Случалось, там, не сговариваясь, собиралась половина класса. Сейчас его напарница каталась одна, успела замерзнуть и разозлиться.
– Ты чумовой, Митяище! – заявила она. – Ты крейзи и здравствуй-дерево! Я тебя жду, от всяких придурков отбиваюсь, а ты?! Нашел развлечение – милостыньку просить!
Блинков-младший подождал, пока она спустит пар, и кротким голосом сказал:
– Спасибо за Рыбочкину.
– А это кто, тетенька с сумками? – сообразила Ирка.
– Тетенька – милицейский капитан, – обрадовал напарницу Блинков-младший.
– Все из-за тебя, Митяище! – расстроилась Ирка. – И не объяснил, в чем дело! Раз – и удрал, а я жду, жду… Ты соображаешь, что тебя отпустили под мое честное слово? Ты же под домашним арестом. Как бы я домой вернулась без тебя?!
По Иркиному голосу чувствовалось, что ругаться ей хочется уже меньше, чем узнать, в чем же дело. Бегство от милицейской капитанши в компании попрошаек – загадка на загадке!
– Мне уже можно или ты еще не все сказала? – поинтересовался Блинков-младший.
Ирка несильно треснула его по затылку. Можно было считать, что напарники помирились.
Чтобы не мерзнуть, они стали кататься по аллее, крест-накрест взявшись за руки. Блинков-младший рассказывал, а Ирка охала, ахала, говорила «полный улет!» и вообще восхищалась. Ее замерзшие мокрые пальцы грелись в Митькиной руке, и все это было очень приятно. А потом еще как по заказу к ним пристал какой-то придурок. Чувствуя себя героем, Блинков-младший воткнул его головой в сугроб.
Оказалось, воткнутый приставал не просто так. Его подослала компания. Когда Блинков-младший совершил свой подвиг, шпана вышла из-за деревьев. Двое стали вынимать воткнутого, а еще четверо – окружать наших.
Для общего впечатления Блинков-младший помахал у них перед носами ногой в коньке, хотя не стал бы бить железякой по лицу. Растолкал двоих, протащил Ирку, и они легко и весело удрали на коньках. Блинков-младший не чувствовал себя побежденным. Зато эти семеро, которые полезли на одного с девчонкой, наверняка почувствовали, что остались в дураках.
– Поехали домой, – сказала Ирка. – Я уже накаталась.
– А то вдруг догонят, – в тон ей добавил Блинков-младший и засмеялся. Ему сейчас было море по колено.
– Да, вдруг догонят, – серьезно сказала Ирка. – Я не хочу, чтобы ты получал от каких-то дураков.
Это было совсем на нее не похоже. Как-никак, Блинков-младший знал Ирку всю жизнь.
– А раньше ты любила, когда я за тебя дрался, – сказал он.
– Это раньше. Тогда я еще не была молодой леди, – с загадочным лицом ответила Ирка и поцеловала его в щеку.
Сердце сыщика выскочило из груди и, сшибая снег с веток, улетело в космос.
Лед кончился. Не снимая коньков, они где шагом, где накатом по натоптанному снегу добежали почти до метро и переобулись во дворе на лавочке.
– Пожалуй, я выйду за тебя замуж, – заявила Ирка. – Не благодари. Я еще окончательно не решила.
У Блинкова-младшего завертелось на языке:
«А я тебя звал замуж?» Но Ирка бы обиделась, и он благоразумно промолчал. А напарница, взяв его под руку, развивала свою мысль:
– Конечно, не сразу. Сначала нам нужно окончить училище контрразведки или налоговой полиции. Налоговая мне даже больше нравится. Там дают специальность бухгалтера, а с ней ни где не пропадешь.
Блинков-младший поймал себя на том, что рот у него разинут, и давно – язык успел высохнуть. Он сглотнул и спросил:
– Ир, с чего это ты вдруг?
– Признаюсь, решение далось нелегко. Я долго колебалась, – солидным, учительским тоном ответила Ирка. – Когда ты хотел стать банкиром, это было так скучно! Они все мордатые, с толстыми пальцами, и жена у них для красоты, как афганская борзая. А мы с тобой будем напарниками. На всю жизнь!
– Надоест, – засомневался Блинков-младший.
Ирка поняла, что Митек это говорит не из вредности, а на самом деле не уверен. И успокоила его:
– Ничего, со мной не соскучишься. И с тобой тоже.
Словом, все, все было прекрасно. Если бы только не упрямая Рыбочкина… Чем ближе Блинков-младший с Иркой подходили к дому, тем ниже опускался задранный нос лучшего сыщика из всех восьмиклассников Москвы. Ирка заметила, что Митек не в своей тарелке, и по-своему его подбодрила:
– Так и быть, посуду буду мыть я. А ты будешь стирать. На машине. Там пара пустяков: поставил программу, заложил белье и через час вынимай готовое.
– Спасибо. Это внушает веру в будущее, – ответил Блинков-младший. Меньше всего его сейчас интересовала стиральная машина, которую еще надо купить лет через восемь. Но, во всяком случае, Ирка старалась.
Васечкин басок из кухни он услышал, как только отпер дверь.
– Ольга Борисовна, мне самому это не нравится, но приказ есть приказ!
– Митя вернется, и мы у него спросим, – отвечала мама. – От меня-то вы что хотите? Я сама в первый раз об этом слышу.
– Напишите объяснение, – упрямился Васечка.
– Но я пока что ничего не знаю.
– Так и напишите: «По сути заданного вопроса я на данный момент сведений не имею».
– Васечка, ты соображаешь, что говоришь? – перешла на «ты» мама. – Это объяснение устареет, прежде чем ты его донесешь до милиции. Митек вот-вот вернется и все расскажет.
Больше не таясь, Блинков-младший швырнул на галошницу сумку с коньками и начал раздеваться.
– Митек, это ты?! – крикнула мама.
– Я! Василий, а тебя, что ли, опять Рыбочкина прислала?
– Пройдите! – со всей милицейской строгостью скомандовал с кухни Васечка.
Блинков-младший сунул ноги в домашние тапочки и прошел.
Васечка с мамой пили чай. На столе стоял торт, и милицейский курсант уже успел слопать солидный ломоть. Везло ему. Нет, поймите правильно! Торта не жалко. Но, с другой стороны, понятно, что предназначался торт одному восьмикласснику за успехи в розыске. То, что его лопал милицейский курсант, явившийся ябедничать на этого восьмиклассника, было, согласитесь, несправедливо.
– Я кое-что слышал, – признался Митек. – Опять подросток Блинков не дает покоя барыне Рыбочкиной.
– Что за «барыня»? – фыркнула мама. – Давай без фамильярностей. Она капитан милиции…
– …и желает мне добра, – закончил Блинков-младший.
– Да, а ты… В общем, рассказывай! – приказала мама. Лицо у нее было чужое. Ясно, что как честный человек она решила сначала разобраться, почему единственный сын попрошайничал, а уж потом его ругать. Но то, что ругать она будет обязательно, тоже было ясно.
– Оперативное мероприятие, – объяснил Блинков-младший и покосился на Васечку.
– Курсанту можно, – кивнула мама.
– Я знаю, где Никита…
Мама жестом остановила его, подумала и сказала:
– Курсанту, пожалуй, рано. Пойдем в комнату.
Васечка покраснел и насупился. Выходя, Блинков-младший сделал ему ручкой.
Мама втащила Митьку в свою комнату и плотно прикрыла за собой дверь.
– Объяснения потом, – отрывисто сказала она. – Ты его видел?
– Нет, но завтра точно увижу. А может, и сегодня, если речевку для «беженцев» сочиню.
– Какие беженцы, какая речевка?
Мама рылась в сумочке. Выложила пистолет, выложила пудреницу и запасную обойму с патронами и добралась до небольшого конверта.
– Никита попрошайничает в метро, – стал объяснять Блинков-младший, – одноногого изображает. У них поделено, кто по какой линии ездит, и даже расписание есть. А следит за всеми смотрящий. Он скажет, где Никита, если я сочиню речевку для «беженцев». Ну, знаешь, как они говорят: «Сами мы не местные» – и все такое.
Мама вытряхнула из конверта несколько паспортных фотокарточек и разложила на туалетном столике.
– Никита здесь есть?
Блинков-младший замялся. Все мужчины на карточках были по-солдатски коротко острижены – попробуй узнай в них заросшего до глаз Никиту!
И вдруг…
– Кранты! – простонал он. – Ну конечно, кранты!
С одной из карточек на него смотрел «одноногий». Тот самый, с которым Блинков-младший попрошайничал!
Мама перевернула карточку. «Краснов Николай Анатольевич», – прочитал на обороте Митек. Николай, а не Никита!
Глава XIX. КРАСНОВАТЫЕ УШИ ПРЕСТУПНИКА
И закрутилась карусель! Минуту спустя Блинков-младший, наскоро объяснив маме подробности, был выставлен на кухню. А к Васечке мама даже не вышла, только крикнула из комнаты:
– Василий, я освобожусь нескоро! Хочешь – жди, а лучше зайди завтра.
И сразу же затилиликал телефон на кухне – мама дозванивалась по своему, параллельному. Васечка сидел красный как рак. Еще бы! Ему, милицейскому курсанту, «пока рано» знать то, что известно какому-то восьмикласснику!
– Ну, как наш спор? – спросил Блинков-младший.
Васечка молча полез в сумку. На свет появился бледный и грязный рисунок, раз десять прошедший через разные копировальные аппараты. Блинков-младший с трудом узнал фоторобот, который сам же помогал составлять в контрразведке. А вот подпись под рисунком он читал впервые: «Приметы Никиты. На вид не старше 40 лет, рост 175-178 см, среднего телосложения, худощавый, волосы русые, длинные, на одном из пальцев руки возможна татуировка в виде перстня».
– Никакой татуировки у него нет, – заметил Блинков-младший. – Ее, наверное, пенсионерки во дворе придумали. И не Никита он, а Николай. Завтра у вас в милиции будет фотокарточка. Если его раньше не возьмет контрразведка.
Васечка слушал, повесив голову.
– Я проиграл, Блин, – вздохнул он. – Только, чур, бить без оттяжки. Спорили на простые щелбаны.
Блинков-младший нацелился щелкнуть в покорно подставленный Васечкин лоб…
…И подумал, что милицейский курсант здесь ни при чем. По справедливости, двадцать щелбанов заслужила Рыбочкина. Но в этом мире не будет справедливости, пока им правят взрослые.
– Мне хватит того, что я просто выиграл, – великодушно сказал он и протянул Васечке руку.
Мама вернулась на кухню, когда милицейского курсанта и след простыл.
– Ушел? – удивилась она и сразу же забыла про Васечку. – Времени у нас в обрез. Одевайся, Митек, проводи меня до метро. Уточним кое-что, и вернешься домой.
Блинков-младший понял, что мама вызвала группу захвата – брать смотрящего и, если повезет, Никиту, то есть Николая. Потому и спешка. Раз Николай сдавал выручку, значит, и другие попрошайки заканчивают рабочий день; смотрящий может уйти, и группа захвата опоздает.
И точно. Не успели они выйти во двор, как мама потребовала:
– Давай приметы смотрящего.
Тут Блинков-младший блеснул! Он хорошо помнил, какие приметы Никиты были напечатаны под фотороботом, и выдал в том же порядке:
– На вид не старше двадцати пяти лет, рост ниже меня, когда он сидит, а я стою, толстого телосложения, мордастый, волосы русые, короткие, на пальце перстень – вот такенная «гайка» – и еще кожаное пальто! Да, и кличка у него – Большой. Но лучше бы я сам его показал.
– В следующий раз, – отрезала мама. – Глаза какого цвета?
– Не помню, – признался Блинков-младший.
– А уши?
Уши Митек запомнил хорошо, потому что в начале их разговора смотрящий сидел к нему затылком.
– Красноватые, – с уверенностью ответил он. – Без шапки, наверное, ходит.
Мама отвернулась и прыснула в нос. Уши у нее тоже стали красноватые.
– Я спрашивала про форму, – сказала она серьезным тоном.
Блинков-младший понял, что сморозил ерунду. Ладно, а какие все-таки уши у смотрящего? Он отлично их помнил, но не мог описать.
– Например, у тебя треугольные, малые, прижатые, – подсказала мама.
Ощупывая для сравнения свои уши, Блинков-младший сказал:
– Круглые, побольше моих и лопоухие.
Они шли мимо школы. Еще пять минут – и метро; еще полчаса – и мама схватится с верзилой смотрящим. Она скорее всего даже не достанет пистолет из сумочки. Когда вокруг много народу, оперативники не стреляют, чтобы не задеть пулей случайного прохожего.
– Мам, ты сама его будешь брать? – спросил Блинков-младший.
– Много чести для такой шпаны, чтобы его подполковник брал, – фыркнула мама. – Ты что думаешь, единственный сын, маме не терпится погеройствовать? Я к себе в контрразведку еду, а смотрящего возьмут и без меня. Он и нужен-то минут на пять, пока не расколется. Трясанут его, узнают, где живет Никита, и отпустят.
– Отпустят?! – удивился Блинков-младший. – Он же преступник!
– Мы контрразведка, – ответила мама. – А таким жульем пускай вон Васечка занимается. Смотрящий он! Если хочешь знать, в уголовном мире смотрящий – это величина, как начальник отделения милиции, только наоборот. Он сам деньги не собирает. А этот Большой – в лучшем случае бригадир… Ну и как, единственный сын, понравилась тебе жизнь попрошаек? Не сеют, не пашут…
– Противно, – сказал Блинков-младший. – Люди от души деньги дают, а они… Неужели никто об этом не знает?
– Знают. Профессиональному нищенству сотни лет, а скорее даже тысячи! Думаешь, ты первый раскрыл, что нищие – обманщики?
– Все?
– В какой-то степени все. Не каждый ногу поджимает, но каждый, кроме совсем немощных, мог бы найти себе работу. Разве трудно сидеть на домашнем телефоне, звонки принимать? А таких работ полно.
– А почему тогда по телевизору говорят: безработица, безработица?
– Безработица для специалистов, – объяснила мама. – Если закроют папин Ботанический сад, он же не пойдет в грузчики, а будет искать работу для кандидата ботанических наук. Вот и получится, что где-то пустует место грузчика, а ботаник сидит без работы… Хотя наш папа долго не просидит. Он может быть преподавателем в институте или агрономом. В конце концов, может цветы выращивать на продажу. Он только одного не может: жить за чужой счет.
– Мам, я не понял, ты кого воспитываешь? – удивился Блинков-младший. – Если меня, то я все понимаю.
– Да никого, – сказала мама. – Просто обидно, когда взрослые дармоеды втягивают ребят. Этот Витька задаром получает деньги на развлечения, которые тебе достаются не каждый день. Скорее всего он считает себя очень умным. А на самом деле…
Мама вдруг замолчала. До метро оставалось две минуты хода, а она свернула во двор и села на скамейку.
– Что с тобой? – спросил Блинков-младший.
– Ничего особенного, Митек. Могу я попудрить нос?
И мама действительно начала пудрить нос. Но Блинкова-младшего было невозможно провести такими штучками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19