Для каждой крыши требовалось восемь готовых деталей из досок, планок и толя - размером три метра на два с половиной - и такое же количество дощатых секторов для нар. Кроме того, ставились две большие готовые треугольные стены, передняя и задняя, дверь и окно. Всего, таким образом, барак собирали из двадцати деталей, а на три барака их требовалось шестьдесят. Особенно трудно было возить громадные и нескладные треугольные стены: они никак не помещались на тележке, их приходилось скорее нести, чем везти. Отхожее место собирали из четырнадцати деталей несколько иных размеров. Доставка всех этих материалов на стройплощадку затянулась до полудня. Раньше не удалось начать ни стройку забора, ни вывоз мертвецов, потому что тележка была единственным перевозочным средством в лагере - на ней возили и дрова, и картошку, и трупы.
Маленький коренастый Диего Перейра в синем берете и толстом шерстяном шарфе уже два раза заходил в контору.
- Никс? - махал он руками. - Все еще никс9?
- Знаешь ведь, что у нас только одна тележка, - сердито проворчал писарь. У него было работы по горло, а с этим сволочным испанцем, который упрям, как мул, и прикидывается, что не умеет говорить по-немецки, Эрих вообще не любил разговаривать. - Иди, помогай пока абладекоманде. Иди, работай!
Диего вытаращил большие черные глаза и ткнул себя пальцем в грудь.
- Я - тотенкоманда. Я хоронить из всех последних сил. Это мой работа. Писарь, ты умирал, я тебя закопать, живо, марш. Хочешь? А другой работа ausgeschlossen нем.)>.
Грек, сидевший напротив писаря, рассмеялся, и это еще больше рассердило Эриха.
- Перестань, Фредо, и немедленно гони его отсюда, я его видеть не хочу! - И, язвительно взглянув на Диего сквозь стальные очки, писарь по-мальчишески подразнил его: - Да здравствует Франко! Да здравствует Франко!
Фредо вскочил, едва успев удержать испанца, который устремился вниз по ступенькам, чтобы накинуться на писаря. Тот, зная, как силен Фредо, спокойно сидел на месте.
- Гони его, говорю тебе, гони! - повторил он.
Испанец напирал на Фредо и бурчал ему в ухо:
- Эх, ты, коммунист, а защищаешь нацистскую шлюху!
- Тебя защищаю, осел, - ответил тот и железной рукой оттеснил испанца к двери. - Это же писарь. Проваливай!
Диего вырвался из рук грека и, багровый от гнева, затопал по ступенькам. В дверях он остановился, обернулся и сплюнул.
- Я тебя похоронить, писарь. Факт, на сто процент!
Когда Диего вышел, писарь нервно оттянул воротник своей арестантской куртки, словно ему было душно.
- Подам на него рапорт, разделаюсь с ним. Сегодня же! А если ты будешь смеяться его дурацкой болтовне...
Грек уселся на свое место, напротив писаря, и пристально посмотрел на него.
- Герр писарь, вспомните, пожалуйста, о лагере нового типа. Диего и его люди - полезные работники. Карцера, порки, виселиц здесь уже не будет. Зачем же подавать на него рапорт?
Писарь замахал на него руками, в которых держал бумаги.
- И ты хорош гусь! Видишь, как я занят, а ты меня раздражаешь и задерживаешь. У меня и без того голова идет кругом.
- Вот потому-то вы нервничаете и поступаете неправильно, - невозмутимо продолжал грек. - Мы все здесь жертвы фашизма, так зачем же нам...
- И я? - хрипло засмеялся писарь и показал на свой зеленый треугольник.
- И вы тоже. Я вас уже достаточно хорошо знаю, вы немец, но не фашист. Мы наверняка доживем до того времени, когда окажется, что лучше быть не фашистом, а жертвой фашизма. Это вы сами уже давно поняли. Зачем же вы наживаете себе врагов среди заключенных? А что касается обилия работы в конторе, то почему бы вам не взять помощника?
Эрих наклонился над бумагами и делал вид, что не слышит.
- У меня нашелся бы для вас подходящий человек, - добавил Фредо и взялся за бумагу и карандаш.
- Хочешь пристроить сюда еще одного грека? - бросил писарь, не отрываясь от работы.
- Ну что вы! Вы же сами сказали, что они безграмотны.
- Это верно, - усмехнулся писарь. - Но изредка бывают и исключения.
Фредо слегка поклонился.
- Спасибо, писарь. Но на этот раз я имел в виду не грека.
- Француза?
- И не француза. Мне понравилось, что вы выдвигаете Оскара. Это правильный ход. Что, если бы усилить позиции лазарета тем, что взять в контору кого-нибудь, кому доверяет Оскар?
Эрих перестал писать.
- Венгра?
- Хотя бы и венгра. Но еще лучше, чтобы это был не старичок. Что вы скажете насчет кого-нибудь из новеньких? В большинстве они чехи и поляки.
- Вздор! Этих мусульман никто не знает. Оскар видел их даже меньше, чем мы. Все они на одно лицо, дохлые, уши торчком. Ты согласен посадить рядом с собой такого заморыша?
- В лагере нового типа все они быстро воспрянут духом и телом, не правда ли, писарь? А заключенный, который попадает в проминенты, поправляется скорей других, это вы сами знаете. У меня есть кандидатура.
- Ай да грек! - засмеялся писарь. - Я еще не знаю по имени ни одного из этих полутора тысяч, а у него уже есть кандидатура! Знает ли его хоть Оскар?
- Знает, и вы тоже знаете. Оскар - в этом я только что убедился относится к нему благосклонно. Справлялся я о нем и у других чехов. Все его знают, он кем-то был там у них, в Терезине. Его блоковый сказал, что он умеет петь. Мы сами убедились, что он хорошо говорит по-немецки и по-французски. Ну, вспомните-ка, это тот кинорежиссер.
- Знаю, знаю! - писарь отмахнулся. - Санитар Пепи приводил его сюда. Нет, эта кандидатура не годится: проминенты ни за что не простят мне, если я возьму в контору только что прибывшего новичка.
Фредо хитро улыбнулся.
- Проминенты вам не страшны. И вообще, разве вы боитесь кого-нибудь? А кинорежиссер -это солидный человек, с кинорежиссерами считаются. Помните, как тогда, ночью, Гастон сразу навострил уши? Если мы дождемся конца, кинорежиссер может оказаться влиятельной фигурой. Иметь его свидетельские показания в свою пользу - это... В общем, я бы на вашем месте, писарь, держал под боком такого человека. Если он поймет ваше стремление к новому духу лагеря...
- Ох и хитер! -смеялся Эрих, покачивая головой. - Ну и ловкач же ты, грек!
6.
Ровно в одиннадцать часов к комендатуре подъехал курьер в длинном сером дождевике, застегнутом донизу, с черной сумочкой на груди и автоматом за плечами. Он поставил мотоцикл и явился к рапортфюреру. Копиц сидел у себя, в жарко натопленной комнате. Он был без френча, из-под воротника и манжет рубашки выглядывала толстая фуфайка. Встав, он хлопнул себя по лбу.
- А я-то совсем забыл о тебе, приятель! Утром у нас тут была такая заваруха... Ты за зубами, да?
Снимая перчатки, курьер кивнул.
- Со вчерашнего дня в вашем лагере больше тысячи человек, так что и мертвых будет больше. Столько золота мы, разумеется, не можем оставлять у вас на целую неделю. Вдруг вы его пропьете?
Рапортфюрер усмехнулся. Выпить - ну что ж, неплохая идея. Надо же как-то вознаградить этого типа за то, что ему придется изрядно подождать. Копиц накинул подтяжки на плечи и подошел к шкафу. Там стояла початая бутылка, которую ему только что принес писарь. Он угостил курьера рюмкой шнапса и вышел в соседнюю темную комнатку, где спал Дейбель после ночного дежурства.
- Руди! - шепнул Копиц, зажег свет и присел на койку.
- Что случилось? - крикнул, откидывая одеяло, всклокоченный, заспанный Дейбель.
- Ш-ш! - Копиц приложил палец ко рту и кивнул на дверь: мол, мы не одни. - Утром ты мне докладывал... - Сонные глаза Дейбеля смыкались, и Копицу пришлось крепко потрясти его. - Не спи, тут важное дело! Утром ты докладывал мне, что в поезде было шесть мертвых и ты велел закопать их там же, около станции. - Дейбель кивнул.
- Были у них золотые зубы? - прошептал Копиц. - Если нет, то составил ли ты акт? А если да, то вырвал ли ты эти зубы и где они?
Дейбель широко открыл глаза.
- Великий боже, неужто кто-нибудь пронюхал?
Копиц брезгливо отпустил его рукав.
- Кто может пронюхать, осел? Но если ты был таким кретином, что велел зарыть их с зубами, надо срочно что-то придумывать. Вставай!
Дейбель вскочил с койки, завязал штрипки у кальсон и сунул ноги в брюки.
- Приехал курьер из Дахау, - шептал ему Копиц. - Я тоже забыл, что теперь он будет каждый день ездить к нам за зубами. Но это пустяки. В мертвецкой у нас лежат как раз шесть трупов, дантист их осмотрит, курьер подождет. А вот что нам делать с теми шестью зарытыми?
Дейбель застегивался, вид у него был довольно унылый.
- Сразу выкапывать нельзя. Великий боже, что бы придумать... Ага, знаю! - он быстро повернулся к Копицу. - Карльхен пристукнет шесть других, а зубы...
- Осел! - снова выругался Копиц. - Когда ты не проспишься, то ничего не соображаешь. Ведь эти шестеро мертвых не числятся в наших списках, они остались на станции. Их не возместишь, даже если прикончить здесь двадцать человек, понял?
- Постой-ка, - Дейбель почесал в затылке. - Те новые шесть, что в мертвецкой, у тебя ведь еще не объявлены? Вырви у них зубы, скажи, что это от вчерашних, и дело в шляпе.
- А завтра я объявлю сегодняшних, и зубов к ним не будет? Вздор!
- Нет, не вздор, Копиц. Во-первых, не обязательно объявлять все зубы. Не кипятись, дай мне сказать. Во-вторых... во-вторых... в общем, я тебе ручаюсь, что какая-нибудь там золотая коронка у нас найдется. Я знаю человека, у которого есть запасец.
- Фриц?
Дейбель уклонился от прямого ответа.
- Предоставь это мне. Напиши в рапорте, что у трех вчерашних - хватит трех? - были стальные протезы, и я подпишу. А у сегодняшних тоже три...
- Четыре, Руди, а то будет подозрительно!
- Ну, ладно, пиши как хочешь. Я сейчас иду в лагерь, и через пару минут ты получишь семь зубов с двенадцати трупов. Идет?
Дейбель протянул руку. Копиц презрительно сплюнул, но руку пожал.
- Вечно приходится отдуваться за тебя. Это тебе так не пройдет. А с Фрицем я бы на твоем месте не связывался, он тебе на шею сядет.
- Слушаюсь, герр рапортфюрер, - отозвался Дейбель, натянул сапоги и побежал, эастегиваясь на ходу. Теперь он окончательно проснулся.
- И пошли мне сюда писаря! - крикнул ему вслед Копиц.
* * *
Мертвецкая находилась на другом конце апельплаца. Это было строеньице, собранное из таких же деталей, что и отхожее место, но с земляным полом. Поскольку оно предназначалось для мертвых, никто не позаботился плотно пригнать стены, всюду были щели, окно отсутствовало, а несмазанная дверь без задвижки скрипела на ветру.
Зубным врачом лагеря был Имре Рач, рослый венгр, бывший военный дантист и майор. Свой чин он сохранял до недавнего времени: еще год назад Рач служил в венгерских войсках, сражавшихся на стороне Гитлера против Советской Армии. Потом он проштрафился, попал под следствие, открылось какое-то темное пятно в его происхождении, и он покатился кувырком, все ниже и ниже, пока не очутился в концлагере. Но осанку он сохранил офицерскую, арестантское платье носил непринужденно и даже щегольски, казалось, слышно было бряцание сабли в полах его полосатой арестантской одежды, а шапочка на лысой голове Рача сидела лихо, как кепи гонведа.
- Дантист, - сказал Дейбель, когда они быстро шли по безлюдному апельплацу, - ты меня знаешь и знаешь, на что я способен. В мертвецкой лежат шесть мертвых, но мне нужны, понимаешь, необходимы семь разных зубов. Делай как хочешь, распили какой-нибудь протез или, еще лучше, позаимствуй из старых запасов, но через десять минут я должен сдать семь зубов!
- Герр обершарфюрер, наверное, шутит. Откуда у меня запасы? Перед отправкой в Гиглинг нас всех обыскивали, и я ничего не мог пронести. А здесь за то время, пока была строительная команда, умерло всего восемь человек, и, как вы помните, я вместе с вами актировал зубы...
Имре спокойно глядел на эсэсовца, но тот нетерпеливо махнул рукой.
- Врешь, что-нибудь у тебя есть. Ты жид, а у жидов всегда есть золото. Не зли меня и не вынуждай к крайним мерам. В Варшаве мы работали вместе, и все было хорошо, я тебя никогда не обижал, ты же знаешь.
- Пардон, - улыбнулся Имре, - однажды я получил двадцать пять горячих за пособничество герру обершарфюреру Дейбелю в укрытии двух золотых долларов. И трижды вы сами меня...
- А ну тебя! - рассердился Дейбель. - Я тебя просто не понимаю. Ты жив, чего тебе еще? Как-никак ты в концлагере, не чудо ли, что ты вообще не загнулся?
Они дошли до покойницкой, Имре вежливо придержал дверь, Дейбель, насупившись, прошел вперед. На полу в разных позах лежало шесть голых трупов. Только у двоих было на левом бедре чернильным карандашом написано имя - это были те, что умерли сегодня ночью в бараках. Другие четверо умерли на апельплаце, сразу же по приходе, еще не опознанные. Врач посмотрел, нет ли у них на руке освенцимской татуировки, но не нашел.
- Займись зубами, - сказал эсэсовец. - Все остальное не важно. - Он вытащил из-за обшлага листок, послюнил карандаш и ученическим почерком переписал себе фамилии умерших: "Франтисек Бонди, барак 17" и "Наум Блатт, барак 23".
Врач уже наклонился над последним трупом.
- Ну как, Имре?
- Разрешите доложить, что обнаружено только четыре зубных протеза. Из одного, я, очевидно, смогу сделать два. Всего будет пять.
Дейбель стоял над ним.
- Семь, мне нужно семь!
Имре перекладывал из руки в руку старые зубоврачебные щипцы.
- Сожалею, герр обершарфюрер, но...
- Семь, слышишь? У этого Франтисека ничего нет?
Врач опустил глаза.
- Да, именно у него ничего нет.
Дейбель взглядом знатока оглядел тело.
- Ему за сорок... Франтисек - это чешское имя, а? Наверняка у него был золотой зуб. Не вынуждай меня...
Имре взглянул ему в глаза.
- Вас не обманешь, герр обершарфюрер. У Франтисека действительно был золотой зуб, пятый верхний. Но он исчез.
- Ага! - Дейбель упер руки в бока. - Это ты постарался! Давай сюда зуб!
- Я впервые вижу этого мертвеца, честное слово.
- Скажи мне еще раз "честное слово" - и я тебя пристрелю. Какая может быть у тебя честь, дерьмо! Где ты спрятал зуб?
- Он, очевидно, был вырван в бараке. Спросите блокового.
Эсэсовец замахнулся, но опустил руку.
- Ты от меня не уйдешь. Если ты врешь, не выйти тебе живым из мертвецкой. Можешь выбрать себе здесь место среди них, - носком сапога он ткнул в сторону трупов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62