И это была чистая правда. Если бы сэр Бан сражался с ним на мечах, а четверо дебаггеров в магическом подпространстве, он бы не выстоял.
— Он будет похоронен как герой, — пообещал Бламур. — Я… За эти годы он стал мне лучшим другом. Надо выпить за помин его души.
Хамрай вспомнил, что эля он так и не дождался. И давно-давно ничего не ел.
— Есть хочу, — сказал он. — Там что-нибудь осталось? Или эти ирландцы все умяли?
— Осталось-осталось, — сказал сенешаль, думая о другом. — А то, что они успели съесть, встанет им поперек горла.
— Тогда пойдем к ним, пока твое отсутствие не встревожило их. И помянем сэра Бана. Он умер как герой. Да, и Наран погиб геройской смертью. — Хамрай подумал и сказал:
— Он был алголианином. Притворялся дураком, а сам зорко охранял голову Алвисида.
— Алголианином? — сенешаль подозрительно прищурился. — И ты знал об этом?
— О Наране? Нет, не знал. Я знал, что Фоор приставил к Радхауру шестнадцать человек, но кого именно… — Барон развел руками.
— Значит, — медленно сказал Бламур, — в Рэдвэлле есть еще пятнадцать алголиан?
— Знаешь, тебе не стоит об этом беспокоиться. Верховный координатор вывел их из-под чьего-либо командования. Они повинуются только Алголу и собственной совести. Их цель — любой ценой защитить Радхаура. Некоторые из них — правда, не знаю сколько — погибли в сражении. Тебе не стоит беспокоиться о них, для замка они не представляют угрозы. И сейчас, скорее всего, ни одного из них нет в замке. Иди, я пройду, переодену куртку…
— Там стоит кувшин с элем, — напомнил Бламур.
— Я скоро спущусь вниз, — улыбнулся Хамрай.
Сенешаль открыл дверь.
— Да… Бламур.
— Что-нибудь еще, Ансеис? — с готовностью повернулся сенешаль.
— У меня родился сын.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТЕВТОНСКИЙ ЛЕС
«Не вопрошай меня напрасно,
Моя владычица, мой бог!
Люблю тебя сердечно, страстно —
Никто сильней любить не мог!
Люблю… но змий мне сердце гложет;
Везде ношу его с собой,
И в самом счастии тревожит
Меня какой-то гений злой.
Он, он мечтой непостижимой
Меня навек очаровал
И мой покой ненарушимый
И нить блаженства разорвал.
« Пройдет любовь, исчезнет радость, —
Он мне язвительно твердит, —
Как запах роз, как ветер, младость
С ланит цветущих отлетит!…»
Альфонс Де Ламартин
Глава первая. ДОРОГА В НЕВЕДОМОЕ
« Из трещины камня лилася вода;
И вихорь ужасный повлек
Меня в глубину с непонятною силой…
И страшно меня там кружило и било.»
Фридрих Шиллер
— …и послал к вану Пэкче послов с богатыми подарками. Именно тогда духи гор и лесов восстали против Севибоба и посадили его навечно в темнице из прозрачных стен в сердце огромного холма. С тех пор холм называют горой Севибоба и никто из всадников или пеших не могут к нему приблизиться — как ни старайся, все равно обходишь страшное место, оставляя его сбоку и позади. На вана Пэкче, которому Севибоб покровительствовал, попытался идти войной индийский царь Мапалипутра, но он был полностью разгромлен и больше никто не смел воевать, полагая, что Севибоб оставил вану Чангору свое могущество. Ван получал каждый год огромные подати со всех завоеванных государств, проявляя мудрость в правлении и увеличивая свою армию.
Карету подбросило на очередном ухабе, Марьян замолчала и откинула занавеску.
Свежий ветерок ворвался в карету. Радхаур открыл глаза. От неудобной положения затекла вся левая половина тела. Напротив сидел Этвард, он смотрел на Марьян и вся поза выражала задумчивое внимание. Большую часть скамьи занимал отец Бартл — толстый монах, которого непонятно зачем Этвард потащил за собой из Камелота. Монах появился при Этварде за время отъезда Радхаура в Рэдвэлл и с тех монах всюду следовал за юным королем. Радхаур считал, что его сводный брат мог найти себе советчика и поприятнее.
— Сэр Радхаур, — расплылся в улыбке отец Бартл, — раз вы проснулись, не могли бы протянуть руку и подать те чудесные засахаренные орешки. Мы уже все проголодались.
— Я и не спал, — пробурчал граф Маридунский, выполняя просьбу. Он тоже откинул занавеску, высунулся из кареты и крикнул кучеру:
— Эй, остановись, я выйду.
— Тебе неинтересно, милый? — встрепенулась Марьян.
Радхаур непроизвольно поморщился от этого обращения.
— Я просто не привык ездить в карете, — ответил он, стараясь не встретиться с Марьян взглядом. — Хочу размяться. Проедусь верхом.
— Может я потом дорасскажу про ванов Пэкче?
— Нет-нет, — быстро сказал Этвард. — Мне очень интересно. А потом забудешь…
— Да нет, я не забуду, — возразила Марьян.
— Пусть Радхаур едет верхом, если ему так хочется, а я дослушаю твою историю, — настаивал верховный король Британии.
— Да, мне так хочется, — сказал граф и вышел из кареты. — Эй, подведите моего коня!
Этвард тоже выбрался из кареты и, облокотившись на дверцу, смотрел на сводного брата и лучшего друга.
Радхаур взял подведенного оруженосцем коня и ловко вскочил в седло.
— Эх, когда сокровище в руках, его перестаешь замечать, — вдруг ни с того ни с сего сказал Этвард и забрался обратно в карету, громко хлопнув дверцей.
Радхаур пришпорил коня и помчался вперед, где в голове небольшого отряда ехали Ламорак, сэр Таулас и Гуул.
— Вы заблуждаетесь, сэр Таулас, — говорил бывший алголианин, — драконы не умеют говорить, это все просто вымыслы и сказки. Они вообще не более разумны, чем собаки или вот мой конь. Даже самые смышленые из драконьих пород, которые поддаются дрессировке — не более, чем животные. Поверьте моему слову, я два года состоял при драконьем вольере в каталоге Маджибаха, я вам рассказывал про него… Так вот, драконы — просто сильные твари, умеющие летать. Иногда поддаются дрессировке и тогда на них возят товары над джунглями. Но из шестнадцати вылупившихся из яиц дракончиков не всегда удается приручить даже одного. Их приходится убивать. Они неразумны, сэр Таулас…
— Обсуждаете утреннее происшествие? — поинтересовался Радхаур.
— Нет, — усмехнулся Ламорак, — про тех двух драконов уже и забыли. Мелюзга, по сравнению с тем, что пролетел вдали четверть часа назад, — он махнул рукой, указывая направление:
— Там далеко, над лесом.
— Сэр Ансеис тоже утверждает, что драконы не бывают разумными, — согласился с Гуулом Радхаур. — Если, конечно, колдуны третьего-второго тайлора не принимают драконье обличье…
— Вот! — торжествующе воскликнул сэр Таулас. — Значит, тот дракон был колдуном. Настолько старым, что не мог уже обратно в человека превратиться. Вот он и говорит, что…
— Но гортань и язык всех драконов устроены таким образом, что это невозможно, — вновь возразил Гуул. — Субдирхэккер Веепорл потратил десятилетия жизни, пытаясь научить говорить драконов-визли, у которых пасть наиболее подходит…
Радхаур кивнул Ламораку и они придержали коней, отставая от спорящих.
Какое-то время друзья ехали молча.
— Последний раз путешествую так, — наконец сказал Ламорак.
— Как? — чтобы поддержать беседу спросил Радхаур.
— А вот так вот, — усмехнулся Ламорак. — Трясешься, не зная зачем и не зная куда, словно нищий пилигрим. Помнишь, как наши отцы путешествовали? Всю дорогу гонцы проверят, за день приличная гостиница вылизана до пылинки и стол готов. Это соответствует нашему званию. А тут всю задницу отбил и где переночуешь — неведомо. Может, опять на сырой земле.
— Рыцарь в боевом походе должен быть готов ко всему, — ответил Радхаур. Он думал о другом, что-то весь день не давало ему покоя и он не мог понять что именно.
— В боевом! — воскликнул Ламорак. — Так то — в боевом. Всю зиму мы гонялись за саксами да за армией графа Асогрина. Помнишь, в ущелье, вообще на снегу спали и три дня почти ничего не ели? Я хоть слово сказал? Война она и есть война… А здесь? То гуляешь десять дней в каком-либо замке, то неизвестно куда едешь. Меня от дороги уже просто тошнит. Тем более с утра ни замка, ни замшелой деревеньки не видели на пути — вообще ни одной живой души. Кроме драконов. Сэр Таулас говорит, что был здесь когда-то. Давно, еще до того, как стал отшельником у озера Трех Дев. Так вот, он говорит, что места здесь глухие. Где-то там впереди, у дороги, днем или двумя пути отсюда, как он утверждает, раньше стояла — да и сейчас наверное стоит, часовня. От нее вела единственная дорога в родилище драконов, где живет драконий царь, у которого три головы, причем одна человечья — в центре, левая — как у змеи, а правая — львиная.
— Так эту легенду мы еще в замке много раз слышали, — усмехнулся Радхаур.
— Но мы не думали, что окажемся поблизости.
— Ты боишься, Ламорак? — удивился граф.
— Нет, Уррий, — серьезно ответил король Сегонтиумский, назвав товарища детства мальчишеским именем в знак откровения и доверительности. — Не боюсь. Хочу определенности. Едем к драконьему царю — я готов. Но я хочу знать об этом. Едем в гостю к какому-либо рыцарю — я хочу, чтобы он нас ждал, либо был извещен о нашем прибытии. Эмрису захотелось посмотреть жизнь, он представляется простым рыцарем… Да много ли он увидел? Все ведь понимают, что простые рыцари с тремя каретами и отрядом в пятьдесят копий не ездят. Хоть бы путь узнал — куда лучше ехать. Ищет невесту — так поинтересуйся, где они есть… Хотя, они везде есть. Какая разница, кто тебе детей рожать будет? Вот, хотя бы в Шлефордорфском королевстве очень милая принцесса. Зачем куда-то еще ехать?
— Ты по дому соскучился? — вдруг спросил Радхаур.
— Честно говоря — да, — рассмеялся Ламорак. — Там то же самое — но свое. Что я этих лесов не видел, что ли? У нас такие же. Если бы мы в те страны, о которых Гуул рассказывает, направлялись, то можно и потерпеть, отбивая зад о седло. Или, если точно знать, что где-то поблизости страна драконов и мы едем туда.
— Ты сам себе противоречишь, — усмехнулся друг.
— Ничуть. Мне надоело трястись в седле вот уже который день.
— Иди в карету и отсыпайся, кто тебе мешает?
— Ага, в одной сидит этот толстяк, который скоро в нужник засахаренными орешками ходить будет, в другой — служанки твоей Марьян. Нет уж, увольте. Женщина хороша лишь ночью, терпеть их болтовню и выкрутасы днем я не желаю. Да, — Ламорак вдруг вновь стал серьезен, — давно хотел поговорить с тобой по душам, Уррий, да все случая не выдавалось.
— Я слушаю, Ламорак, говори, — улыбнулся другу граф.
Юный король Сегонтиумский молчал, смотрел вдаль старой разбитой дороги. Снял с пояса флягу, выдернул пробку, понюхал содержимое и поморщился.
— Здесь все не так как дома, — проворчал он. — Вино кислое, эль светлый…
Радхаур не торопил, хотя даже не догадывался о чем пойдет речь.
Ламорак отхлебнул из фляги и протянул ее другу.
— Уррий, ты любишь Марьян? — спросил он.
Радхаур придержал коня.
— Зачем ты это спросил?
— Я не задавал тебе раньше таких вопросов, — стараясь не смотреть на друга, произнес Ламорак, — да и сейчас не очень-то хочется. Но ведь я все вижу, мы друзья с детства… Ты любишь Марьян или нет, ответь. Или закончим разговор.
— Я не знаю, — вздохнул Радхаур. — Наверное, я все-таки умер для любви… Я порой думаю, что никогда и не знал, что это такое. А сейчас не знаю: нужна ли она мне? Как я любил Лореллу! Мне казалось, что любил. После того, как барон Ансеис сказал мне, что пред настоящей любовью бессильно любое заклятие… Я не знаю, что и думать. Ведь я готов был на все ради Лореллы, я чуть не умер тогда, когда летел этим сиреневатым сгустком в магическом пространстве пробивать стену времени. И она меня любила… Мне так казалось. Но что-то было не так, раз заклятие подействовало… Я не знаю, Ламорак. Я сам все время думаю об этом. Иногда мне кажется, что я люблю Марьян. Ведь она пошла на смерть из-за меня. Иногда кажется, что я ее ненавижу. Когда мы воевали, а она была в замке, мне казалось — люблю. А сейчас просто терплю. Но и другого ж пути нет, Ламорак! Нет! Ведь она убьет себя. Я-то, дурак, надеялся, что тот ирландский рыцарь, что любил ее… Но он погиб… Я не знаю как и ответить на твой вопрос, Ламорак. Но почему ты вообще спросил об этом?
— Ты знаешь, что Этвард влюблен в Марьян? — вместо ответа спросил Ламорак.
— Что? — Радхаур был искренне удивлен.
Друг вновь протянул ему флягу.
— Только такой слепец как ты мог этого не заметить.
— Да ты бредишь, — неожиданно рассмеялся Радхаур, отглотнул вина и вернул флягу Ламораку. — С чего ты взял? Этварду просто нравятся ее рассказы и он прислушивается к ее советам. Она действительно очень много знает, я порой даже сам поражаюсь этому.
— Может, поначалу ему нравились только ее рассказы, — не согласился Ламорак, — но сейчас он глаз с нее не сводит. Да проснись же ты, Уррий! Вспомни, как сэр Таулас, когда победил на турнире, отказался выбирать королеву красоты, предоставив это право королю. И кого Этвард выбрал, а? Он даже не раздумывал ни мгновения, не проехал посмотреть других женщин. Он просто подошел и положил корону к ногам Марьян. И кто настоял, чтобы Марьян ехала сейчас с нами? Вспомни, ты же хотел отправить ее в Рэдвэлл или в замок к барону Ансеису. Разве я не прав? Да ты хоть раз присмотрись как Этвард глаз с нее не сводит.
Радхаур неожиданно вспомнил последнюю фразу, произнесенную Этвардом, когда он выходил из кареты.
— Ну, положим ты прав, — сказал Радхаур и протянул руку к фляге. — Я не знаю, но пусть ты прав. Если Марьян захочет… Знаешь, Ламорак, мне даже очень нравится такой выход.
— Но ты отправил гонцов к ее брату. Ты живешь с ней уже больше года. Мы почти полгода путешествуем и ночи ты проводишь вместе с ней…
— И кто это говорит, тот ли Ламорак которого я знаю? — рассмеялся Радхаур.
— Тот самый. Одно дело — ночь в постели, другое — отвечать за нее перед богом.
— Марьян не нашей веры, — вдруг ни с того ни сего сказал Радхаур. — Она поклоняется своему Хвануну, молится ему каждый день тайком от всех.
— А ты, Радхаур? Ты нашей веры? В церкви ты стоишь, и тебя как будто и нет, одно тело присутствует. И я знаю, почему ты так рвался в Тевтонию — где-то здесь спрятан торс Алвисида. Твоего бога.
— Ты хочешь сказать, что я алголианин? — искренне рассмеялся Радхаур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42