь и тем самым унизил меня.
А ему следовало оставить тебя подыхать?…
– Сукин ты сын!!! - завопила я и попыталась было накинуться на него с кулаками. Однако он успел отпрыгнуть в сторону, а я… Я грохнулась обратно в яму отчаянья, в свою лужу дождевой воды и больно впечаталась лопатками в стенку. У меня не было сил даже вскочить на ноги.
Секунду, если не больше, я неподвижно просидела на полу, оглушённая ударом. Пульсируя, боль растекалась от спины по всему телу. Ему явно не понравилось то, что я пыталась учудить.
Дыши глубже, Кейни Браун, дыши глубже. Если ты сейчас попытаешься его достать, то загонишь себя в могилу. Потом, потом ты очухаешься и наваляешь ему по пятое число!
Но он спас мне жизнь, чёрт возьми!!! Он спас мне жизнь!!! И я хочу придушить его за это! У меня дрожат руки от желания оторвать ему голову и искупаться в его крови. Это желание похоже на нервную истерию, на нестерпимый зуд, на сдерживаемый из последних сил крик…
Стиснув кулаки и закусив нижнюю губу, я попыталась успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57