И вот, в то время как Марилла и миссис Рэйчел хлопали и кричали на огромном митинге, Энн с Мэтью сидели на уютной кухне в Грингейбле. В старинной печи ярко горел огонь, окна были украшены сверкающим морозным узором. Мэтью дремал на диване с газетой в руках, а Энн старательно готовила уроки, хотя ее глаза то и дело устремлялись на полку: там лежала новая книга, которую ей дала почитать Джейн Эндрюс. Джейн уверяла, что книга до того интересная — не оторвешься, и Энн страшно хотелось бросить геометрию и поскорее достать ее с полки. Но тогда завтра Джильберт Блайт одержит над ней верх. Энн пересела так, чтобы не видеть полку, и попыталась представить, что никакой книги вовсе нет.
— Мэтью, ты в школе учил геометрию?
— Да нет, не пришлось, — ответил Мэтью, просыпаясь.
— Жаль, — вздохнула Энн. — Тогда бы ты, по крайней мере, мог мне посочувствовать. А если ты о ней понятия не имеешь, то тебе трудно представить, какая это гадость. Она отравляет мне всю жизнь. Я в ней просто ничего не смыслю.
— Ну, что ты, — успокоил ее Мэтью. — Ты очень даже хорошо во всем разбираешься. На прошлой неделе мистер Филлипс сказал мне в Кармоди, что ты хорошо учишься и делаешь огромные успехи. Он так и сказал: огромные успехи. Некоторые говорят, что Тедди Филлипс не больно-то хороший учитель, а по-моему, он дельный парень.
Мэтью объявил бы дельным парнем любого, кто хорошо отзывается о его милой Энн.
— У меня, может, получалось бы еще лучше, если бы он все время не менял буквы, — пожаловалась Энн. — Только я выучу теорему наизусть, а он возьмет и на доске поставит на углах треугольника не те буквы, которые в учебнике, и у меня все путается в голове. Разве это хорошо — так морочить своих учеников? А еще мы изучаем основы сельского хозяйства, и я теперь знаю, почему У нас дороги красного цвета. Мне всегда так хотелось это узнать. Интересно, как там Марилла и миссис Линд? Миссис Линд говорит, что если у власти останется теперешнее правительство, то Канада погибнет и что все избиратели должны это помнить, когда пойдут голосовать. О говорит, что если бы женщинам дали право голоса, все изменилось бы к лучшему. А ты за кого голосуешь, Мэтью?
— За консерваторов, — не задумываясь ответил Мэтью. Он всю жизнь голосовал за консерваторов.
— Тогда и я за консерваторов, — решила Энн. — И очень хорошо, потому что Джил… некоторые мальчики в школе за либералов. Мистер Филлипс тоже, наверное, за либералов, потому что отец Присси Эндрюс либерал, а Руби Джиллис говорит, что когда мужчина ухаживает за девушкой, он должен соглашаться с ее матерью в вопросах религии и с ее отцом — в вопросах политики. Это так, Мэтью?
— Да кто его знает, — Мэтью пожал плечами.
— А ты когда-нибудь ухаживал за девушкой?
— Да нет, как-то не пришлось, — ответил Мэтью, который за всю жизнь ни разу даже не помыслил ни о чем подобном.
Энн задумалась, подперев рукой подбородок.
— А ведь это, наверно, довольно интересно, а, Мэтью? Руби Джиллис говорит, что когда вырастет, заведет кучу ухажеров и все они будут сходить по ней с ума. А мне это не нравится. Я бы предпочла одного, и чтобы он был в здравом уме. Но Руби Джиллис в этих делах разбирается очень хорошо, потому что у нее много взрослых сестер, которых, как говорит миссис Линд, расхватали, как горячие пирожки. Мистер Филлипс приходит к Присси почти каждый вечер. Он уверяет, что готовит ее в колледж, но Миранда Слоун тоже собирается в колледж и нуждается в помощи гораздо больше, чем Присси, потому что глупее ее, однако к ней он вечером не приходил ни разу. Все-таки в мире много непонятного, Мэтью.
— Это верно, я и сам не все понимаю, — признался Мэтью.
— Ну ладно, надо заканчивать геометрию. Ни за что не открою книгу Джейн, пока не сделаю уроки. Если б ты только знал, Мэтью, какое это искушение. Даже когда я поворачиваюсь к ней спиной, я все равно вижу ее, будто она стоит передо мной. Джейн сказала, что пролила над ней море слез. Я обожаю книжки, над которыми плачешь. Вот что — унесу-ка я ее в гостиную и запру в шкафчик с вареньем, а ключ отдам тебе. И не давай его мне, Мэтью, пока я не разделаюсь с уроками, даже если я буду тебя умолять, стоя на коленях. Хорошо им говорить: боритесь с искушением, но все-таки с искушением бороться гораздо легче, когда у тебя нет ключа. Заодно сбегаю в погреб и принесу яблоки. Ты хочешь яблок, Мэтью?
— Что ж, почему бы и нет, — согласился Мэтью, который вообще не ел яблок, но знал, что Энн их очень любит.
И вот, когда Энн поднялась из погреба с тарелкой яблок в руках и лицом торжествующей добродетели, снаружи раздались торопливые шаги, мгновение спустя дверь распахнулась, и перед Энн предстала Диана Барри. Она прерывисто дышала, лицо ее было бледным, голова кое-как обмотана платком. От изумления Энн выронила и свечу, и тарелку, которые полетели вниз по ступенькам и на следующий день были обнаружены Мариллой на дне погреба в кучке оплавившегося воска. Собирая их, Марилла вознесла молитву Всевышнему за то, что Он спас их от пожара.
— Диана! — воскликнула Энн. — Что случилось? Твоя мама решила меня простить?
— Ох, Энн, бежим скорее к нам, — умоляющим голосом сказала Диана. — Моя сестренка Минни заболела. Наша служанка Мари говорит, что это круп, а папа с мамой уехали в Шарлоттаун, и некому даже съездить за Доктором. Минни еле дышит, а Мари не знает, что надо делать… Энн, я так боюсь!
Мэтью, не говоря ни слова, уже надел пальто и шапку и вышел во двор.
— Мэтью пошел запрягать лошадь и сейчас поедет за доктором в Кармоди, — объяснила Энн, торопливо одеваясь. — Он ничего не сказал, но я его понимаю без слов. У нас с ним родственные души.
— Он не найдет доктора в Кармоди! — в отчаянии воскликнула Диана. — Доктор Блэр в Шарлоттауне, и, наверное, доктор Спенсер тоже. Мари не знает, что делать, когда ребенок заболевает крупом, а миссис Линд тоже уехала. Ой, Энн, как все ужасно!
— Не плачь, Диана, — постаралась ободрить ее Энн. — Я отлично знаю, что надо делать. Не забывай, что у миссис Хэммонд было три пары двойняшек и я их всех вынянчила. На трех парах двойняшек приобретаешь огромный опыт. Они все переболели крупом. Подожди только, сейчас возьму бутылку с ипекакуаной — у вас, может, ее нет в доме. Ну, идем.
Девочки, взявшись за руки, побежали по Тропе Мечтаний, а потом напрямик через поле, покрытое ледяной коркой. Через лес им было бы ближе, но там пришлось бы пробираться по глубокому рыхлому снегу. Энн очень жалела бедную Минни, однако при всем том она радовалась встрече с подругой при таких романтических обстоятельствах.
Трехлетней Минни действительно было очень плохо. Она лежала в кухне на кушетке, и ее хриплое тяжелое дыхание разносилось по всему дому. Пухленькая девушка-француженка Мари, которую миссис Барри наняла присматривать за детьми в свое отсутствие, совсем растерялась. Она понятия не имела, что делать, у нее все валилось из рук.
— Да, у Минни действительно круп, — со знанием дела определила Энн. — Ей плохо, но я видела случаи и похуже. Первым делом надо нагреть побольше воды. Диана, у вас в чайнике и чашки не наберется! Ну вот, я налила полный чайник и поставила на огонь. Мари, подложи дров. Не знаю, о чем ты только думала? Уж воды-то могла бы согреть. Я сейчас раздену Минни и уложу в постель, а ты, Диана, поищи ночную рубашку потеплее и помягче, лучше фланелевую. Первым делом я дам ей ложку ипекакуаны.
Минни не хотела пить лекарство, но Энн не зря вынянчила три пары близнецов. Она ловко влила Минни в рот ипекакуаны — и делала это через каждый час в течение долгой и тревожной ночи, которую две девочки провели у постели задыхавшегося ребенка, стараясь облегчить его страдания. Мари, когда ей сказали, что надо делать, развела жаркий огонь и нагрела столько воды, что ее хватило бы на целую палату больных детей.
В три часа ночи Мэтью привез доктора — ему пришлось ехать в Спенсервейл, ближе ни одного не нашлось. Но к этому времени Минни уже стало лучше и она даже заснула.
— Я было совсем пришла в отчаяние, — призналась Энн доктору. — Ей становилось все хуже, а под конец сделалось так плохо, как не бывало ни одному из близнецов миссис Хэммонд, даже из последней пары. Я боялась, что она умрет от удушья. Когда я вылила ей в рот последнюю ложку ипекакуаны, я сказала себе — не вслух, конечно: не хотела пугать Диану и Мари, они и без того были до смерти напуганы, — но про себя сказала: «Ну вот, больше мне надеяться не на что». Но минуты через три она вдруг откашляла очень много мокроты и ей сразу стало легче дышать. Представляете, доктор, какое я почувствовала облегчение! Я просто не могу выразить это словами. Есть такие вещи, которые нельзя выразить словами.
— Да, я знаю, — кивнул доктор.
Он глядел на Энн так, словно у него в голове тоже бродили мысли, которые нельзя выразить словами. Однако он сумел сделать это позднее в присутствии мистера и миссис Барри:
— Эта рыженькая девочка, — приемыш Кутбертов, — просто молодец. Поверьте мне, — она спасла вашему ребенку жизнь. Я приехал слишком поздно, и если бы не она, ребенок умер бы. Сколько ей — одиннадцать лет? И такое присутствие духа и умение обращаться с больными! Когда она мне объяснила, какие у девочки были симптомы и какие она принимала меры, я просто диву давался. А глаза ее так и лучились от счастья. Поразительная девочка!
Энн ушла домой морозным ясным утром. От усталости у нее слипались глаза, но тем не менее она без умолку говорила всю дорогу до дома:
— Ой, Мэтью, какое замечательное утро, правда? Я так рада, что живу в мире, в котором бывают такие красивые заиндевелые деревья. И я рада, что у миссис Хэммонд были три пары двойняшек, а то я не знала бы, что делать с Минни. Мне даже жаль, что я сердилась на миссис Хэммонд за то, что она все время рожала двойняшек… Ой, Мэтью, как спать хочется! Я не пойду в школу. У меня просто глаза закрываются. Мне не хочется, чтобы Джил… чтобы разные там воспользовались моим отсутствием — потом будет еще труднее догонять, но ничего, тем интереснее. Зато когда добьешься своего, сердце радуется, правда, Мэтью?
— Чего там, конечно, ты их всех обгонишь, — подбодрил ее Мэтью, взглянув на бледное личико девочки с темными кругами под глазами. — Ложись сразу спать, а я сделаю все, что нужно по дому.
Энн так и поступила и заснула так крепко, что проснулась только часа в три пополудни. Она спустилась на кухню, где Марилла, уже вернувшаяся домой, спокойно вязала у окна.
— Ну, видела премьер-министра, Марилла?! — воскликнула Энн. — Каков он из себя?
— Я одно скажу, что премьером его назначили не за красоту, — отозвалась Марилла. — Один нос чего стоит. Но язык у него хорошо подвешен. Я радовалась, что голосую за консерваторов. А Рэйчел, которая стоит за либералов, о нем, конечно, доброго слова не сказала. Обед дожидается тебя в духовке, Энн. И можешь взять на десерт сливового повидла из кладовой. Ты, наверное, сильно проголодалась. Мэтью мне рассказал про вчерашнюю ночь. Как удачно, что тебе приходилось иметь дело с крупом. Я бы точно растерялась — никогда не видела ребенка, который задыхается. Ладно-ладно, расскажешь мне все потом, сначала поешь. Я уж вижу, что тебя сейчас прорвет, но потерпи, садись обедать.
У Мариллы тоже были прекрасные новости для Энн, но она знала, что если расскажет их до обеда, девочка придет в такое волнение, что не сможет проглотить ни кусочка. И только когда Энн выскребла розетку со сливовым джемом, Марилла сказала:
— Энн, сегодня к нам приходила миссис Барри. Она хотела повидаться с тобой, но я не стала тебя будить. Она говорит, что ты спасла жизнь Минни, и она сожалеет, что была так резка с тобой после того случая с наливкой. Миссис Барри сказала, что теперь-то она поверила в то, что ты это сделала не нарочно, и просит тебя простить ее. Она надеется, ты опять будешь дружить с Дианой и приглашает тебя сегодня вечером, если ты захочешь прийти, потому что Диана вчера простудилась, пока бегала за тобой, и не может выйти из дому. Только, Энн, не прошиби потолок.
Это предупреждение оказалось весьма своевременным, потому что девочка вскочила на ноги. У нее, казалось, от радости выросли крылья — вот-вот взмоет в небо, а лицо сияло от счастья.
— Марилла, можно, я пойду прямо сейчас? А посуду потом вымою, да? В такой торжественный момент я просто не способна заниматься столь прозаическим делом!
— Ладно-ладно, беги, — добродушно улыбнулась Марилла. — Энн, ты что, с ума сошла? Сейчас же вернись и надень пальто и шапку! Ох, легче ветра! Убежала в чем была. Вон несется по саду, только волосы развеваются. Господи, хоть бы не простудилась.
Энн вернулась, когда наступили лиловые зимние сумерки, а в юго-западной части неба загорелась огромная, жемчужного цвета звезда. Она вошла в дом пританцовывая и объявила Марилле:
— Перед тобой, Марилла, счастливый человек. Да, абсолютно счастливый — я даже не думаю о своих рыжих волосах. Я воспарила душой выше подобных пустяков. Миссис Барри поцеловала меня, расплакалась и сказала, что очень сожалеет, что плохо обо мне думала, и, наверное, никогда не сможет отблагодарить меня за то, что я для нее сделала. Мне было даже неловко, Марилла, и я просто вежливо сказала: «Я совсем на вас не в обиде, миссис Барри. Могу только повторить, что я не хотела напоить Диану, и давайте предадим этот прискорбный эпизод забвению». Правда, в этих словах много достоинства, Марилла? Мне кажется, я все-таки дала миссис Барри почувствовать, как она была несправедлива. А мы с Дианой замечательно провели время. Она показала мне новый узор, которому ее научила тетка из Кармоди. В Эвонли его никто, кроме нас, не знает, и мы поклялись никому не раскрывать его тайну. Мы хотим попросить мистера Филлипса позволить нам опять сидеть вместе, а Герти Пайн пусть сидит с Минни Эндрюс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32