Еще в детстве, в школе. Учительница была по литературе, Ольга Степановна Раевская. До сих пор вспоминаю с благодарностью. Сразу после войны это было. Собрались в школу мы, ребятишки, у которых и детства-то не было… А она — как мать нам. На Московской улице в Гжатске жила.
Как сейчас помню этот дом. Большой души она человек, Ольга Степановна. Вот у кого я учился человечности… Подожди секунду — я проверю время, — попросил Юрий.
Он включил приемник и поймал знакомое мерное цоканье. Юрий внимательно смотрит на часы и стучит в стенку:
— Сколько?
— Точно! — отвечает ему оттуда Космонавт Два. Вот уже несколько дней каждый час космонавты сверяют время. Здесь, на космодроме, им выдали штурманские часы, изготовленные по специальному заказу. Часы сделаны отлично. Но в космос надо взять самые точные.
— В ремесленном, когда в Люберцах учился, был там у нас один преподаватель, — продолжил Юрий, выключив приемник, — инженер Изотов… Старый инженер… Большой специалист был. Но не в этом дело. На уроках он учил нас понимать металл, делать из него вещь. Мы были мальчишки, и, чего греха таить, нам поскорей бы кончился урок и — на речку, на спортивную площадку!.. Но странное дело: с уроков Изотова никто не спешил. Звонок — а мы, как цыплята, сидим вокруг него и слушаем. Он поднимается, а мы провожаем его толпой. Тут рассказывает он нам о другом металле… Изотов — старый большевик-подпольщик. Было ему что рассказать. Крепкой закалки этот человек. У него отец был революционер. Может быть, с Лениным начинал революцию делать. Очень любили мы Изотова. Провожаем его и, раскрыв рты, слушаем одну историю интересней другой, про подпольщиков. Вот когда я, наверное, впервые нутром почувствовал, что такое большевики, как трудно им было в подполье, сколько они вынесли лишений, невзгод и все-таки выстояли. И если бы не они — кто знает, стояла ли бы сейчас на старте эта ракета. Скажешь — громкие слова? Нет. Помнишь, ты спрашивала, почему мы впереди американцев в освоении космоса? Из-за топлива? Топливо — да, конечно. Но кроме топлива кое-что есть посильней. Наверное, это все то, о чем рассказывал нам Изотов. Жизнь наша. Вот что решает.
— А как человек Изотов, как он? — спрашиваю Юрия.
— Что это был за человек?.. — раздумывает Юрий, — Он чистый был человек: вот смотри на свет — и пятнышка не увидишь. Всю жизнь его себе за образец ставлю. Принципы жизни взял у него.
Юрий снова посмотрел на часы:
— Не прозевать бы проверку.
Потом вдруг, будто вспомнил что-то очень важное, лицо его оживилось, он обнадеживающе заулыбался:
— Хочешь, я расскажу тебе об одном интереснейшем человеке? Вот уж о ком стоит рассказать! Если когда-нибудь мне случится совершить хоть маленький подвиг в жизни, то я всем скажу, что подвигу я учился у него. У Сергея Ивановича Сафронова — у командира моего звена. Как-то он мне показывал, что такое вираж, и между прочим рассказал историю.
Было это в бою под Сталинградом. Пошли в атаку пара самолетов — Сафронов и его друг. Немецких было четыре. Дерзко дрались наши двое, каждому из четверки всыпали очередь. «Одолеем!» — подумал уже тогда Сергей Иванович и тут увидел, что друг его горит. Падает и горит… Пошел с ним на связь, кричит: «Пятый! Пятый! Пятый!» А «Пятый» молчит. Один! И четверо. Быстро пошел на вираж. (На вираже очень трудно поймать цель.) Ходил, ходил. Немцы тоже не дураки — давай «ножницами»… И уж тут кто — кого. У Сафронова уже мотор на пределе — гудит, ревет как бешеный, все окаменело, а выйти из виража нельзя — тут же собьют. Чувствует, что не может больше: сейчас остановится двигатель или руки сами отпустят штурвал. Решил обхитрить немцев — перейти на другой вираж. Выбрал момент и только чуть выровнял машину — чувствует, как прошила очередь. Двигатель вспыхнул. Самолет падал. Сафронов горит, падает, но следит за немцами. Уходят… Сделали свое дело… «Все, конец, — подумал тогда Сергей Иванович. — Горю, как свечка». И тут неожиданно пламя погасло. Видно, потоком воздуха очень просто сбило с мотора. Сафронов опомнился. Схватился за штурвал. Земля уже близко. Набегает на него черной глыбой! Все было в секунду: дорога, телеграфный столб, дал ногу и врубил крыло прямо в столб.
Юрий шумно вздохнул и продолжал:
— Смягчил удар — только тем и спасся. Подобрали врачи, нашли у него в спине сорок осколков: в воздухе было попадание в броневую спинку и ему всю спину разодрало в клочья. Ничего… Потом еще летал.
— Вот что такое вираж, — закончил Юрий свой рассказ о Сергее Ивановиче Сафронове.
— От каждого человека ведь что-то получаешь — от одного меньше, от другого больше, но хорошего в любом человеке много, — улыбнулся он.
В комнату заглянул командир, постучал по часам у себя на руке.
— Проверяю, проверяю, — сказал Юрий.
— Проверять-то проверяй — отбой скоро!
— Сейчас кончаем, — пообещал ему Юрий и принялся снова рассказывать. (Когда его спрашивают не о себе, о других, он рассказывает с удовольствием.)
— Вот и у этого человека есть чему поучиться, — кивнул он вслед ушедшему командиру.
Он большой психолог. Что удивляться: человек добрый десяток лет занимался психологическим отбором летчиков. Что мы против него — зеленые… Стоишь перед ним и думаешь: «Ну насквозь тебя видит»… И так подметит самую суть твою, что ты вдруг на самого себя паза открываешь. Люблю я его за то, что хорошее в человеке всегда поддерживает. Мне хочется сравнить его всегда с садовником, у которого огромный сад, а знает он в этом саду каждый росток — плохие обрезает, хорошим ставит подпорку, больше поливает, дает подкорм.
Юрий заулыбался, видно что-то припомнив:
— Как-то он мне сказал: «С твоим спокойствием не то что на один виток — на год в космос лететь можно». С тех пор я стал еще спокойнее. Вот так вот…
Юрий захлопнул книжку. «Жизнь в авиации», С. А. Красовский — прочитала я на обложке.
— Взял у ребят посмотреть, — говорит Юрий. — Листаю и нахожу знакомые фамилии. Наши летчики, все знаменитые… Вот… Николай Петрович Каманин. Сегодня мы с ним встретились у космической ракеты как старые знакомые.
Юрий покачал головой:
— А помню, в детстве я читал книжку о челюскинцах. Тогда, мальчишкой, я узнал, как, рискуя жизнью, советские летчики спасали экспедицию. Каманин… Это имя знал в то время каждый пацан на нашей улице. Один из первых Героев Советского Союза был и наш ребячий герой. Кто знает, может из-за него я пришел в авиацию. А теперь мы встретились с ним. И где?.. Уже в космосе. Здесь он меня многому научил. Юрий опять проверил часы.
— Спокойной ночи! — пожелала я ему, уходя.
— Еще был один интересный человек!.. — кричал он мне вдогонку.
Я засмеялась и подумала: «Один ли?..» Скольких еще Юрий вспомнит, о скольких людях, которые оставили в его жизни след, расскажет. Сколько еще назовет тех, у кого брал хорошее…

ИДИ, ОТКРЫВАЙ ВСЕЛЕННУЮ!

ДАЛЬ, бесконечная даль. И высокое-высокое небо. Дорога бежит и бежит навстречу нашему автобусу, а космодрому нет еще конца и края. Вот тогда и рухнуло мое наивное представление о космодроме как об одной стартовой площадке. Здесь, как и всюду на земле, есть дома, дороги, здесь рождаются дети, по улицам бегают мальчишки. Весна! Мальчишки рады солнцу.
Автобус уходит все дальше. Он идет туда, где стоит готовая к полету космическая ракета. Чуть покачиваясь в мягком кресле, сидит человек, который первым полетит к звездам…
Мое знакомство с космосом началось с того, что я стала искать того, кто сделал возможным этот великий прорыв во Вселенную. Однажды мне показалось — я нашла его…
Вот он сидит, смуглый, очень суровый на вид, с крупными, резкими чертами лица. Вспомнилась скала на Камчатке, недоступная, грозная. Но…
Удивительный это человек — Главный Конструктор космического корабля! Я услышала легкий шепот вокруг, когда он приехал на запуск. И трудно сказать, чего в этом шепоте было больше — трепета или уважения…
Раз, еще до этого, было такое. Он вошел в цех — и вокруг все сразу как-то изменилось. Собраннее, точнее стали движения рабочих. Казалось, даже гудение машин обрело новый тон — напряженный, четкий. Словно энергия и воля этого человека сообщились движению валов и шестерен.
Взгляд Главного Конструктора обежал помещение, людей. Кто-то из стоящих рядом втянул голову в плечи. Все знали: Главный все подметит и сразу, если уж ты задержал какую-то деталь, сядет с тобой рядом и…
И вдруг он спросил:
— А где инженер Иванов? У него, говорят, жена тяжело больна?
Минутное замешательство.
— Да, вы знаете… Иванов просит отпуск на три дня, но время такое горячее, мы…
— Значит, действительно тяжело больна?
— Больна…
— Дать ему отпуск на неделю…
Я ждала, что он скажет теперь космонавтам. А он кивнул в сторону ракеты и очень просто сказал им:
— Ну, собирайтесь. Я уже посидел там.
Вот он показывает космонавтам свой корабль. Открывает любую дверь:
— Смотрите, все смотрите — вам лететь!..
А первое знакомство космонавтов с Главным Конструктором было таким. Они приехали к этому человеку в гости. О чем- только тогда не переговорили!.. Сначала все расспрашивали о первом корабле. А потом разговор зашел и о будущих больших кораблях, которые помчат экипажи к звездам…
— Готовьтесь… Машины для вас мы создали, — сказал тогда Главный Конструктор.
На прощание он подарил каждому космонавту сувенир — два маленьких пятигранничка от лунного вымпела.
— Может, кто-нибудь из вас найдет на Луне тот, настоящий… А этот пригодится для образца, — пошутил он.
…Создатель передает свое детище тебе, Первый: «Иди, открывай Вселенную!» А сам он остается на Земле. Не он ли, творец этого замечательного корабля, и есть тот, кто сделал возможным полет в космос?
Но спроси у него, и ответит Главный Конструктор: «Нет, не я».
Так кто же? Я останавливаю свой взгляд на другом человеке — знаменитом ученом, который вместе со всеми провожает в космос первого человека. У него в руках — все космические нити. Он стоит на перекрестке множества космических дорог. Трудно стоять там, где пересекаются пути физиков и медиков, химиков и биологов, астрономов и геофизиков, радиоэлектроников и специалистов ракетной техники. Этому человеку, как океану, пришлось вобрать в себя воды тысяч рек. Мне он представляется дирижером большой космической симфонии. И все же спроси я его: «Не вы ли тот человек, сделавший возможным?..» — он скажет: «Нет».
Эти люди скромны.
…Космонавты надевали скафандры. В комнате, где это происходило, собрались ведущие специалисты — те, кто готовил к полету ракету и человека. Ученые, врачи и инженеры сидели полукругом и тихо обсуждали свои дела. А я смотрела на каждого и думала: «Не ты ли тот, кто сделал возможным этот полет?» Иногда мне казалось, что это — главный медик, недаром его зовут «Основоположник», не стесняясь этого громкого слова. Он еще на первых ракетах посылал собак в небо в разведку. В те годы этим занималась небольшая группа ученых; не все они здесь, на космодроме. Тогда еще, около десяти лет назад, им надо было много мужества, чтобы отстоять свои права. Победить тех, кто не верил в завоевание космоса, тех, кто открыто выступал против этой идеи.
А потом в космос полетел первый искусственный спутник Земли. Эти ученые стали основоположниками совершенно новой науки — космической биологии. Они шли по целине непроторенными путями, решали задачи, которыми до сих пор не занималась ни одна из наук. Они искали, как сохранить жизнь тому, кто первым полетит в космос. Сколько их было, ищущих?.. Попробуй-ка перечислить!..
В той маленькой комнатке, где космонавты надевали скафандры, были ведущие специалисты по топливу и двигателям ракеты, по телеметрии, по регенерационным установкам, по скафандру, кабине и многим другим маленьким участкам огромной ракеты. И про каждого из них можно сказать: «Это он сделал возможным полет человека в космос». Да, это и ученый, создавший топливо для ракеты. Да, это и конструктор космического корабля. Да, это и специалист, обеспечивший жизнь человека в космосе. Но каждый из них будет это отрицать, потому что за каждым стоят тысячи рабочих, тружеников, которых сегодня нет на старте. Все они, а по существу весь советский народ, — строители и создатели моста в космос…
Трудно выбрать лучшего. Тебе, воспитателю космонавтов, тоже трудно сделать это. Ну как скажешь, что этот космонавт лучший, когда рядом стоит другой, и он ничуть не хуже первого. Вот перед тобой живой, веселый парень с шапкой русых кудрей: удивительно одаренный человек! Мало ему знать свой корабль, он знает еще бездну стихов, может главами читать наизусть Пушкина, тонко чувствует музыку, может целый вечер петь арию за арией из опер Чайковского. А когда речь заходит о его деле, этот большой любитель искусства становится исследователем, все анализирует, сопоставляет, делает свои собственные выводы. Один известный академик о нем так и сказал: «У него исследовательский ум…» Так пошли же его первым!
«Можно послать и его…» — спокойно рассуждаешь ты.
А вот рядом стоит не очень красивый парень — у него широкий курносый нос, немного полноватое лицо. Никогда не подумаешь, что человек с такой внешностью может стать воплощением воли. Но убеждаешься в этом, видя его на многочисленных тренировках. Очень часто во время тренировок и не во время их я наблюдала его в трудных ситуациях. Он выходил из них с таким спокойствием, какому позавидуешь. Кроме спокойствия у него еще есть инженерные знания, которые пригодятся ему там, в космосе. Может быть, ты пошлешь его?
И вдруг мне показалось, что полетит совсем другой человек, очень мало заметный. Он молчун. Может работать с вами рядом день и сказать всего два слова, и то они будут: «здравствуйте» и «до свидания». Но когда надо… Я помню такой случай. Доктор наук забросал его сложными вопросами и уже думал, что поставил парня в тупик, и тут услышал преспокойный ответ:
— А этого просто не случится в полете вот по таким-то, таким-то причинам…
Этот человек, который совсем не говорит о себе, очень много умеет и знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9