тело собаки стало медленно погружаться в воду, — а правой принялся пилить и рубить пряди, которые, отделяясь, завивались в кольца, пока не лопнула последняя прядь. Он снова выскочил на поверхность и, когда со всхлипом, широко открыв рот, втягивал в себя воздух, со дна медленно, как набухшее от воды бревно, всплыло тело собаки. Люк схватился за верёвку и подтащил колли к себе. А потом в пятнадцать быстрых взмахов по направлению к берегу уплыл прочь с глубокого места. Его ноги коснулись песка.
Вытащив колли из воды, он взвалил его себе на плечо и вскарабкался на берег, шатаясь и спотыкаясь, ибо у него уже не было сил, а колли висел на нём мёртвым грузом.
Нетвёрдой походкой он прошёл по песку, миновал кустарник и сквозь деревья выбрался на небольшую заросшую травой поляну в двадцати шагах от берега, где лёг плашмя, прижимая к себе собаку и стараясь согреть её теплом своего тела. От прикосновения к мокрой холодной шерсти ему стало страшно, и, как сильно он ни старался прижимать к себе собаку, он не чувствовал ни тепла, ни сердцебиения. Пёс не шевелился, его янтарный глаз был закрыт. «О Дэн, Дэн!» — взмолился он и сел, беспомощно оглядываясь по сторонам. И вдруг испытал желание стать человеком находчивым и знающим, которого нельзя обескуражить и который сделает всё, что ещё можно сделать. Опустившись на колени, он положил колли на живот у себя между ног, дрожащими руками нащупал, где кончаются у него рёбра, и, раскачиваясь вперёд и назад, принялся попеременно то сжимать изо всей силы его бока, то, когда выпрямлялся, отпускать. Он надеялся, что таким образом раздувает лёгкие собаки, как кузнечные мехи. Он читал, что с помощью искусственного дыхания вернули к жизни немало людей, вытащенных из воды, когда, казалось, спасения уже не было.
— Вставай, Дэн! Вставай, старина! — тихо молил он. — Я не дам тебе умереть, Дэн! Я спасу тебя. Я тебя не оставлю. Что я буду без тебя делать?!
Он вспомнил всё, что когда-либо читал и слышал про спасение утонувших, и в нём вновь ожила надежда. Нельзя сдаваться по крайней мере в течение часа, казалось, говорил чей-то голос. Люди допускают ошибку, если перестают действовать раньше этого срока. Иногда человека можно спасти, даже если он пробыл под водой тридцать минут. Много воды попадает в желудок. Но гортань обладает способностью закрываться и препятствовать проникновению воды в лёгкие. Поэтому не сдавайтесь. Действуйте по меньшей мере в течение часа.
Насколько он понимал, колли пробыл под водой минут пять. Это только казалось, будто прошёл целый час, а то и больше половины длинного дня, в особенности когда он следил за Сэмом Картером. А сейчас, двигая руками, как кузнечными мехами, он продумал ещё раз все действия Картера и пришёл к выводу, что на всё случившееся ушло не больше шести-семи минут.
— Вставай, Дэн, вставай… — тихо молил он, но его пугало, как лежит на земле голова колли. Он не сводил глаз с его закрытой пасти, и ему вспомнилась пасть дохлой собаки, которую он однажды видел на обочине дороги.
И вдруг в тот самый момент, когда его затошнило от вставшей перед глазами картины, из пасти Дэна вылилось немного воды. С бьющимся от волнения сердцем Люк забормотал:
— Вот видишь, Дэн, значит, ты не умер… Вставай, старина! Поднимайся!
Не зная устали, он сгибался и разгибался, продолжая сжимать бока собаки до тех пор, пока не появилась новая струйка воды. Теперь он боялся, что его дрожащие руки перестанут ему подчиняться и нарушится ритм искусственного дыхания. Он почувствовал, что по телу собаки прошла лёгкая дрожь, словно в нём появилась еле уловимая пульсация, под пальцами у него что-то дрогнуло. Сначала он решил, что это ему лишь показалось, но потом дрожь повторилась.
— О Дэн! — с благодарностью прошептал он. — Ты жив. О Дэн!
Кашлянув, колли вдруг вскинул голову. Потом, брызгая слюной, ещё раз кашлянул, открыл янтарный глаз и взглянул на Люка. Они долго не сводили друг с друга глаз и молчали. Янтарный глаз смотрел не моргая. Это была очень странная минута узнавания.
Потом колли, напряженно вытянув ноги, попытался было встать, но не сумел, сделал ещё одну попытку, постоял в каком-то оцепенении и медленно сел.
— Не торопись, приятель, не торопись! — шептал Люк.
Некоторое время пёс сидел неподвижно, бока его мелко дрожали, язык свисал изо рта. Люк ласково гладил его по голове.
Посидев таким образом несколько минут, колли упрямо тряхнул головой и снова попытался встать на ноги. На этот раз он стоял спокойно, упёршись в землю лапами и склонив голову, словно хотел убедиться, где он, а потом, видно не поверив, повернул голову и посмотрел на реку. Странно было, как он то и дело оборачивался и смотрел на реку.
И вдруг Дэн отряхнулся, как это делает любая мокрая собака, и сотни брызг окатили белое как мел лицо взволнованного Люка. Дэн повернулся, поглядел на Люка и, высунув свой красный язык, в знак благодарности ласково лизнул Люка в щёку.
— Ладно, ладно, я знаю, что ты хочешь сказать, Дэн. Только сейчас тебе лучше немного полежать, — прошептал Люк и, когда пёс вытянулся рядом с ним, закрыл глаза, зарылся лицом в его мокрую шерсть и не мог понять, почему все мышцы у него на руках и ногах сводит судорогой. — Лежи, Дэн, — попросил он, глубоко вздохнув. — Я сам не знаю, что со мной. Я не могу двигаться.
Но он быстро пришёл в себя, мысли его прояснились, и он принялся думать, как ему поступить. Главное — держать Дэна подальше от дома, спрятать его в таком месте, где его никто не найдёт. Он привяжет Дэна где-нибудь в лесу, а сам вернётся домой и возьмёт для него еду. Люк считал, что мыслит логически. Ему хотелось быть хитрым и находчивым. Если он снова переплывёт через реку, сядет на велосипед, съездит в город, купит сигары для дяди Генри и вернётся домой, тётя Элен и дядя Генри сделают вид, что понятия не имеют, где собака, и тётя Элен скажет: «Я говорила тебе, Люк, что старая собака, когда наступает её час, уходит из дома»; а дядя Генри согласится: «Да, пёс знал, что его дни сочтены».
Как приятно будет слушать их речи. Он усмехнётся про себя, а потом вернётся в лес, возьмёт Дэна, придёт к ним и скажет: «Знаете что? Я нашёл Дэна в лесу, как вы и говорили». Что они могут сказать в ответ? Он обманет их точно так же, как они намеревались обмануть его. Какой ловкий и хитроумный план он придумал! Он встал, не одеваясь. «Пошли, Дэн!» — сказал он и медленно двинулся в глубь леса. Через каждые несколько шагов пёс останавливался, чтобы вытряхнуть из шерсти воду. Люк хотел добраться до поляны с большим белым валуном, которую они так часто с Дэном посещали и которая теперь казалась ему священным кровом.
Но как он ни старался осторожно ступать по корням, веткам и камням, они больно вонзались в его босые ноги. А потом острым камнем, спрятавшимся под упавшими листьями, он порезал левую ногу, и она начала кровоточить. Нижние ветви хвойных деревьев царапались, а чёрные мухи кусались.
По мере того как становилось всё труднее идти, хитроумный его план тоже утрачивал свою привлекательность, стал рушиться, казался бессмысленным. Он не мог понять, как убедил себя, что его ждёт успех. Одежда его осталась на другом берегу реки, возле тропинки, и любой рабочий, спускаясь к реке, или сам дядя в поисках его натолкнётся на одежду и сразу поймёт, что он вмешался и спас собаку. Любой человек тут же сообразит, что произошло. Нужно забрать одежду, пока её никто не нашёл. Он быстро пошёл назад.
Даже если бы он добрался до валуна, говорил он себе, и привязал Дэна, толку от этого было бы мало. По ночам Дэн будет выть, а если отвяжется, то наверняка прибежит домой. Рано или поздно дядя Генри поймёт, что его ослушались. И прикажет Сэму Картеру застрелить собаку.
У реки Люк поскорее ступил в воду, чтобы охладить свои кровоточащие ступни. «Вперёд, Дэн!» — позвал он.
Сначала колли боялся войти в воду и, только увидев, что Люк решительно двинулся вперёд, нехотя последовал за ним. Он плыл какими-то толчками, а Люк шёл рядом и, когда пустился вплавь, тоже держался от колли на расстоянии не больше фута.
Выбравшись на берег, Люк, пригнувшись, метнулся в высокую траву, что росла в двадцати ярдах от реки, и там лёг на спину.
— Ложись, Дэн, — прошептал он и прислушался. — Ложись! — приказал он, а сам пополз за одеждой. Вернувшись к собаке, которая следила за ним с большим любопытством, решив, что они опять играют в пиратов, Люк оделся и сказал: — По-моему, нам лучше перебраться в другое место, Дэн. Не поднимайся. Вперёд! — и пополз по высокой траве до тех пор, пока они не очутились ярдах в семидесяти пяти от того места, где он разделся.
Они снова лежали рядом, а через некоторое время раздался голос тёти:
— Люк! Где ты, Люк? Люк, домой!
— Тихо, Дэн!… — прошептал Люк.
Прошло несколько минут. «Люк! Люк!» — звал дядя Генри, идя по тропинке к реке. Люк видел, как он, большой и представительный, стоял на берегу, уперев руки в бока, и хмуро поглядывал вниз, а потом повернулся и пошёл назад к дому.
Глядя, как солнце сияет на дядином затылке, Люк внезапно почувствовал, что та радость, которую он испытывал, зная, что колли в безопасности и рядом с ним, сменилась отчаянием, ибо он понял, что даже если ему простят, что он спас собаку, когда увидел её в воде, дядя Генри не из тех людей, чьи планы можно нарушить. Чем больше ему мешать, тем более твёрд он будет в осуществлении своих намерений. Дядя Генри решил избавиться от Дэна; пройдёт несколько дней, и он иным путем избавится от него, как избавлялся на лесопильне от того, что считал бесполезным.
Люк лежал, глядя на еле плывущие по небу облака, и не знал, на что решиться. Домой без колли он не вернётся и одного его тоже не оставит. Если они куда-нибудь пойдут, то только вместе.
— Но, по-моему, нам некуда идти, Дэн, — прошептал он, теряя последний остаток надежды. — Как только мы тронемся вперёд по дороге, нас наверняка увидят и скажут дяде Генри, а он приедет и заберёт меня обратно, даже если мы доберемся до другого города, и тебе придётся вернуться со мной, и всё будет кончено.
Все страдания, присущие человечеству, казалось, обрушились на него, и он лежал, мучительно думая, пока у него не заболела голова, и так и не сумел придумать план действий, который помешал бы дяде осуществить своё решение. Дэн следил за метавшейся над ними бабочкой. Нос его подёргивался от заинтересованности и желания поиграть, а зрячий глаз не отрывался от бабочки. Колли чувствовал себя в безопасности, потому что рядом был Люк.
Приподнявшись, Люк посмотрел сначала сквозь траву на угол дома, потом повернулся и обратил свой взгляд в другую сторону, на широкое голубое озеро. На горизонте пятнышком показался зерновоз, за ним тянулась еле видная струйка дыма. Голубизна озера, судно на горизонте и струйка дыма только усилили его уныние. Глубоко вздохнув, он снова лёг, и несколько часов они пролежали так, пока вдруг на лесопильне не стало тихо и не послышались голоса рабочих, расходящихся по домам. По тропинке прошли двое из них, потом третий и, наконец, неторопливым тяжёлым шагом, словно ничего не произошло, сам Сэм Картер. Солнце клонилось к западу.
— Больше мы здесь оставаться не можем, Дэн, — устало сказал Люк. — Надо нам уйти, как можно дальше. Пойдём, но только не поднимайся.
И он с трудом пополз по траве в противоположную от дома сторону. Когда дом уже скрылся из виду, он поднялся во весь рост и через поле пошёл к дороге, ведущей в город.
На дороге колли то и дело с тревогой оборачивался, недоумевая, почему Люк бредёт, еле волоча ноги.
— Ты, наверно, не можешь понять, что меня гложет, да, Дэн? Я не знаю, что делать, вот и всё, — объяснил Люк. — Не могу придумать, куда бы тебя спрятать.
Они очутились как раз возле усадьбы мистера Кемпа, у ворот, куда так часто сворачивали вместе, чтобы поиграть с коровами. На веранде в качалке с трубкой в зубах сидел старый мистер Кемп, наслаждаясь прохладным вечерним ветерком, что дул с озера. И вдруг Люк остановился. Сначала ему пришло в голову лишь то, что они с Дэном, по-видимому, нравились мистеру Кемпу, потому что тот с удовольствием следил за их играми. Мистер Кемп понимает, какую радость способна доставить мальчику собака. Он знает цену тем понятиям, которые не имеют никакой цены для дяди Генри, и умеет оградить их от чужих людей. Но самое главное, мистер Кемп был добрым и благожелательным. Только с ним Люк мог поделиться своими секретами, и именно по этой причине так хотелось помогать ему по вечерам загонять коров.
Не сводя глаз с сидящего на веранде старика, Люк сказал Дэну:
— Если бы я только был в нём уверен, Дэн. Мы ему нравимся, не сомневаюсь, но он человек разумный и знает, что ты принадлежишь дяде Генри и, значит, дядя Генри имеет право избавиться от тебя, когда ему заблагорассудится. По такому поводу он не станет ссориться с дядей Генри. Я знаю, что они очень уважают друг друга, хотя не понимаю, за что. Наверное, потому, что оба очень умные. Если бы мистер Кемп был глупым человеком и не соображал, что ты собой представляешь… Пойдём, — и он решительно открыл калитку, хотя испытывал смущение и боязнь.
— Здравствуй, сынок. О чём это ты задумался? — с веранды окликнул его мистер Кемп.
На нём была рыжевато-коричневая рубашка, а его седые усы топорщились в стороны, словно вид изнывающего от нерешительности мальчика с собакой вызвал у него улыбку, от которой на его загорелом лице появилось больше, чем всегда, складок и морщин.
— Мне хотелось бы поговорить с вами, мистер Кемп, — с серьёзным видом сказал Люк, приблизившись к веранде.
— Пожалуйста, Люк, — ответил мистер Кемп. Глаза его смотрели ласково и приветливо.
— О Дэне, мистер Кемп.
— О Дэне? — переспросил мистер Кемп и пощёлкал пальцами, отчего Дэн вскочил на веранду и подошёл к нему.
— Дэн — необыкновенная собака, мистер Кемп, и мне кажется, вы тоже так считаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18